Экспертизу поручили Пермскому врачебному отделению, но мнения инспектора и его помощника разошлись. Тогда были приглашены посторонние врачи, но и это не привело к единой точке зрения, прежде всего по основному вопросу: какая из ран на теле Нагибиной является входной, а какая выходной. Если одни считали входным отверстие под правой ключицей, то другие — в спине. Столь же разноречивыми оказались мнения и по другим вопросам.
Дело поступило в Медицинский совет, функционировавший при Министерстве внутренних дел. Совет признал необходимым привлечь к разрешению столь сложного и запутанного случая известного хирурга Н.И. Пирогова, который очень тщательно подошел к экспертизе. Он составил основное и дополнительное заключения, в которых указывал, что в жизни «самое невероятное иногда бывает правдою», и признал необходимым произвести испытания с ружьями разной длины ствола и с разным положением тела в момент выстрела. Испытания подтвердили первоначальное заключение ученого об убийстве Степаниды Нагибиной выстрелом через окно.
В этом заключении Н.И. Пирогов пишет, что «следователь упустил из виду описание величины ружья и не проверил, подходила ли найденная под лавкою пуля к стволу; судебный врач еще менее того обратил внимание на величину, форму и изменения пули от выстрела, хотя при исследовании огнестрельной раны каждый хирург, так сказать, невольно, не может упустить из виду найденного им в ране или вне ее снаряда от оружия, из которого сделан был выстрел. И разве снаряд и оружие не столько же должны интересовать при расследовании каждого огнестрельного повреждения врача, как и следователя?»
Указывая далее на значение зарисовок, сделанных следователем при осмотре трупа, великий хирург подчеркнул важность наглядного отображения в материалах дела раны, орудия, снаряда и заключил: «Конечно, для нас — и не для одной Перми — фотографические изображения относятся пока еще к благочестивым желаниям, но более или менее наглядные рисунки везде и у нас, как это доказывает дело Нагибиной, возможны, а потому и должны быть обязательны».
Медицинский совет согласился с заключением своего члена: «Вполне разделяя мнение… Пирогова об убийстве крестьянки Нагибиной, совет определил: препроводить по принадлежности (то есть в Пермский окружной суд) в копии означенный журнал».
Суд вынес Даниле Нагибину обвинительный приговор, признав его виновным в умышленном убийстве жены, которую он постоянно подозревал в супружеской неверности.
В 1874 году в столице Российской империи Петербурге произошел грандиозный пожар. Огнем была уничтожена огромная паровая мельница, арендуемая «королем Калашниковской хлебной биржи» богатеем Овсянниковым. Расследование происшествия, а главное, проведенная по делу химическая экспертиза, позволили установить, что причиной пожара явился умышленный поджог. Экспертное исследование проводилось под руководством выдающегося русского химика А. М. Бутлерова.
Необходимость в экспертизе возникла потому, что обвиняемый и его адвокат объясняли пожар случайным взрывом мучной пыли. Чтобы решить, мог ли вообще такой взрыв произойти, какова воспламеняемость муки и мучной трухи и могут ли они гореть, перенося огонь из одного помещения в другое, А. М. Бутлеров и его помощники провели серию экспериментов.
Выяснилось, что мука и мучная пыль могут воспламеняться, но только под действием открытого огня. Разгораются они постепенно, долго тлеют, а когда наконец появляется пламя, то оно распространяется в них очень медленно.
Так была доказана объективная невозможность взрыва мучной пыли, и версия Овсянникова о случайном возникновении пожара оказалась научно опровергнутой. «Король хлебной биржи» сел на скамью подсудимых и был осужден, кстати сказать, впервые за всю свою преступную деятельность.
Мало кто верил, что он и на сей раз не выйдет сухим из воды. Ведь на его совести было полтора десятка уголовных дел, за которые он был только «оставлен в подозрении». Денег на подкуп царских чиновников Овсянников не жалел, потому, когда он был арестован, немецкие газетчики не случайно иронизировали, что «двенадцатикратный миллионер Овсянников в заключении долго находиться не будет, и скоро станет известно об освобождении одиннадцатикратного миллионера Овсянникова».
Однако на этот раз щедрые взятки не помогли. На суде подтвердилось, что истинная причина пожара — поджог, который по хозяйскому приказу совершил приказчик Левтеев.
Последнее прибыльное дело закончилось для Овсянникова совсем не так, как он рассчитывал, — тюрьмой.
Судебные органы Российской империи стали прибегать к помощи филологов в тех случаях, когда требовалось установить по документам их автора. Первый случай такой литературно-текстологической экспертизы относится к 1886 году.
При вскрытии трупа скоропостижно скончавшегося липецкого помещика Петина выяснилось, что причиной смерти стало умышленное отравление. Возбудили уголовное дело, при расследовании которого студент Анисимов, живший в семье Петина на правах домашнего учителя, сообщил, что незадолго до своей кончины хозяин передал ему анонимное письмо, могущее помочь в установлении истины. Текст письма начинался словами: «Тебе, утратившему подобие Божие, погрязшему в гнусном разврате и леденящих душу преступлениях, Каину и извергу, давно уже хочется мне сказать несколько слов.»
Далее письмо содержало множество ругательств и угроз, а заканчивалось словами: «И я думаю, что на тебя, закоснелого злодея, достойного виселицы, от которого откажется и сама холодная могила, мои правдивые слова пахнут змеиным, шипучим ядом, но я уверен, что за подлеца не придется отвечать ни перед Богом, ни перед людьми».
Вслед за этой анонимкой судебному следователю было представлено еще одно письмо, полученное за два месяца до смерти Петина липецким уездным предводителем дворянства. В нем рассказывалось о грязных слухах и сплетнях, которые будто бы распространяются о нем Петиным среди окрестных помещиков. В то же время Анисимов по собственной инициативе представил судебному следователю «краткую биографию» умершего, в которой не пожалел красок для описания отрицательных качеств покойного.
Возникло сильное подозрение в причастности самого Анисимова к смерти Петина. Основанием послужила не только не скрываемая студентом острая неприязнь к покойному, но и вскрывшийся факт близких отношений, существующих между домашним учителем и молодой женой помещика. Появилось также предположение, что автором обоих писем мог быть Анисимов.
Внешний осмотр этих манускриптов, однако, ничем не подтвердил подобные предположения: бумага, чернила и почерк говорили о разных источниках их происхождения. Оставалось одно: попытаться исследовать не только внешние данные писем, но и само их содержание. Для этого судебный следователь пригласил в качестве экспертов профессора Тихонравова, Брандта и магистра Рузского. Эксперты подвергли исследованию два анонимных письма и «краткую биографию» Петина.
В результате кропотливых трудов они пришли к единодушному выводу, что автор всех этих документов не кто иной, как студент Анисимов. Эксперты отметили, что в обоих письмах, по внешним признакам так непохожих друг на друга, содержится одно и то же выражение: Петин именовался в них «отвратительным подонком мошенничества». Общими не только для писем, но и для «краткой биографии» покойного оказались излюбленные Анисимовым выражения: «змеиный, шипучий яд», «послужить к чему-нибудь» и «сказать несколько слов».
Происшедшие события во всех исследуемых документах излагались как происходящие перед глазами читателя, а предложения после точки начинались с союза «и» («И когда за чаем.», «И причина его болезни.»). В одном и том же предложении часто употреблялось несколько местоимений третьего лица («и послать ему его к тебе», «и стал ему его объяснять»). Местоимения всюду употреблялись неправильно, а вместо предлога «из» автор писал «с» («мне известно с телеграммы», «с его рассказа стало ясно»). Периоды предложений отличались крайней длиннотой, запутанностью, несогласованностью начала с концом.
Наряду с отмеченными характерными особенностями манеры изложения, слога и стиля документов эксперты обратили внимание на общую для всех их основную идею. Она состояла в том, что не следует искать виновника смерти Петина, так как он заслужил ее своим «чертовски» развратным поведением. По мнению автора писем, Петину «следовало самому покончить с собой».
Экспертиза явилась не единственным доказательством, но ее значение было очень велико. Анисимову было предъявлено обвинение в умышленном отравлении Петина стрихнином. И хотя он не признал себя виновным в совершении этого преступления, присяжные заседатели вынесли ему обвинительный вердикт. Окружной суд приговорил Анисимова к каторжным работам.
