Ознакомительная версия.
Так, Военная коллегия Верховного Суда РФ, рассмотрев в судебном заседании уголовное дело по кассационным жалобам защитника интересов О. – адвоката М. и законного представителя О. – О. 3. на постановление Приволжского окружного военного суда от 25 июля 2003 г., согласно которому военнослужащий войсковой части 71 111 майор О. был освобожден от уголовной ответственности за совершение запрещенного законом деяния, предусмотренного ч. 1 ст. 30, п. 4 ст. 33 и п. «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ, с применением к нему принудительных мер медицинского характера в психиатрическом стационаре специализированного типа, установила следующее. Согласно постановлению суда, в сентябре 2002 г. у О. возникли неприязненные отношения к гражданину С, поскольку его жена, О. Г., подала заявление на развод и стала сожительствовать с С. Неоднократные попытки вернуть жену в семью результата не дали, поэтому О. решил убить С. С этой целью он в период с ноября 2002 г. по 14 января 2003 г. неоднократно предлагал ранее судимому Г. самому либо с привлечением знакомых за вознаграждение в 2000 долл. убить С. Однако в последующем Г. отказался от убийства С., 9 декабря 2002 г. обратился с заявлением в милицию, и 25 января 2003 г. О. был задержан. В кассационных жалобах защитник М. и законный представитель О. 3. просили постановление суда от 25 июля 2003 г. в отношении О. отменить и уголовное дело прекратить. В жалобах утверждалось, что О., будучи психически здоровым человеком, никакого преступления не совершал и был оговорен С, с которым у него сложились неприязненные отношения, связанные с попытками О. «образумить жену», которая сожительствовала с С, и ради двух детей сохранить семью. Кроме того, поводом для неприязни со стороны С. послужил факт возбуждения уголовного дела в отношении его родственника при активном содействии в этом О. работникам правоохранительных органов. По мнению заявителей, О. категорически отрицал намерение убить С, поясняя, что такую цель преследовал Г., который неоднократно приходил к нему домой с просьбой занять денег. Не отрицая факта бесед с Г., в ходе которых О. высказывал «нелицеприятные вещи» в адрес С., так как считал его виновником распада своей семьи, законный представитель О. 3. считает, что по инициативе С. Г. специально провоцировал О. к высказыванию угроз в адрес С. и записывал эти разговоры на диктофон, чтобы предоставить записи с угрозами правоохранительным органам. Характеризуя взаимоотношения Г. и О., законный представитель О. 3. утверждает, что сын поддерживал отношения с Г. для того, чтобы иметь информацию о своей бывшей жене, разлуку с которой он очень переживал. Пользуясь этим, Г. занял у сына 33 тыс. руб. на покупку автомобиля и другие нужды, не связанные с противозаконной деятельностью. Заявители также утверждали, что действия С. и Г., которые ранее отбывали наказание в местах лишения свободы и поддерживали между собой приятельские отношения, носили согласованный и провокационный характер с целью расправы над О.
Однако эти обстоятельства оценки в судебном заседании не получили, что свидетельствует об одностороннем и неполном судебном разбирательстве. В суде также не были допрошены свидетели Г., Ф. и Б., которые намеренно не явились по вызову суда в заседание. Законный представитель О. 3. не согласна также с решением суда о признании ее сына невменяемым, поскольку считает его психически здоровым человеком. Он на учете у психиатра и нарколога не состоял, а указанный в акте № 140 стационарной судебно-психиатрической экспертизы от 21 апреля 2003 г. диагноз – невроз, с которым сын якобы лечился около месяца в окружном военном госпитале города Самары, записан с его слов и без документального медицинского подтверждения. Ничего не известно ей и о наличии у сына травмы головы, которая, по мнению экспертов, в числе других причин привела к психическому заболеванию сына. Поскольку О. не является психически больным человеком и не представляет угрозу для общества, к нему принудительные меры медицинского характера применяться не должны.
Проверив материалы дела и обсудив доводы кассационных жалоб, Военная коллегия пришла к выводу о том, что постановление суда о применении к О. принудительных мер медицинского характера подлежит отмене, поскольку изложенные в нем выводы не подтверждены доказательствами, исследованными в судебном заседании. Согласно требованиям ст. 74 и п. 2 ч. 3 ст. 75 УПК РФ показания лица, в отношении которого поставлен вопрос о применении принудительных мер медицинского характера, не могут рассматриваться как источник доказательства по делу. Они не имеют юридической силы, не могут быть положены в основу решения по делу и использоваться при разрешении вопросов о применении принудительных мер медицинского характера. Однако из материалов дела видно, что согласно заключению экспертов-психиатров от 21 апреля 2003 г., обследовавших О. в стационарных условиях, у него установлено болезненное расстройство психики, которое в инкриминируемый период и в настоящее время лишает его возможности осознавать фактический характер своих действий и руководить ими. Несмотря на это, в обоснование постановления об освобождении О. от уголовной ответственности и о применении к нему принудительных мер медицинского характера суд положил протокол очной ставки между О. и Г. от 4 октября 2002 г., что недопустимо. Кроме того, не исследовав в судебном заседании протокол обыска от 25 января 2003 г., проведенного в квартире О., суд положил указанное доказательство в основу постановления и, сославшись на показания потерпевшего С. об обстоятельствах, которые ему стали известны со слов Ф., Б. и Г., этих свидетелей не допросил. Наряду с этим из показаний потерпевшего С. видно, что, помимо убийства, О. предлагал Г. деньги для того, чтобы тот подбросил С. наркотики. О передаче денег на приобретение наркотиков, которые он должен был подбросить С., пояснил и сам Г. в заявлении на имя начальника ГУВД г. Межгорье от 9 декабря 2002 г., которое оглашалось в судебном заседании. Однако этим обстоятельствам в постановлении суда никакой оценки не дано. При таких обстоятельствах вывод суда о том, что О. в период с ноября 2002 г. по 14 января 2003 г. неоднократно предлагал Г. совершить убийство С, т. е. путем найма склонял Г. к совершению действий, направленных на умышленное убийство потерпевшего, вызывает сомнение в своей обоснованности. Принимая решение об освобождении О. от уголовной ответственности и о применении к нему принудительных мер медицинского характера, суд сослался на приведенное выше заключение экспертов-психиатров от 21 апреля 2003 г. № 140, согласно которому у О. обнаружено паранойяльное развитие личности (хроническое бредовое расстройство по МБК-10). Об этом, как отражено в заключении, свидетельствуют данные анамнеза о появлении у него в 1996 г. в условиях психотравмирующей ситуации сверхценных образований, которые в последующем трансформировались в стойкий паранойяльный синдром и систематизацию болезненных идей с вовлечением широкого круга должностных лиц, присоединились аффективные расстройства, нарастала аффективная охваченность вплоть до тревоги за свою жизнь, сформировалось сутяжное поведение с борьбой за свои права и восстановление справедливости. Кроме того, в результате освидетельствования у О. выявлен стойкий паранойяльный синдром, аффективно заряженный, паралогичность мышления, некритичность к своему состоянию и ситуации. Указанные болезненные расстройства лишали и лишают О. в инкриминируемый период возможности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. По психическому состоянию в соответствии со ст. 97, ч. 1, п. «а», и ст. 99, ч. 1, п. «в», УК РФ О. рекомендовано принудительное лечение в психиатрическом стационаре специализированного типа. Согласно п. 6 Постановления Пленума Верховного Суда СССР от 26 апреля 1984 г. «О судебной практике по применению, изменению и отмене принудительных мер медицинского характера» решение вопроса о невменяемости, применении принудительных мер медицинского характера и определении типа больницы относится к компетенции судов. Поэтому заключение экспертов-психиатров подлежало тщательной оценке в совокупности со всеми материалами дела. Однако заключению экспертов суд не дал должной правовой оценки, в том числе в совокупности с другими доказательствами по делу, а вывод суда о его научной обоснованности вызывает сомнение по следующим основаниям. Как видно из материалов дела, в них отсутствуют медицинские и другие документы, которые могли бы объективно подтвердить данные анамнеза, выдвинутого экспертами-психиатрами, а все сводится к показаниям О. и потерпевшего С. о характере поведения и состоянии здоровья О. В частности, в деле отсутствуют медицинские документы, отражающие физическое развитие и состояние здоровья О. в детском возрасте, подтверждающие факт получения им черепно-мозговой травмы, а также отравления в 13-летнем возрасте угарным газом.
Ознакомительная версия.