Проверяя до конца версию о причастности мужа, я допросила спасателей, выезжавших в квартиру. Все они сказали в один голос: пятна крови на одежде мужа появились только после того, как он припал к телу убитой женщины. Пока они не вошли в квартиру, никакой крови на его одежде не было, в этом все спасатели были единодушны. В таком случае даже тот единственный повод, который, судя по протоколу задержания, имелся у следователя подозревать мужа, терял свое значение.
Обдумывая все это, я сидела в кабинете у заместителя начальника отделения милиции по уголовному розыску, — ждала своего часа, пока он закончит оперативку и сможет обсудить со мной план мероприятий по раскрытию убийства. Сидела и лениво прислушивалась к перечислению происшествий, случившихся на территории отделения за сутки. Ухо мое уловило, что в милицию обратилась девушка с заявлением о непонятном парне, показавшем ей в лифте нож, но не требовавшем ни ценностей, ни сексуального удовлетворения. Она хоть и испугалась, но не показала виду, и он через некоторое время сам убрал нож и вышел из лифта.
Странное происшествие, подумала я. Какой-то больной, который, видимо, испытывает удовольствие, вгоняя кого-то в ужас. А если не получается,’ он теряет к объекту всякий интерес. А поскольку нет гарантий, что следующая его жертва будет столь же хладнокровной, он вполне может ее убить. Надо бы его поискать, потому что если это — больной, то он явно будет шастать по лифтам с ножичком, ловя свой шанс. Но больше заявлений о негодяе с ножом не поступало. Я уговорила оперативников пройтись со мной по квартирам, поспрашивать народ — а вдруг кто-то уже столкнулся с ним в лифте, но в милицию не пошел?
Обойдя всего лишь один дом, мы выявили еще трех женщин, которым парень с безумными глазами показывал нож. Но так как больше ничего он не предпринимал, они легко от него отделались и никуда заявлять об этом не пошли. Все описания сходились — речь шла об одном и том же парне.
Мы «поздравили» себя с маньяком, который завелся в районе, и тут для меня кое-что начало проясняться.
Не заходя в отделение, я повела оперов в тот дом, где было совершено «глухое» убийство женщины. Они ныли, что у них с собой нет ключей от квартиры, где был обнаружен труп, но я заверила их в том, что ключи нам и не понадобятся.
Когда мы вошли в лифт, я практически сразу увидела на полу капли крови, а на стенах — брызги. Конечно, я и раньше пользовалась этим лифтом, когда приезжала на дополнительный осмотр, но тогда просто не обратила внимания на то, что сейчас бросилось мне в глаза. Вызвав судебно-медицинского эксперта, я сделала соскобы и смывы следов крови, отправила их на экспертизу и очень быстро получила ответ — это женская кровь, достаточно свежая и одной группы с кровью женщины, убитой в квартире. Вот тут мне все стало ясно.
Наверняка она столкнулась в лифте с маньяком, вооруженным ножом. Но, в отличие от большинства женщин, сохранявших хладнокровие, когда он демонстрировал нож, наша потерпевшая испугалась. И он это увидел. В тот момент, когда лифт остановился на нужном ей этаже и она попыталась выскочить из кабины, маньяк ударил ее ножом в спину. Ей все-таки удалось убежать от нападавшего. Да он, похоже, и не гнался за ней — ему больше ничего от нее не было нужно. Несмотря на раны, ей удалось вбежать в квартиру, запереть за собой дверь на все запоры и цепочку, и вот тут-то силы оставили ее, она упала в прихожей. А дальнейшее нам известно.
Обращение в районный психдиспансер практически сразу выявило типа, который очень подходил нам по приметам, и врачи намекали, что такие действия — демонстрация ножа — могут быть проявлением его заболевания.
Когда его доставили в отделение, мы привезли и всех женщин, рассказавших о своем приключении в лифте. Все они безоговорочно опознали парня. И даже ножик опознали, который он любовно хранил в бархатном футляре. В пазах между рукояткой и клинком нашлась кровь потерпевшей, да и сам субъект рассказал, что испугалась его только одна женщина, которую он, возбудившись от ее испуга, ударил ножом. Только возбуждение у него сразу прошло, и больше ничего не хотелось. Он успокоился на несколько недель, а потом снова вышел на охоту. Он даже не без удовольствия показал парадную, где это было, и указал на квартиру, куда его жертва вбежала после нанесения ей ранений.
Его признали невменяемым, надеюсь, что он находится в психиатрической больнице до сих пор. По крайней мере, больше я про такие случаи не слышала. А может, женщины, которым незнакомец в лифте демонстрирует нож, но больше ничего не предпринимает, просто не заявляют в милицию?
В конце семидесятых годов в городском суде слушалось дело по обвинению гражданина Шаталова в сексуальных преступлениях; дело по меньшей мере необычное, судьи признавались, что читали материалы дела, как детективный роман, а сам подсудимый напоминал графа Дракулу.
Внешне Шаталов никак не тянул на секс-символ, был тщедушен и хромоног. Но успех у женщин, тем не менее, имел, и привлекали дам не внешность его, а необычность натуры и антураж, с которым он обставлял свидания. Проживал Шаталов в коммунальной квартире со сплетницей-соседкой, но и в этих условиях умудрился создать эротический оазис, буквально завораживавший его гостей.
Первым делом в глаза вошедшему бросался человеческий череп с глазницами, горящими зеленым светом. Он уютно устроился на телевизоре и сверкал очами всякий раз, когда открывалась входная дверь. Окна были занавешены не менее экзотичными жалюзи — человеческими костями на веревочках, на стенах — самодельные плакаты довольно смелого для тех лет содержания. А главная экзотика заключалась в том, что прихожая и комната Шаталова соединялись переговорным устройством. Для чего нужно было это переговорное устройство, непонятно; но оно-то его и погубило. Очередная гостья, зашедшая на огонек, небрежно бросила сумочку прямо на переговорник, сумочка придавила клавишу, и любопытной соседке стало слышно каждое слово, произнесенное в комнате Шаталова. Она-то и выступила главной свидетельницей обвинения. А порассказать было что…
В такой экзотической обстановке Шаталов соблазнял женщин. Он не обольщался насчет своей привлекательности для противоположного пола, и поскольку природа его обделила, надо было чем-то компенсировать свою ущербность, и он, чтобы завладеть понравившейся женщиной, пускался на хитрости. Приглашал даму в гости; женщины, видя его физический недостаток — хромую ногу и худосочность, были уверены в том, что ничего лишнего Шаталов себе не позволит, а если и позволит, то совладать с ним будет парой пустяков. Вел он себя деликатно, читал дамам стихи, целовал ручки. Придя в его холостяцкую обитель, дамы бывали заинтригованы мрачноватой загадочной обстановкой — черепа, кости, плакаты-«фэнтези», переговорные устройства… Хозяин читал несколько есенинских строчек, прикладывался губами к дамским пальчикам и предлагал кофе. Дама с удовольствием отпивала из тонкой фарфоровой чашечки и сваливалась замертво: впадала в глубокий сон. Откуда ей было знать, что в кофе добавлено сильнодействующее снотворное средство?
И вот тут-то Шаталов преображался. Глаза его загорались ярче глазниц черепа, смотревшего на него с телевизора; пока не кончится это забытье, женщина была целиком в его власти. Он сноровисто раздевал несчастную догола, укладывал на кровать и вытворял с ней все, что только взбредало в его нездоровую сексуально голову. Довольно часто ему везло, и на его кровати оказывалось распростертым тело девственницы, еще не знавшей мужчин. Этот факт он скрупулезно отмечал особенным образом: при обыске в его комнате следователи обнаружили наволочку, исписанную женскими именами и датами. Спустя некоторое время записи расшифровали: воспользовавшись беспомощным состоянием жертвы, лишив ее девственности, Шаталов обмакивал перо в кровь девушки и записывал на белой поверхности наволочки ее имя и число, когда произошла дефлорация. Эти сведения, заботливо хранимые Шаталовым, вкупе с экспертными заключениями о группе крови жертв легли в основу обвинения.
Вообще Шаталов достаточно постарался для того, чтобы сохранить доказательства своих преступлений. Всех своих жертв он фотографировал в раздетом виде, в бессознательном состоянии.
Следствие, а затем суд оказались в весьма сложном положении: естественно, к материалам дела были приобщены эти фотографии, но это не могло не задевать чувства многочисленных потерпевших. Каково им было сознавать, что в уголовном деле содержатся не только описания сексуальных извращений, творимых над ними, пока они были в бессознательном состоянии, но и фотографические свидетельства этих извращений?
А с материалами дела ведь знакомятся не только обвиняемый и потерпевшие, дело читают и прокуроры, надзирающие за расследованием, и адвокаты, и даже канцелярские работники с интересом перелистывают наиболее захватывающие страницы. А если на свидетельской трибуне в зале судебного заседания стоит женщина, фотоснимок которой в стиле «ню» адвокат еще вчера разглядывал, знакомясь с делом, он невольно проявит к ней повышенный интерес, мысленно раздевая и сравнивая с тем, как она выглядит на «вещественном доказательстве». И даже если адвокат на самом деле максимально деликатен, несчастной женщине все равно будет казаться, что это мысленное раздевание происходит. Небольшим утешением для них было то, что следователи старательно заклеили лица на фотоснимках голых жертв Шаталова.
