В соответствии с ч. 1 ст. 60 УК РФ суд может назначить более строгий вид наказания из числа и в пределах предусмотренных законом санкций лишь в том случае, если менее строгий вид наказания не может обеспечить достижение целей надлежащего наказания, соответствующего характеру и обстоятельствам совершения данного преступления. Если суд избирает наказание, связанное с арестом, ограничением или лишением свободы, то он в открытом судебном заседании и в приговоре обязан детально объяснить мотивы и причины, по которым выбираются именно эти виды наказания, а другие представляются либо нецелесообразными, либо недостаточными. Так, наказание в виде лишения свободы должно назначаться только в тех случаях, когда цели исправления и ресоциализации виновного не могут быть достигнуты с помощью иных видов наказания и единственной мерой предупреждения совершения нового преступления является изоляция от общества. Именно поэтому в 1982 г. в уголовное законодательство Англии была введена поправка, обязывающая судей всегда полно и подробно обосновывать факт необходимости и мотивы назначения наказания в виде лишения свободы юношам в возрасте от пятнадцати до двадцати одного года. Хорошо было бы и нам закрепить такой подход в действующих законодательствах наших стран.
Что-то подобное содержалось в п. 1 § 1 Постановления Пленума Верховного Суда СССР от 29 марта 1991 г., где намечалась тенденция более широкого применения института условного осуждения или других видов наказания, не связанных с изоляцией осужденных от общества. [151] Однако это больше касается тех виновных лиц, которые совершили преступление впервые в связи со стечением определенных обстоятельств, либо по неосторожности, но отнюдь не к тем, кто решительно продолжает свой преступный образ жизни и совершает повторные умышленные преступления или является имеющим множество судимостей рецидивистом. К таким преступникам судьи должны относиться предельно строго и назначать им максимальные сроки наказания в виде лишения свободы. Представляется, что сроки их наказания должны возрастать в арифметической прогрессии, иначе борьба с рецидивной преступностью превратится в суетную игру корыстно-милосердных судей или в очередную бесславную кампанию уголовно-правовой политики государства. Когда по телевизору показывают воров, насильников и убийц, которые в свои молодые годы имеют по пять-шесть или более судимостей, то невольно задаешься вопросом: а чем были заняты судьи и работники пенитенциарных учреждений, когда им предстояло наказывать их? Ведь уровень рецидивной преступности является конечным показателем качества их работы, общей оценкой их правоохранительной деятельности.
Весьма важной представляется также проблема назначения дополнительных наказаний в виде лишения занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью (ст. 47 УК РФ). И здесь целесообразно указать виды и размеры дополнительных наказаний в санкциях каждой статьи уголовного закона, а не предоставлять неограниченную возможность судьям решать, кого и когда дополнительно наказывать или помиловать. А для этого необходимо внести в ч. 3 ст. 47 УК РФ поправку, согласно которой суд может назначать дополнительные наказания виновному только тогда, когда это специально предусмотрено конкретной статьей уголовного закона. Иначе принцип законности (nulla poena sine lege), т. е. нет наказания без закона, закрепленный в ст. 3 УК РФ, может постоянно нарушаться.
Соответствующую поправку следует внести также в ст. 72 УК РФ о том, что если осужденный привлекается к уголовной ответственности и наказывается за совершение одного и того же деяния за границей, то при назначении наказания у него на родине должно быть зачтено то наказание, которое он уже отбыл за границей (скажем, за нарушение коммерческой тайны двух фирм, находящихся на территории разных государств).
Несмотря на то, что по ч. 5 ст. 78 УК РФ к лицам, совершившим преступления против мира и безопасности человечества, предусмотренные ст. 353, 356, 357 и 358 УК РФ (т. е. за планирование, подготовку, развязывание и ведение войны, геноцид и экоцид), сроки давности не применяются, а организаторы и другие соучастники этих преступлений согласно закону или приказу не освобождаются от привлечения к уголовной ответственности и наказания, все же, ввиду их последующего правомерного поведения в течение достаточно длительного времени, фактор времени должен так или иначе учитываться судом при назначении меры наказания.
Представляется также целесообразным, чтобы при назначении наказания суд подробно описывал в приговоре типологические особенности личности осужденного и другие биографические данные, четко определил режим и условия отбывания назначаемого наказания, особенно тщательно распределил по времени меру карательного воздействия на осужденного и этапы изменения условий отбывания наказания – место нахождения пенитенциарного учреждения и его режим, где он должен отбывать наказание.
Приговор суда в каком-то смысле должен стать программой достижения целей назначаемого наказания в зависимости от характерных черт и особенностей личности осужденного. Более того, суд, надзирающий над исполнением наказания, должен обладать правом оперативной корректировки намеченной в содержании вынесенного приговора индивидуальной программы наказания в зависимости от соответствующих отзывов, представлений и ходатайств органов, ответственных за надлежащее исполнение наказаний, в частности администрации пенитенциарного учреждения, в котором отбывает свой срок лишения свободы данный осужденный.
Идея разработки индивидуальной программы наказания осужденного вовсе не нова и была, по сути, заимствована у лечащих врачей наподобие индивидуального курса лечения каждого конкретного больного. Подобно тому как ни один врач не в силах заранее определить во всех подробностях этапы и время выздоровления каждого больного, так и судья не может в конце рассмотрения уголовного дела сразу определить необходимую и достаточную меру наказания конкретному осужденному лишь при документальном, визуальном и вербальном знакомстве с виновным. Никакой, даже самый опытный, судья не может после нескольких судебных заседаний безошибочно поставить диагноз легкой исправимости или неисправимости данного осужденного и раз и навсегда предвидеть его поведение во время отбывания им своего срока наказания, возможности и сроки его исправления и ресоциализации. [152]
Из этих оснований приверженцы «новой пенологии» выводили свои аргументы в пользу законодательного закрепления института так называемых «неопределенных приговоров».
В 1870 г. на состоявшемся в Цинциннати (штат Огайо, США) Национальном пенитенциарном конгрессе была разработана программа по исправлению и социальной реабилитации осужденных посредством должного обращения (due treatment) с ними, которое основано на религиозном просвещении и нравственном преображении личности осужденных. Это предполагало право судов выносить приговоры, в которых не указывались сроки лишения свободы, неизменный режим отбывания такого наказания и которые по необходимости могли корректироваться в зависимости от степени успешности исправления и ресоциализации осужденного. При этом допускалось широкое применение института условно-досрочного освобождения осужденного. Все это в большей мере зависело от заключения специальной комиссии (консилиума специалистов: психологов, социологов, педагогов, медиков, психиатров и т. д.), а также от решения Совета по условно-досрочному освобождению (Parol Board), члены которого должны были искренне верить в Бога, быть независимыми и неподкупными. Программы исправительно-воспитательного воздействия на осужденных составлялись в зависимости от типов осужденных, которые подразделялись на обманщиков, сексуально озабоченных, насильников, убийц, «неосторожников», несовершеннолетних, женщин и т. д. Содержание и цель каждой индивидуальной программы наказания исходили из характера совершенного преступления и личностных особенностей каждого осужденного, а ее реализация делилась на определенные этапы: начальный – кара, промежуточные – система определений ограничения свободы, конечный – исправление и социальная реабилитация, исключая цели раскаяния в содеянном и общего покаяния (ponitentia). Очевидно, что акцент в этих программах делался не на общей превенции преступлений путем запугивания всех граждан угрозой наказания, а на индивидуально-частной превенции, которая в конечном счете перерастает в общую. Такой подход к предупреждению преступлений представляется не только более целесообразным, но также и более правомерным, ибо цель устрашения и запугивания, а стало быть, и унижения человеческого достоинства всего населения посредством наказания одного или двух из десяти человек нельзя изначально считать правомерной.
