Ознакомительная версия.
В системе деяний, совершенных при обстоятельствах, исключающих преступность деяния, одно из важных мест занимает задержание с причинением вреда лицу, совершившему преступление.
1.2. Вопросы задержания преступника в дореволюционном российском и советском законодательстве, а также в иностранном уголовном и уголовно-процессуальном праве
Вопросы задержания преступника в древнерусском законодательстве рассматривались неразрывно с действиями лиц, застигнувших его на месте преступления. Это хорошо просматривается в самом первом источнике Русского права Русской Правде. В Краткой редакции этого акта в ст. 38 сказано: «Если убъют вора на своем дворе или у клети, или у хлева, то за это не отвечают как за убийство, если же вора держали до рассвета, то привести его на княжеский двор на суд. Но если вора убьют, а люди видели его связанным, то надо платить за него».[31]
Приведенная норма говорит о том, что вор, застигнутый на месте преступления, мог быть убитым, но если его тем не менее задержали, то он должен быть представлен суду князя. Невыполнение данного требования наказывалось штрафом (вирой). Следовательно, уже на первых порах были установлены, хотя и в ограниченной форме, обязанности доставления вора для судебного разбирательства. Существовала и поощрительная норма (ст. 41): «А кто привел вора получает 10 резан… При штрафе в 12 гривен, тот, кто привел виновного, получает с него 70 кун». [32] Таким образом, доставивший вора для суда пропорционально поощрялся за счет виновного, что свидетельствует о заинтересованности государства в совершении правосудия и ограничении мести.
В Пространной редакции Русской Правды (по Троицкому списку) в ст. 40 уже более четко установлена обязанность доставления вора. При невыполнении этого требования грозил штраф: 12 гривен продажи. В ст. 77 устанавливалась ответственность для общины, если она не найдет истинного вора: «Если вор скроется, должно искать его по следу… если жители или хозяева не отведут от себя следа, или не пойдут на след, или станут отбиваться, то платить им за покраденное вместе с продажею за воровство. А след продолжают вести с чужими людьми и свидетелями».[33] Из сказанного следует, что представить вора суду являлось уже не правом, а обязанностью тех, кто оказался близок к следам преступления.
В Соборном Уложении (1649 г.) царя Алексея Михайловича указано о необходимости задержания вора, и его убийство допускалось только при оказании сопротивления во время его поимки – ст. 88 Уложения позволяла причинить смерть убегающему «татю» или «разбойнику» при оказании сопротивления: «А будет кто за татем погонится со сторонними людьми, и на дороге или на поле или в лесу тот изымати себя не даст и учнет дратися, и того татя на погоне кто убьет до смерти или ранит». [34]
Петр I в Воинском Артикуле (Толкование к ст. 206) указал: «Каждый должен злодея задержать и возпрепятствовать, чтоб не ушел». Если это требование не выполнялось, то для не выполнившего его должна была наступать ответственность и наказание.[35] Таким образом, согласно Артикулу задержание преступника являлось главным образом обязанностью задерживавших.
Следует отметить, что в течение длительного периода времени российские законодатели не придавали самостоятельного значения задержанию лица, совершившего преступление, с причинением ему вреда, и даже в более поздний период почти не было специальных норм, которые бы регулировали причинение вреда при задержании преступника, отдельно от необходимой обороны. Об этом свидетельствует, что в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (ст. 195) сопротивление задерживаемого приравнивалось к необходимой обороне.[36] Тем не менее некоторое движение в этом направлении уже можно заметить. Так, в этом же Уложении в ст. 1471 отмечалось, что не отвечали за «смертоубийство» и нанесение ран, «изувечений» при исполнении обязанностей… стражи при покушении заключенного к побегу из тюрьмы или из-под стражи.[37]В соответствии с Судебными Уставами 1864 г. право задержания подозреваемого было предоставлено не только полиции, но и потерпевшему[38], хотя о возможности причинения при этом вреда не говорилось ничего.
Такое положение в законодательстве должно было бы определять уровень научного интереса к регулированию задержания преступника в дореволюционной юридической литературе.
Однако Н. С. Таганцев, например, рассматривая вопросы, относящиеся к необходимой обороне, почти не уделил внимания задержанию преступника. Изложив ст. 201 гл. 1 °Cоборного Уложения 1649 г., он лишь коснулся вопроса о задержании, когда прокомментировал часть этой статьи: «Оборона допускается… в защиту имущества и при том не только в случае поимки вора на месте, но даже и тогда, когда вор бежал, но был догнан хозяином и оказал ему сопротивление». И далее: «Тать или разбойник никоим образом не мог сопротивляться против преследовавших его и подлежал смертной казни даже за нанесение им ран».[39] Из этой цитаты видно, что он относил задержание к состоянию необходимой обороны, то есть с теми же правами для задерживающих на причинение вреда, как и при необходимой обороне.
Но уже позднее другой видный ученый – С. В. Познышев признавал необходимость уголовно-правового регулирования задержания. Он писал, что «вооружая граждан правом насильственного захвата преступников, государственная власть до известной степени затруднит преступникам торжество над правосудием». «К числу правомерных деяний, несомненно, надо отнести и случаи, когда частный человек задерживает или пытается насильственными мерами задержать преступника, свидетелем… преступных действий которого он был. Между тем, и в современном законодательстве, и в теории эти случаи остаются незамеченными».[40] Поэтому он предлагал задержание считать правом содействия уголовному преследованию, поставив его в строгие рамки «регуляции»[41]. Но и он не делал никаких предложений о параметрах такой «регуляции».
Уголовный кодекс РСФСР 1922 г. в Общей части не регулировал задержание преступника с причинением вреда, но в ст. 145 и 152 Особенной части данное обстоятельство приравнивалось к необходимой обороне и обращалось внимание на превышение мер, необходимых для задержания, при совершении действий, повлекших смерть потерпевшего или причинение ему тяжкого телесного повреждения, если задержание преступника происходило после совершения преступления, то есть когда состояние необходимой обороны уже прекращалось.[42] Здесь превышение мер усматривалось, если отсутствовала необходимость в причинении указанных выше последствий. Других ограничений в причинении вреда при задержании преступника не существовало. Последствия – причинение физического вреда нанесением побоев, небольшой тяжести телесных повреждений или менее тяжких и т. д. – были ненаказуемы в уголовном порядке.
В Исправительно-трудовом кодексе 1924 г. указывалось на возможность применения оружия при побеге заключенного.[43] Но в законодательстве более позднего периода – Уголовном кодексе РСФСР 1926 г., Основах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г., Уголовном кодексе РСФСР 1960 г. – упоминание этого института вообще отсутствовало.[44]
Тем не менее потребность в уголовно-правовом регулировании причинения вреда при задержании преступника после совершения преступления продолжала быть актуальной, и законодатель понимал необходимость нормативного закрепления, о чем свидетельствует история его появления в уголовном законодательстве СССР.
Так, в ст. 15 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 июля 1966 г. «Об усилении ответственности за хулиганство» было установлено, что «действия граждан, направленные на пресечение преступных посягательств и задержание преступника, являются в соответствии с законодательством… правомерными и не влекут уголовной или иной ответственности, даже если этими действиями вынужденно был причинен вред преступнику».[45] Вышеприведенная формула была повторена в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 5 июня 1981 г. «Об усилении ответственности за хулиганство»[46].
Однако в этих нормативных актах не назывались признаки, характеризующие правомерность задержания преступника, что и потребовало принятия постановлений Пленумов Верховного Суда СССР.[47] Пленум Верховного Суда СССР своим постановлением «О практике применения судами законодательства о необходимой обороне» от 4 декабря 1969 г. (п. 5)[48] взял на себя функции толкователя законов и распространил применение норм закона о необходимой обороне на действия, совершенные при задержании лиц, совершивших преступления. По аналогии с необходимой обороной стало осуществляться правовое регулирование правомерного причинения вреда при задержании преступника, а также превышения этих мер, влекущих уголовную ответственность. При этом Верховный Суд обратил внимание судов на то, что действия граждан по задержанию преступника должны совершаться в целях пресечения его преступного посягательства или предприниматься непосредственно после посягательства для доставления преступника в соответствующие органы власти. Таким образом, речь шла о тех случаях, когда только что было пресечено преступление.
Ознакомительная версия.
