Правильность заключения экспертов подтверждается следующими обстоятельствами:
Солодовников умер в Пречистенском частном доме 3 октября 1871 года.
Игуменья Митрофания представила к делу два письма, будто бы писанные Солодовниковым 19 и 27 декабря 1870 года, в которых он сообщает, что она в течение всего времени, пока его дело не кончится, может платить его векселями без стеснения. Между тем все время, пока Солодовников был жив, игуменья Митрофания не выпустила ни одного векселя в обращение, а, по ее собственному показанию, в первый раз заложила их купцу Рытову на 95 тысяч рублей только в ноябре 1871 года, т. е. уже после смерти Солодовникова. Но и этот залог ничем не доказан.
Затем купец Махалин сказал, что кем писаны тексты на векселях Солодовникова, ему совершенно неизвестно, и почерк ему не знаком. Точно также игуменья Митрофания на первом допросе 10 октября 1873 года показала, что Солодовников привозил ей векселя совершенно готовые, с написанным текстом и подписанные, а кто писал эти тексты, ей неизвестно. Это показание игуменьи Митрофании было совершенно согласно с представленными ее поверенными другими документами от имени покойного.
Между тем на допросе 21 ноября 1873 года игуменья Митрофания созналась в том, что тексты на всех векселях, выданных ей будто бы Солодовниковым, писаны ею собственноручно, и показала, что Солодовников привозил ей не векселя, а только подписанные им бланки векселей. При этом игуменья Митрофания объяснила подробно, когда и по скольку вексельных бланков привозил ей Солодовников. Тексты она вписывала в векселя в присутствии Солодовникова. Таким образом, это последнее показание представляется совершенно согласным с экспертизой 1 ноября, удостоверяющей, что тексты на векселях писаны несомненно рукою игуменьи Митрофании, и доказывает, с одной стороны, лживость первого показания обвиняемой, а также показания Махалина о том, что ему совершенно неизвестна рука, которою писаны тексты, хотя он не менее четырех лет состоит лицом, весьма приближенным к игуменье Митрофании, а с другой стороны — правильность заключения экспертов о подложности подписи Солодовникова.
Кроме того, игуменья Митрофания в показаниях своих впала в другие противоречия: так, 10 октября она говорила, что векселя и документы Солодовников привозил ей сам и только один раз прислал пакет с приказчиком; а в показании от 21 ноября она уже утверждает, что часть векселей ею получена через монахиню Досифею. Показания игуменьи Митрофании находятся также в противоречии и с письмом от 19 декабря, будто бы писанным Солодовниковым. Из этого письма видно, что покойный 18 декабря написал для игуменьи сперва векселей на 79 тысяч рублей, а потом, в тот же день вечером, на 26 тысяч рублей, т. е. всего на сумму 105 тысяч рублей. Между тем 27 декабря Солодовников, по ее словам, привез ей бланковых векселей только на 79 тысяч рублей и затем на другой день еще на 42 тысячи рублей.
Подложность векселей и удостоверений, независимо от экспертизы и путаницы в количестве и сумме, на которую векселя выданы, доказывается еще и содержанием означенных документов. Так, в удостоверении на имя Махалина от 30 декабря сказано, что Солодовников выдал Махалину на 30 тысяч рублей векселей в уплату за полученные с него на эту сумму деньги, которые он, Солодовников, употребил по своим делам. Между тем и Махалин, и игуменья Митрофания согласны в том, что эти векселя пожертвованы, и Махалин никаких денег Солодовникову не платил.
Далее, на допросе 21 ноября игуменья Митрофания после предъявления ей экспертизы заявила, что Солодовников ей говорил, что он сделал на векселях на имя Махалина какую-то особенность в подписи, по которой он эти векселя сейчас же отличит от фирмских векселей. Между тем, из осмотра торговых книг Солодовникова и допроса представителей торговых домов Кнопа, Милютиных и Мазуриных обнаружено, что Солодовников в течение последних 30 лет фирмских векселей никому не выдавал и вел всю торговлю на наличные деньги.
По предъявлении этих данных предварительного следствия игуменье Митрофании она заявила, что, может быть, Солодовников называл фирмскими векселями векселя Серебряного и Трахтенберга. Но это возражение также оказывается несостоятельным, ибо сама игуменья Митрофания представила к делу письмо Солодовникова, свидетельствующее, что он еще в декабре 1870 года расплатился с Серебряным по векселям последнего и потому в январе 1871 года не мог назвать фирмскими векселями оплаченные векселя Серебряного.
Наконец, экспертиза 17 декабря заметила на векселях Солодовникова еще ту особенность, что цвет чернил оказывается одинаковым как в текстах, так и на подписях, чего не должно было бы случиться, если бы Солодовников, как утверждает игуменья Митрофания, привозил ей подписанные дома бланки.
Против этого замечания игуменья Митрофания возразила, что это совпадение произошло оттого, что Солодовников по ее просьбе и вследствие ее предусмотрительности, привозя ей бланки, каждый раз привозил и свои чернила в пузырьке, в доказательство же справедливости своих слов игуменья Митрофания сослалась на монахиню Досифею. Спрошенная судебным следователем монахиня Досифея показала, что действительно 2 января 1870 года Солодовников, передавая ей пакет с бланковыми векселями на 200 тысяч рублей, передал ей и пузырек с чернилами для передачи игуменье Митрофании.
Переходя затем к распискам Солодовникова, а именно: к монастырским от 30 сентября 1870 года на 35 тысяч рублей и 5 января 1871 г. на 50 тысяч рублей, к расписке от 4 января 1871 года на 200 тысяч рублей на покупку имения и к расписке в 480 тысяч рублей с неустойкой в 100 тысяч рублей — оказывается, что экспертиза, признавшая их подложными, должна быть также признана правильною.
Игуменья Митрофания утверждает, что расписка в 480 тысяч рублей есть общая, заменившая собою расписки на 200 тысяч рублей, на 50 тысяч рублей и векселя на 200 тысяч рублей, а также содержит в себе прибавку 30 тысяч рублей на бедных. Между тем тою же игуменьей Митрофанией представлена через ее поверенного еще одна расписка, будто бы Солодовникова, от 4 января на 430 тысяч рублей, в которой сказано, что она заменяет собою расписку на покупку имения и определяет 200 тысяч рублей на постройки и 30 тысяч на непредвиденные расходы.
Таким образом, из сопоставления всех этих расписок оказывается, что покойный Солодовников после выдачи монастырской расписки на 35 тысяч рублей пожелал облагодетельствовать и общину, а потому 4 января написал расписку на 200 тысяч рублей, которая и была впоследствии представлена Ее Императорскому Величеству Государыне Императрице при всеподданнейшем прошении от его имени. Затем, в тот же день, 4 января, Солодовников нашел, что этого пожертвования мало и взамен этой расписки написал другую, в 430 тысяч рублей. Но на этом Солодовников не остановился. Наградив щедро общину, он пожелал облагодетельствовать и монастырь игуменьи Митрофании, и вот 5 января Солодовников пишет расписку, заменяющую прежнюю монастырскую в 35 тысяч рублей, прибавляет пожертвование, как сказано в самой расписке, на 15 тысяч рублей, и у него выходит сумма 50 тысяч рублей. Между тем, сама игуменья Митрофания признает, что по монастырской расписке в 35 тысяч рублей Солодовниковым самим уплачено осенью 1870 года 5 тысяч рублей. Таким образом, почему в расписке от 5 января с прибавкою 15 тысяч рублей сумма составилась в 50 тысяч рублей, решительно неизвестно, и ни в одном из представленных к делу писем, свидетельств, удостоверений и т. п. документов покойного разъяснения этого нет.
По написании этой последней расписки, казалось бы, и монастырь, и община обеспечены: монастырь имеет свою расписку в 50 тысяч рублей, община свою в 430 тысяч рублей. Но оказывается, что Солодовников этим не удовлетворился и в тот же день, 5 января, опять пишет расписку, и на этот раз самую общую, в которую входят и монастырские и общинские, именно расписку в 480 тысяч рублей с неустойкой в 100 тысяч рублей, т. е. прибавляет к такому большому пожертвованию еще значительный капитал на случай, если после его смерти наследники не пожелают добровольно платить по этим документам. Далее, заменив этой последней распиской все остальные. Солодовников тем не менее передает все расписки без исключения игуменье Митрофании.
Таким образом, из этого сопоставления способа выдачи расписок несомненно вытекает убеждение в отсутствии здравого смысла в действиях жертвователя.
Бессмысленным является и другое распоряжение, сделанное будто бы покойным Солодовниковым. Почти во всех письмах и расписках, представленных игуменьей Митрофанией, упоминается, что покойный желает сохранить тайну своего пожертвования, и притом в течение только одного года. Тайна эта объясняется только ненавистью к нему его невестки Анны Герасимовны Солодовниковой и жадностью к деньгам его брата, Василия Герасимовича Солодовникова. Впрочем, разъясняет игуменья Митрофания, Солодовников по ее просьбе часть своего пожертвования решился огласить перед Ее Величеством Государыней Императрицей, именно на сумму 400 тысяч рублей, написал и подписал прошение и доверил его подать ей, игуменье Митрофании.
