На недостатки общепринятой теоретической конструкции системы права и ее отраслевого деления указал в свое время Р. З. Лившиц. Отмечая научную и практическую уязвимость теории отраслевого обособления в системе права исходя исключительно из критериев предмета и метода правового регулирования, он подверг резкой критики дихотомию «система отраслей права – система отраслей законодательства». Эта конструкция, по мнению Р. З. Лившица, должна уступить место идее системы отраслей законодательства, идее более динамичной и подвижной, учитывающей динамику правового регулирования и неизбежное появление новых отраслей.[41] Правда, как справедливо заметила С. В. Поленина, «без ответа оставался вопрос о том, какой же научной и практической цели служит при таком подходе система права, а главное, с чем должен соизмерять свою деятельность законодатель?»[42]
Таким образом, вывод об отнесении системы права к явлениям объективного мира следует рассматривать крайне осторожно, сообразуясь с тем, что вкладывается в понятие «объективный».
В настоящее время в научном мире практически не вызывает сомнений утвердившаяся сравнительно давно точка зрения, согласно которой главная особенность системы права состоит в том, что она составляет структурное качество действующего в данном обществе права и соответствует системе закрепляемых ею общественных отношений.[43] Как показывает опыт правового регулирования (по крайней мере, в нашей стране), на практике, к сожалению, правовые установления не всегда адекватны складывающимся общественным отношениям – противоречивость системы права, законов является скорее правилом, чем исключением. Ученые указывают на ряд причин этого несоответствия, отмечая внеправовые факторы (резкие экономические, социальные, политические изменения) и факторы, связанные с характеристикой права как очень сложной системы и обусловливающие ее инерционность и запаздывание.[44] Поэтому главная особенность системы права заключается не в том, что она «соответствует» системе закрепляемых ею общественных отношений, а в том, что она «должна соответствовать» этой системе.
Следует отчасти согласиться с мнением В. С. Нерсесянца о том, что «“соответствие” объективно сложившимся отношениям в данном обществе получает качество объективности только при правильности, истинности человеческих суждений, умозаключений, волевых намерений и действий. … Поэтому об объективности системы правовых норм можно говорить только в смысле их интеллектуально-волевых качеств: правильности, истинности, полезности, понятности для населения, органов власти и иных субъектов права».[45] Но такие понятия, как правильность, истинность, полезность и т. п., весьма относительны, поскольку зависят от конкретного индивида, группы, общности и т. д. Поэтому поиск «объективного» в этом смысле в общественных отношениях не вполне перспективен и с научной, и тем более с практической точек зрения.
Деятельность любых индивидов, группы, общности всегда направлена на достижение каких-либо своих целей или решение конкретных задач. Существующие и возникающие общественные отношения также во многом обусловлены интересами отдельных групп людей или всего общества в целом и, таким образом, также целесообразны. В то же время существуют факторы, также во многом определяющие общественные отношения, целенаправленное изменение которых в той или иной степени затруднено в конкретный исторический момент или вообще невозможно (факторы, связанные с биологической и социальной природой человека, уровнем развития техники и технологии и т. д.). Поэтому поиск неких исключительно «объективных начал» в общественных отношениях предпочтительнее заменять выявлением конкретных целей и анализом потенциально достигаемых на пути к данной цели изменений в этих отношениях с учетом ограничивающих этот процесс факторов.
Сказанное в полной мере можно отнести к системе права и попытаться перевести данные утверждения на язык теории систем.
Как было отмечено выше, само понятие «система» является лишь некоей абстрактной моделью, в научно-познавательных целях отражающей определенный фрагмент объективной реальности, обладающей бесконечной сложностью. Рассматривая систему права именно как «систему», следует определить цели существования данной системы, для чего необходимо подняться на следующий уровень системной иерархии и проанализировать взаимодействие системы права с другими элементами.
Общеизвестно, что право призвано регулировать общественные отношения, которые, в свою очередь, также оказывают влияние на право. Систему права необходимо рассматривать отойдя от двухзвенной схемы «право – общественные отношения» и перейдя к трехзвенной схеме «система права – система законодательства – система общественных отношений». Именно во взаимодействии этих трех систем можно раскрыть понятие и сущность системы права, системы законодательства и системы общественных отношений как предмета правового регулирования.
Сложившиеся системы права и законодательства играют важную роль стабилизирующего фактора в формировании и развитии общественных отношений и процесса их регулирования, в обеспечении правомерной деятельности граждан, организаций и самого государства.[46] Система права в этом «треугольнике» выступает в качестве модели правового регулирования, имеющей научный характер построения и практическую направленность. Научный характер модели заключается в том, что она должна строиться на основе результатов научного изучения закономерностей правового регулирования общественных отношений, т. е. анализа объективных факторов детерминации общественных отношений и возможностей их субъективной модификации. Практическая направленность выражается в том, что ее функционирование имеет целью поддержание внутренне непротиворечивой и оптимально регулирующей общественные отношения системы законодательства. Оптимальность правового регулирования – понятие и объективное (в той мере, в какой учитываются некие общие закономерности правового регулирования), и субъективное (поскольку определяется целями, которые ставит перед собой субъект правового регулирования).
Собственно, эти признаки присущи системе права именно как системе: целесообразность функционирования, сочетание субъективной произвольности ее выбора в качестве научной модели, отражающей какой-либо фрагмент объективной реальности, и объективной детерминированности ее структуры и содержания, накладываемой исследуемой реальностью.
В научной литературе данной концепции наиболее близка позиция В. С. Нерсесянца, который считает, что «система права является доктринальной юридико-логической моделью для реальной практики правоустановительной деятельности, издания соответствующих законодательных и иных правоустановительных актов, их рационально организованного учета и систематизации».[47] Это определение выражает сущность системы права, цель ее функционирования и подчеркивает ее взаимосвязь с системой законодательства, но не указывает на взаимодействие с системой регулируемых общественных отношений. Поэтому данное определение необходимо дополнить указанием на то, что система права должна строиться с учетом научного анализа системы общественных отношений и системы законодательства для достижения поставленных субъектом правового регулирования целей в системе общественных отношений посредством модификации системы законодательства.
Система законодательства в советской правовой теории рассматривалась по преимуществу как нечто «субъективное», «отдающее произволом законодателя». При этом структура системы права признавалась определяющей, а структура системы законодательства – соответствующей ей.[48] В действительности же нельзя упускать из виду, что система законодательства складывается для потребностей социального управления, а не только для упорядоченности, стабильности самого законодательства.[49] Поэтому система законодательства точно так же должна соответствовать системе права, как последняя должна соответствовать системе общественных отношений, регулировать которые призваны нормативно-правовые акты, составляющие систему законодательства.
Поэтому, с точки зрения системной методологии и предложенной выше концепции трех однопорядковых систем – права, законодательства и общественных отношений – поиск первичного и вторичного, главного и второстепенного в конфигурации этих трех систем лишен научного смысла. Как одноуровневые системы они имеют координационные, а не субординационные, связи.
В этом смысле нельзя согласиться с предложенной А. Б. Венгеровым иерархической незамкнутой схемой указанных систем. «Система общественных отношений, – пишет он, – это надсистема для системы права, которая призвана регулировать эти общественные отношения. Эта надсистема определяет объективно предмет и метод правового регулирования, структуру права, ее характеристики. Система права является надсистемой по отношению к системе законодательства, определяя критерии, признаки, по которым происходит отбор и строение элементов системы законодательства, происходит процесс упорядочения, систематизации законодательства».[50]
