За этим вопросом скрывается ряд сомнительных предположений, в частности особенно сомнительное, что русские мечтают о вооружённом нападении на Соединённые Штаты. Предполагается также, что подобное желание сохранится и после того, как Соединённые Штаты превратятся в чисто либертарианское общество. При этом пренебрегают уроком истории, что войны – это результат конфликта между нациями-государствами, каждое из которых вооружено до зубов и подозревает других в желании напасть на него. Но либертарианская Америка явно не будет представлять угрозы для кого-либо, причём не в силу своей разоруженности, а потому что будет следовать политике отказа от агрессии. Когда мы перестанем быть внутренне опасными для других, маловероятно, что какая-то страна захочет напасть на нас. Один из главных пороков нации-государства заключается в том, что каждое государство идентифицирует себя со всеми гражданами, и в случае войны невинные люди становятся объектом агрессии со стороны враждебного государства. Но в либертарианском обществе подобной идентификации не будет, а потому станут крайне маловероятными и разрушительные войны. Представим себе, например, что вставшее на путь беззакония охранное предприятие Metropolitan Police Force предприняло агрессию не только против американцев, но и против мексиканцев. Если в Мексике на тот момент будет государство, то мексиканское правительство будет уверено, что к преступлениям компании Metropolitan американцы в целом отношения не имеют. Так что если мексиканская полиция предпримет карательную экспедицию против этой компании, она не станет воевать с американским народом в целом. В наши же дни всё было бы совершенно наоборот. Вероятнее всего, другие американские охранные предприятия присоединятся к мексиканцам с целью наказать агрессора. Можно предположить, что исчезнет сама идея войны против либертарианской страны или, лучше сказать, либертарианской территории.
Более того, сама постановка такого рода вопроса о русских – это серьёзная философская ошибка. Обдумывая любого рода новую систему, какой бы она ни была, мы должны сначала решить: хотим ли мы, чтобы она была реализована. Чтобы решить, хотим ли мы жить при либертарианстве, коммунизме, левом анархизме, теократии или какой-то другой системе, нужно для начала предположить, что она уже реализована, а лишь затем появится возможность оценить, насколько эта система будет эффективна и устойчива. Я полагаю, что нам удалось показать, что либертарианская система вполне жизнеспособна и в случае реализации намного превзойдёт любую другую форму общественного устройства по эффективности, моральности, богатству, материальному благосостоянию и свободе. Но мы ещё ничего не сказали о том, как перейти от существующей системы к идеалу, ведь это два совершенно разных вопроса: какова наша идеальная цель и каковы стратегия и тактика перехода к этой идеальной цели. В вопросе о русской угрозе смешаны эти два уровня дискурса. В нём предполагается, что либертарианство почему-то не было установлено по всему миру, что оно реализовано только в Америке и нигде больше. Но зачем исходить из такого предположения? Почему бы сначала не предположить, что оно было утверждено повсеместно, и посмотреть, понравится ли нам этот мир? В конце концов, либертарианская философия вечна и не имеет временных и пространственных ограничений. Мы требуем свободы для всех и каждого, а не только для Соединённых Штатов. Если кто-то согласен, что наилучшим проектом будущего является победа либертарианства во всемирном масштабе, что такое общество будет эффективным и нравственным, что ж, пусть он станет либертарианцем, примет свободу как общую идеальную цель и начнёт вместе с нами работать над отдельной – и очень трудной – задачей осмысления того, как реализовать этот идеал.
Если же говорить о стратегии, то очевидно, что чем более обширна территория, на которой свобода будет утверждена изначально, тем больше будут её шансы на выживание, тем вероятнее, что она сможет отразить любые насильственные попытки её разрушить. Если свобода будет единовременно утверждена во всём мире, то проблема национальной обороны, естественно, просто не возникнет. Тогда все проблемы будут локальными полицейскими проблемами. Если же, однако, либертарианским станет только округ Дип-Фоллс в штате Вайоминг, а остальная часть Америки и мир останутся этатистскими, шансы на выживание будут крайне невелики. Если Дип-Фоллс объявит о своей независимости и создании свободного общества, очень велики шансы, что Соединённые Штаты, учитывая историческую традицию нетерпимости к сепаратизму, быстро сокрушат новое свободное общество и полицейские силы округа Дип-Фоллс не смогут им помешать. Между этими двумя полюсами лежит бесконечное множество промежуточных вариантов, но совершенно понятно, что чем больше будет изначально территория свободы, тем больше будут её шансы противостоять угрозе извне. Таким образом, русский вопрос – это вопрос о стратегии, а не о базовых принципах и не о цели, для достижения которой мы готовы делать всё возможное.
Впрочем, давайте рассмотрим вопрос о русской угрозе по существу. Предположим, что Советский Союз будет исполнен решимости напасть на либертарианское население на территории нынешних Соединённых Штатов (понятно, что тогда уже не будет правительства США, способного сформировать единое национальное государство). Прежде всего, вопрос о характере и количестве вооружений решат сами американские потребители. Те американцы, которым нравятся подводные лодки с ракетами Polaris на борту и которые при этом опасаются советской угрозы, подпишутся на их финансирование. Предпочитающие систему противоракетной обороны будут инвестировать в создание и развёртывание соответствующих ракетных систем. Не верящие в реальность советской угрозы, а также убеждённые пацифисты, не будут участвовать в финансировании национальной обороны. Разные концепции обороны будут реализованы в той мере, в какой они получат поддержку населения. Поскольку на всём протяжении истории во всех странах на войны и подготовку к войнам тратилось намного больше, чем было нужно, не столь уж бессмысленно предположение, что частные, добровольные усилия подготовят страну к обороне намного лучше, чем любое правительство. И уж определённо эти усилия будут намного более моральными.
Но давайте предположим наихудший исход. Предположим, что Советский Союз в конечном итоге вторгся и захватил территорию Америки. Что тогда? Следует отдавать себе отчёт, что тут перед завоевателем начнут вставать самые серьёзные проблемы. Покорённой страной можно править только потому, что в ней наличествует государственный аппарат, доводящий до населения приказы победителя и обеспечивающий их выполнение. Британия, столь значительно уступающая Индии по территории и населению, веками правила ею только потому, что местные раджи заставляли своих подданных выполнять распоряжения завоевателей. Но если на оккупированной территории отсутствовало эффективное правительство, завоеватели попадали в крайне непростую ситуацию. Когда британцы подчинили себе Западную Африку, они обнаружили, что племенем ибо (позднее сформировавшим Республику Биафра) очень трудно управлять, потому что оно было весьма свободолюбивым и не имело племенных вождей, которые могли бы служить посредниками между своим народом и захватчиками. Англичанам потребовались столетия на подчинение себе древней Ирландии главным образом потому, что там не было государства и не было, соответственно, правительственного аппарата, который мог бы выполнять договоры и передавать населению приказы. Именно по этой причине англичане обвиняли «диких» и «нецивилизованных» ирландцев в вероломстве – они не выполняли договоров, заключённых с английскими захватчиками. Англичане так и не смогли понять, что в Ирландии не было государства, а потому воины, заключавшие договоры с англичанами, представляли только самих себя – они не были представителями никакой другой группы ирландского населения.[14]
Более того, жизнь русских оккупантов будет особенно невыносимой из-за неизбежной партизанской войны. Таков один из важнейших уроков XX века, впервые преподанный двумя столетиями назад, когда американские революционеры сумели нанести поражение могущественной Британской империи. Никакая армия не способна надолго удерживать в подчинении народ, исполненный решимости сопротивляться. Если уж гигантские Соединённые Штаты со всей их экономической и военной мощью не смогли подчинить себе сравнительно малочисленное и не очень хорошо вооружённое население Вьетнама, каким образом мог бы Советский Союз подавить сопротивление американского народа? Жизнь солдат русской оккупационной армии постоянно была бы в опасности. В партизанской войне невозможно победить, потому что воюет не центральное правительство, а сам народ, люди, отстаивающие свою свободу и независимость от иностранного государства. Можно быть уверенным, что, предвидя бесконечное множество проблем, гигантские расходы и потери, неизбежно сопутствующие такому предприятию, советское правительство откажется от попытки завоевать Америку.
