Короче говоря, в ходе классического спада цены на потребительские блага всегда повышались относительно цен на средства производства. Так, если цены на потребительские блага в ходе спада понижались на 10%, а цены на средства производства падали на 30%, значит имел место существенный относительный рост цен на предметы потребления. Но с точки зрения потребителя падение стоимости жизни можно только приветствовать, и это являлось сладкой оболочкой горькой пилюли спада или депрессии. Даже в ходе Великой депрессии 1930-х годов с её очень высокой безработицей 75–80% сохранившего занятость взрослого населения радовались падению цен на потребительские блага.
Но сейчас, когда действует кейнсианский механизм тонкой настройки, пилюля лишилась своей сладкой оболочки. Теперь, когда денежной массе, а вместе с ней и общему уровню цен, не позволяют сокращаться, рост относительной стоимости потребительских благ в период спада предстаёт перед потребителями как заметное повышение номинальных цен. Теперь и во время депрессии стоимость жизни продолжает расти, так что им достаётся всё самое худшее. В классическую эпоху, когда мы ещё не знали ни о лорде Кейнсе, ни о Совете экономических консультантов при президенте США, потребитель страдал от чего-то одного – от безработицы в период спада и от роста цен в период бума.
Какие политические выводы можно сделать из анализа цикла деловой активности, проведённого экономистами австрийской школы? Они прямо противоположны тем выводам, что делают кейнсианцы. Ведь если источником вируса, искажающего структуры относительных цен и производства, является расширение объёма банковского кредитования, австрийское предписание для политики в отношении экономического цикла будет следующим: если мы пребываем в состоянии подъёма, правительство и его банки должны немедленно остановить инфляционное наращивание кредитов. Это, разумеется, приведёт к мгновенному прекращению экономического бума и переходу к неизбежному спаду или депрессии. Но чем дольше правительство оттягивает это решение, тем более мучительным станет процесс корректировки в ходе спада. Чем раньше начнётся депрессионное очищение экономики, тем лучше. Это также означает, что правительство не должно оттягивать момент наступления депрессии. Нужно дать ей как можно быстрее сделать свою работу, чтобы стало возможным восстановление нормальной хозяйственной жизни. В частности, правительство должно воздерживаться от вмешательства в экономику, столь дорогого сердцам кейнсианцев. Оно не должно поддерживать неустойчивые компании и отрасли, не должно спасать фирмы, попавшие в сложное положение. Потому что тем самым оно просто затягивает агонию и превращает острую и быструю фазу депрессии в длительную хроническую болезнь. Правительство не должно предпринимать попыток поддерживать ставки заработной платы или цены, особенно в отраслях, производящих средства производства, потому что тем самым оно способно только на непредсказуемый срок затянуть процесс корректировки, осуществляемый депрессией. При этом оно вызовет затяжную тяжёлую депрессию и массовую безработицу в жизненно важных отраслях, производящих средства производства. Правительство не должно делать попыток остановить депрессию с помощью инфляции. Потому что даже если такая попытка окажется удачной, чего никто не может гарантировать, этим будут посеяны семена ещё более острой и продолжительной депрессии в будущем. Правительство не должно стимулировать потребление и не должно увеличивать собственные расходы, потому что это ведёт к дополнительному росту коэффициента потребление/инвестиции, тогда как есть только одно средство ускорить процесс корректировки – понизить величину этого коэффициента, чтобы как можно больше убыточных инвестиций вновь стали прибыльными и экономически обоснованными. У правительства есть только один способ помочь этому процессу – сократить собственный бюджет и тем самым увеличить долю инвестиций относительно потребления (поскольку правительственные расходы можно рассматривать как потребительские расходы бюрократов и политиков) в рамках всей экономики.
В соответствии с анализом депрессии и делового цикла, проведённым австрийскими теоретиками, получается, что правительство должно проводить политику ничегонеделания. Оно должно воздерживаться от всего, что может увеличивать количество денег в обращении, и при этом проводить политику строгого невмешательства – политику laissez-faire. Всё остальное может только затруднить и оттянуть процесс корректировки рынков. Чем меньше государство будет вмешиваться, тем быстрее процесс корректировки дойдёт до конца и начнётся восстановление нормальной хозяйственной жизни.
Австрийские рекомендации диаметрально противоположны кейнсианским: государство должно держаться как можно дальше от экономики, сокращать собственный бюджет и воздерживаться от инфляционных мероприятий.
Итак, австрийский анализ цикла деловой активности гармонично сочетается с либертарианским подходом к правительству и свободной экономике. Поскольку государство всегда тяготеет к инфляционным мерам и вмешательству в экономику, либертарианцы подчёркивают необходимость абсолютного отделения монетарной политики и банковского дела от государства. Это предполагает ликвидацию Федеральной резервной системы и возврат к товарным деньгам (например, к золоту или серебру): денежная единица должна снова стать единицей веса производимого рынком товара, а не названием клочка бумаги, печатаемого действующими под крышей закона фальшивомонетчиками.
10. Государственный сектор I. Правительство как предприниматель
Люди склонны действовать по шаблону, особенно в области управления государством. На рынке и в общественной жизни мы в целом привыкли к изменениям и быстро к ним приноравливаемся, быстро осваиваем всё новые чудеса и достижения нашей цивилизации. Мы жадно овладеваем новыми товарами, новыми стилями жизни и новыми идеями. Но во всём, что касается управления государством, мы слепо следуем шаблонам столетней давности и готовы верить, что как оно есть, так и должно быть. В частности, правительство – Соединённых Штатов или любое другое – с незапамятных времён снабжало нас рядом важных и даже необходимых услуг, таких как защита (включая армию, полицию и суд), тушение пожаров, улицы и дороги, вода, канализация и вывоз мусора, почтовые услуги и т.д. В общественном сознании государство настолько полно отождествляется с предоставлением всех этих услуг, что нападки на правительственные субсидии воспринимаются многими как нападки на сами услуги. Так что если кто-нибудь утверждает, что государство не должно предоставлять услуги правосудия, потому что частная рыночная корпорация может делать это более эффективно и даже более нравственно, многим слышится в этом призыв к ликвидации суда как такового.
Либертарианцы, желающие заменить правительство частными предприятиями во всех этих областях, воспринимаются точно так же, как если бы они говорили об обувной промышленности в условиях, когда правительство с незапамятных времён является монопольным поставщиком обуви. Если бы только правительство являлось привычным и признанным поставщиком обуви, как отнеслась бы публика к либертарианцам, выступившим с предложением отстранить правительство от обувного бизнеса и предоставить это дело частным предпринимателям? Нет сомнений, что к ним отнеслись бы следующим образом: «Как можно? Вы против того, чтобы люди, причём бедные люди, носили обувь? Кто будет шить и продавать обувь, если запретить правительству этим заниматься? Расскажите-ка нам! Попробуйте быть конструктивными! Легко всё отрицать и нагло критиковать правительство, но лучше скажите, кто обеспечит страну обувью? Какие такие люди? Сколько они смогут держать обувных магазинов в каждом городе, большом и малом? Откуда они возьмут начальный капитал? Сколько будет фирм? Какие материалы они будут использовать? А колодки какие? А какие у них будут цены? Кто будет присматривать за обувщиками, чтобы они делали приличную обувь? А кто снабдит обувью бедняков? Вы ведь можете представить себе, что у бедного человека не будет денег на пару обуви?»
Эти вопросы, кажущиеся столь смехотворными, когда они относятся к производству обуви, представляются столь же абсурдными либертарианцам, которые предлагают передать свободному рынку ответственность за тушение пожаров, охрану порядка в городах, почтовое сообщение и всё остальное, чем занимается государство. Однако дело в том, что сторонник передачи какой-либо функции государства рынку не в состоянии заранее представить себе конструктивную схему такого рынка. Сила и слава свободной торговли заключаются в том, что отдельные фирмы и предприятия, конкурируя между собой, создают постоянно изменяющуюся организацию производства эффективных и передовых товаров и услуг, при этом непрерывно совершенствуется как продукция, так и сами рынки, появляются новые технологии, снижаются издержки, а требования потребителей удовлетворяются со всей возможной быстротой и эффективностью. Экономист либертарианского направления готов предложить ряд соображений по поводу того, как могут развиваться рынки в тех сферах, которые до сих пор были монополией государства. Но, по сути дела, он в состоянии только указать путь к свободе, обратиться к правительству с призывом освободить простор для творческой энергии людей, которая достигает превосходных результатов в условиях свободного рынка. Когда речь идёт о будущем рынке каких-либо услуг или товаров, никто не в состоянии предсказать, например, число фирм, их размер или политику ценообразования. Просто из экономической теории и исторического опыта нам известно, что свободный рынок сделает ту же работу во много раз лучше, чем располагающая монополистическими привилегиями правительственная бюрократия.
