Речи по делу Мясниковых и по делу Рыбаковой довольно отчетливо характеризуют его как судебного оратора. Глубокий и последовательный анализ доказательств, внимательный и всесторонний разбор доводов обвинителя при сравнительно простой структуре речей, отсутствие излишнего полемического задора свойственны и той, и другой его речам. С точки зрения их восприимчивости они по сравнению с речами ряда других ораторов (Андреевского, Плевако, Карабчевского), представляются несколько скучноватыми, однако это ни в какой мере не отражается на их ценности и богатстве как судебных речей.
БОБРИЩЕВ-ПУШКИН АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ 1851—1903Судебный деятель, писатель, воспитывался в Императорском училище правоведения. Занимал должности председателя Петербургского окружного суда и товарища обер-прокурора уголовного кассационного департамента Сената, один из стойких служителей Судебных уставов, верный их духу и заветам первых годов Судебной реформы. Не ограничиваясь практической деятельностью, он посвятил много труда вдумчивому изучению условий и результатов судебной работы представителей общественной совести. Его «Электрические законы деятельности русского суда присяжных» с атласом таблиц и диаграмм представляют собой богатые и разнообразные выводы из наблюдений над разнородными проявлениями этого суда. В сенатской своей деятельности он горячо отдался стремлению к правильному проведению дел о расколе и сектанстве. Понимая, что ни заботливое слово пастыря, ни разумные указания учителя не приходят в широкой и должной мере на помощь народу, бродящему в полутьме и гнетомому суровой природой, вековыми суевериями и заменой духа писания мертвящей буквой, он находил, что от диких взглядов изуверства до чистых рационалистических воззрений существует целый ряд оттенков и отдельных учений, судить которые одним масштабом было бы неправомерно. Признавая поэтому, что судья, который во всех многообразных случаях, относящихся к проявлению сектанства и расколоучения, механически применяет кару, не учитывая смысл и нравственную сторону учения, преследуемого подсудимым, действует с автоматическим бездушием, Бобрищев-Пушкин в стремлении устранить подобные случаи и защитить свободу совести толковал и разъяснял уголовный закон, встречая противодействие, непонимание и недовольство. Его книга «Суд и раскольники-сектанты» представляет собой замечательное руководство для судебного деятеля, содержащее богатый фактический и исторический материал, объединенный требованиями истинной справедливости и законного сострадания.
В практической своей деятельности, главным образом в качестве председателя Петербургского окружного суда, он оставался неизменно верен великим началам Судебных уставов. Излюбленные в конце девяностых годов приемы следствия с привлечением обвиняемого в самом конце процесса, чтобы избежать его активной самозащиты, и с искусственным обращением полицейских и секретных документов в следственные акты, читаемые на суде, встречали в нем горячий и тягостный для него по своим служебным последствиям отпор. В этом отношении он пережил много тревожных минут одинокой борьбы.
Бобрищев-Пушкин был любителем истории, литературы и служителем поэзии. В его собственных стихах, напечатанных во «Всемирном вестнике» уже после его смерти, чувствуется гнетущая его душу усталость от деловых тревог и житейских разочарований. Но в жизни он не опускал рук и был энергичным работником. Его писательская деятельность вызвала избрание его председателем литературно-художественного кружка имени поэта Полонского, в который он внес своими заботами, докладами и блестящими возражениями, полными разнородных сведений, большое умственное оживление. Он скончался в полном расцвете душевных сил и могучего здоровья от последствий операции в одном из курортов в окрестностях Дрездена.
ГЕРАРД ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ 1839—1903Один из самых известных русских адвокатов. Окончив в 1859 г. курс наук в Императорском училище правоведения и прослужив несколько лет в Сенате и в Царстве Польском (в юридической комиссии, подготовлявшей введение там Судебных уставов), был назначен в 1866 г. членом только что открытого Санкт-Петербургского окружного суда. В 1868 г. поступил в присяжные поверенные округа Санкт-Петербургской судебной палаты; в 1868 г. избран в члены совета присяжных поверенных, состоял товарищем председателя Совета.
Принадлежа и по происхождению, и по месту воспитания (как правовед) к привилегированному меньшинству судебных деятелей и имея впереди, благодаря хорошим связям, обеспеченную, блестящую служебную карьеру, Герард добровольно и исключительно по нравственному влечению избрал и предпочел заманчивое, но трудное адвокатское поприще. Карьера эта может дать иногда славу, реже богатство, но отнюдь не способна утолить жажду внешних отличий, властолюбия и честолюбия. Это широко открытое только для соревнования таланту и знанию демократическое поприще, как известно, совершенно уравнивает своих деятелей без различия происхождения и общественного положения. Каждый адвокат сам завоевывает себе место в сословии, и никакие усилия высоких покровителей и «кумушек» не побудят клиентов вверить дела «по протекции».
Нужно было действительно глубокое внутреннее влечение к этой трудной, но столь привлекательной для людей независимого характера свободной профессии, чтобы предпочесть ее другой, более спокойной, обеспеченной и блестящей, с точки зрения честолюбия, коронной службе. Нужен был немалый нравственный закал, чтобы благополучно обойти подводные камни, которыми так изобилует адвокатское поприще и о которых так легко и часто разбиваются неустойчивые адвокаты, даже одаренные крупным талантом.
В. Д. Спасович отметил в деятельности Герарда как выдающиеся черты его светскость, галантность, джентльменство, благовоспитанность, мягкость, благодушие. Эти черты далеко не так маловажны, как это может показаться с первого взгляда. Живое, теплое, даже горячее, страстное отношение к делу не только возможно, но и необходимо для адвоката, мало-мальски добросовестно и по призванию исполняющего свои профессиональные обязанности. Тут, как и везде, необходимо чувство меры и такта, иначе ведение дела превращается в бой обозленных петухов или грызню зверей.
Герард и был по преимуществу пропагандистом «цивилизованных», «рыцарских» приемов Судебной реформы. Для удачного исполнения этой миссии сама природа отпустила ему все данные и средства: внешнее изящество, привлекательная наружность, мягкий баритон, врожденная деликатность, развитая воспитанием, утонченная, чисто французская вежливость и предупредительность, которая не только на турнире, а на самом поле настоящей битвы уступает первый выстрел противнику.
Только тот, кто близко знаком с интимною стороною адвокатской профессии, знает те чрезвычайные трудности, которые представляет она для адвоката, смотрящего на свою деятельность как на серьезное общественное служение. Недаром еще Квинтилиан наряду с техническим элементом, с умением говорить, с даром слова ставил элемент этический, нравственную порядочность, адвокатскую чистоплотность. Без этого нравственного элемента адвокатская профессия превращается в одно из самых несимпатичных, антисоциальных, грязных ремесел, близких к умственной и нравственной проституции, ибо что может быть ниже, гаже и оскорбительнее для человеческого достоинства, как торговать оптом и в розницу своим словом, мыслью, всем своим нравственным существом, не имея иной цели и побуждения, как или слава непобедимого софиста, или, того хуже, грубый материальный расчет. Существование такого адвокатского типа, к сожалению, факт, не подлежащий сомнению. Но не он, к счастью, давал тон русской адвокатуре.
Лучшие ее представители сразу поняли и оценили важное гражданское значение адвокатской когорты в России как единственной почти публицистической кафедры для распространения в обществе начал законности, равноправности, гуманности и честности.
А для удачного выполнения такой благородной программы необходимы: а) тщательный выбор дела и аргументов по делу, с точки зрения нравственной и законной; б) бесстрашное, беззаветное служение делу «до последней капли крови», по известной присяжной форме, раз только сделан такой именно тщательный выбор. В этих двух пунктах «весь закон и пророки» адвокатского поведения, альфа и омега адвокатского нравственного кодекса.
«Секрет моего успеха,— сказал однажды Герард,— очень прост. Я всегда относился строго к выбору дел, брал исключительно дела, которые я должен выиграть или, по крайней мере, также, за которые не краснел бы, если бы и проиграл. Другая привычка моя — строгий выбор аргументов, приводимых по делу, хотя бы и такому, которому бы я не сочувствовал, но которое обязан был вести по назначению от суда. Только этому примеру следовал я и могу рекомендовать своим молодым коллегам».
