Да, наконец, господа присяжные, если игуменья Митрофания не имела в виду корысти, пользования роскошью, то действительно ли, что только благие цели руководили ею? Не всегда люди действуют преступно под влиянием исключительно корысти, а очень часто из гордости, честолюбия. Разве величайшие злодеи, заливавшие мир кровью, всегда действовали из корысти, из жажды роскоши и наслаждений? Между ними были и такие, которые спали жестко, ели один хлеб, ненавидели роскошь. Создание обширных заведений с садами, мастерскими, шелководством и другими затеями — разве не могло это быть делом гордости и честолюбия? Еще вопрос: не совершила ли игуменья Митрофания преступлений из крайности? Могут сказать, что она взяла много сирот на воспитание, поселила сестер милосердия, ей нечем было их содержать, кормить, и она в крайности прибегла к подлогу. Такой аргумент вовсе не годится. Кто не знает, что нигде благотворительность так не развита, как у нас в России? Еще недавно, когда голод постиг Самарскую губернию, сколько денег посыпалось от частных лиц, сословий, обществ, притом без лотерей, обещаний награды медалями и орденами! В доказательство того, что к учреждениям, которыми заведовала игуменья Митрофания, общество отозвалось сочувственно, когда ведение его сделалось безукоризненным, служит показание г. Мартынова, казначея Петербургской общины. Он сказал здесь, что игуменья Митрофания сдала общину в скудном виде, а теперь она в цветущем состоянии. У нас много людей, желающих делать добро, только не смущайте их, не прибегайте к таким средствам, которых не одобряет общественная совесть. Общество распространения христианства на Кавказе жалуется на плохое положение своих дел. Причина заключается в том, что оно раздает членам звезды и кресты какого-то ордена св. Нины по установленной таксе и тем оттолкнуло от себя людей, истинно сочувствующих его цели.
Перехожу к обстоятельствам дела. Дело идет о подлоге. 23 января 1873 года были представлены от имени игуменьи Митрофании в Петербурге для дисконта три векселя на сумму 14 тысяч рублей за подписью купца Дмитрия Николаевича Лебедева. Лебедев заявил, что векселя подложные, что он их не подписывал, что он никогда не давал игуменье Митрофании ни векселей, ни бланков. Игуменья Митрофания говорит, что он ей в виде пожертвования дал бланки, которые подписал в ее присутствии, для дисконтирования, и теперь отрекается от своей подписи.
Прежде чем разбирать фактическую сторону дела, нужно представить себе этих двух лиц, взаимно друг друга обвиняющих, что за лицо игуменья Митрофания и кто этот Лебедев, кому из них мы должны более верить? Что за лицо игуменья Митрофания? Вам уже говорили, что она дочь знаменитого генерала, баронесса, бывшая фрейлина Высочайшего Двора; она вращалась в. высших кругах общества; последнего нельзя отрицать; Лебедев познакомился с нею в великокняжеском дворце; она говорила здесь, что предпочла впоследствии бывать в домах купцов и хижинах крестьян,— надобно полагать после того, как в высших сферах стали догадываться о не совсем чистой ее деятельности. Надев рясу монахини, сделавшись игуменьей, она не потеряла прежних связей и влияний; монашеская ряса только прикрыла ее страсти. Вы видели, гг. присяжные, ее ум, ее находчивость во время десятидневного заседания; вы видели, что ее врасплох застать невозможно; она скользит между рук; вы видели, как трудно ее заставить сказать что-нибудь положительное, как, сказав что-нибудь, она оставляет за собой место для отступления; вы могли убедиться в твердости ее характера, в способности не конфузиться перед самыми вопиющими доказательствами преступления. Посмотрим теперь, какою обрисовалась эта женщина в деле Лебедева. Я избираю для этого систему самую неотразимую и притом бесплодную для игуменьи Митрофании; я буду изображать ее по тем фактам, которые она сама признала. Начнем с ее знакомства с Лебедевым. «Я познакомилась,— говорит она,— с Лебедевым по следующему случаю: Лебедева назначили на общественную службу, от купеческого общества. Он человек, который любит только свои выгоды, а не любит трудиться для общества,— в противоположность игуменье Митрофании, которая вся состоит из пожертвований на общую пользу. Он приехал ко мне, когда остановилась во дворце Великой княгини Александры Петровны, записался в члены общины и просил исходатайствовать освобождение от общественной службы, о чем было весьма неприятное для него дело в Сенате. Я исходатайствовала». Она хвалится этим, она желает унизить Лебедева, выставляя его эгоизм! Но как же она, монахиня, берется ходатайствовать за такое дурное дело, каково уклонение от общественной службы! Притом оказывается ее показание несправедливым. Лебедев говорит, что он был освобожден Сенатом, представив свидетельство медицинского департамента о глазной болезни. Пойдем далее. Каким образом появились векселя? Игуменья Митрофания говорит, что ей нужны были деньги; Лебедев дал ей вексельных бланков на 17 тысяч рублей; из них она могла представить к дисконту на 14 тысяч рублей с обязательством выкупить в срок, на 3 тысячи рублей оставить вполне в свою пользу. За это она должна была представить Лебедева к награде орденом; если Лебедев получит орден, то все бланки остаются в ее пользу, если не получит, то имеет право только на дисконт 14 тысяч рублей. Она писала текст векселей на имя знакомых купцов Макарова и Даниельсона, потому что на свое имя, как монахиня, она не могла принимать векселей, это запрещено законом. Но если это запрещено законом, то зачем же вы нарушаете закон? Притом этот закон основан на церковных правилах, на постановлениях соборов. Как легко и свободно она говорит о нарушении закона! Она берется представить Лебедева к награде орденом. У нас существует закон, по которому лица, сделавшие значительные пожертвования на общую пользу, могут быть награждены медалями и орденами, но заметьте — только тогда, когда пожертвования будут сделаны. Но можно ли подумать, чтобы закон допускал условные сделки, обязывающие сделать пожертвование в случае получения ордена? А у игуменьи Митрофании устроена настоящая лавочка для продажи медалей и орденов; у нее, как мы видели, была установлена такса на разные ордена и степени: столько-то за орден Анны 3-й степени, столько-то за вторую степень, а если с короной, то такая-то прибавка. Если б этим занималось светское лицо, то это было бы в высшей степени предосудительно, так как такими действиями и злоупотреблениями компрометируется достоинство правительства. Но когда этим занимается монахиня, это втрое хуже. Какие обеты дает монахиня, чему она должна научать других? Смирению, деланию втайне добра, для Бога, пренебрежению всякого внешнего величия. А она распаляет дурные страсти к приобретению внешних отличий не заслугами, даже не пожертвованиями, а покупкой! Являясь перед нами в монашеской рясе, она должна и нести особую ответственность за подобные деяния. От такой лавочки недалеко до лавочки с темным товаром.
Что она делает, когда Лебедев заявил о подлоге векселей? Она не отрицает, что вела с ним переговоры; мало того, она здесь пред вами с большим апломбом рассказала, что предлагала Лебедеву взамен векселей выдать расписку о поставке им будто бы на 14 тысяч рублей материалов и припасов для Московской общины и написала эту расписку. Что же это такое! Да это мошенничество, подлог! Начальник какого-либо учреждения, выдающий квитанцию в несуществовавшей поставке, совершает прямой подлог. По этой расписке община должна платить деньги, а при ее несостоятельности этот не существовавший долг будет в ущерб другим действительным кредиторам; в вашей среде несколько купцов; они знают, какое значение при конкурсе имеют разные расписки в поставке материалов и припасов. Если бы Лебедев оказал слабость, уступил ей из желания избежать хлопотливого дела о подлоге с самовольным противником, тогда бы она забрала его в руки; из страха, что она обнаружит подложность квитанции о поставке, он должен был бы делать все, что ей угодно, и в конце концов сидел бы здесь на скамье подсудимых среди той свиты, которую она привела. Если сама игуменья Митрофания сознается, что ее подлог ничего не значит при написании расписки, то что же невероятного в составлении ею подложных векселей для дисконта? Упомянем еще об одном обстоятельстве, с виду маловажном. Вы помните, что Лебедев здесь заявил об анонимном письме, в котором его предупреждали о недобросовестности его поверенного Гордена. Игуменья Митрофания поспешила заявить, что это письмо было написано по ее поручению. Анонимные письма при невинных интригах позволительны между молодыми людьми и девицами. Но прилично ли игуменье писать анонимные письма, и притом такие, в которых кто-либо порочится. Разве она не могла честно и прямо предупредить Лебедева, если действительно желала охранить его интересы? Это только показывает на обширность ее канцелярии — бумаги деловые, сомнительные, анонимные письма, а потом и подложные. Вот вам, господа присяжные, портрет игуменьи Митрофании, нарисованный не мною, а ею самою и ее показаниями: ходатайство о дурных делах, обход закона, торговля орденами, анонимные письма и предложение о составлении фальшивой квитанции!
