От автора
Предлагаемые в настоящем издании статьи и доклады, написанные автором в течение 40 – 70-х годов в связи с его работой на кафедрах сначала классической филологии, а потом общего языкознания Московского государственного педагогического института им. В.И. Ленина и читавшиеся также во многих других научных и учебных заведениях Москвы, представляют собой историю нашего отечественного языкознания в двух его специфических тенденциях.
Одно из более заметных направлений отечественного языкознания за последние десятилетия ставило своей целью разработку учения о языковом знаке. Этим объясняется то, что значительная часть языковедческих работ автора посвящена именно теории знака. Здесь, однако, автору пришлось разойтись с некоторыми крайними тенденциями этого направления, доходившими иной раз до прямого номинализма и субъективизма. У нас очень часто говорилось о знаках и очень редко сознавалось, что всякий знак предполагает еще и означаемое, т.е. ту предметность, которая вовсе еще не есть знак. В своих докладах и статьях за последние десятилетия автору много раз приходилось доказывать эту простейшую мысль, без которой всякий знак вообще переставал быть знаком. Неудивительно поэтому, что категория знака постепенно становилась у автора все сложнее и сложнее, превращаясь в целую систему отношений, для которой потребовалось и длительное время, и немалые усилия языковедческого исследования. Кроме того, тут же стали бросаться в глаза разные существенные и несущественные признаки категории знака, а это потребовало от автора сначала формулировки аксиоматики теории знака, а потом и дальнейшей логической эволюции самой этой категории. Пришлось установить весьма существенный разнобой и противоречивость во многих наших современных знаковых теориях, без всяких оснований претендовавших на непогрешимость и окончательность.
Ближайшей ступенью логической эволюции знака явилось то, что иной раз носило тоже весьма неясное и достаточно запутанное обозначение этого типа знака как символа. Пришлось считаться также и с противоречивостью данного термина в нашей литературе. Тут, однако, надо заметить, что более полное разъяснение всей противоречивой значимости этого термина автор дает в своей специальной работе «Проблема символа и реалистическое искусство» (М., 1976). В связи с учением о знаке, а в значительной мере и вне этого учения у нас имела и имеет место еще и сейчас теория языковых структур. Против таких односторонних теорий автору тоже приходилось выступать не раз в защиту объективно-исторических структур языка и против всякого субъективистски-психологического их толкования у многих авторов. Свое более систематическое учение о языковой структуре автор тоже излагает в специальной работе «Введение в общую теорию языковых моделей» (М., 1968).
В области учения о языковом символе автор тоже ставит своей задачей прежде всего разобраться в существующем разнобое и противоречивости этой категории, а затем и в систематической форме показать разную степень смысловой насыщенности категории, каковую степень смысловой насыщенности знака и символа он обозначает термином «вариативность». На путях этой семасиологической вариативности автор наталкивается, с одной стороны, на учение о языковой валентности, уже получившее для себя право гражданства в современном языкознании, а с другой стороны, на категорию мифа, которая тоже используется у нас часто весьма некритично и противоречиво.
Таким образом, по крайней мере три степени смысловой насыщенности языка, а именно знак вообще, символ и миф, сами собой явились вполне естественным результатом понимания языка не в виде застывших грамматик и словарей, но в виде живой стихии человеческого, т.е. осмысленно-жизненного, общения. Нечего и говорить о том, что с точки зрения автора, несмотря на колоссальные усилия современного языкознания в настоящее время, все эти языковые категории все еще остаются на первоначальной ступени своего развития и все еще нуждаются в капитальной работе будущих исследователей. В этом отношении автор нисколько не преувеличивает своих заслуг, а, наоборот, считает их пока еще только первичными и достаточно элементарными.
В настоящее издание автор включил свои ранее напечатанные статьи почти без изменения. Внесены только немногие исправления, большей частью технического характера. Без изменения автор оставил прежние свои работы для того, чтобы они были отражением реальной картины нашего языкознания или одной из ее тенденций за последние десятилетия.
Язык как орудие общения в свете ленинской теории отражения
Вступительные замечания
Те два предмета, на которые указывает тема данной статьи, настолько ясны и просты сами по себе, что, казалось бы, нечего тратить и время на их разъяснение. Тем не менее различного рода бесчисленные абстрактно-метафизические предрассудки и неумение к простому предмету отнестись тоже просто заставляют здесь очень много думать и рассуждать.
Казалось бы, что может быть понятнее того, что язык есть орудие общения. Кому, зачем и для чего нужно разъяснять ту простую истину, что мы общаемся между собой при помощи языка и что язык, который не является орудием такого общения, вовсе не есть язык? Но вот, оказывается, в буржуазном языкознании, а иной раз даже и у нас вдруг ни с того ни с сего язык начинают рассматривать не как орудие людского общения, но как ту или иную совокупность математических обозначений. Само собой разумеется, что и те, кто признает язык орудием общения, придумывают какие-нибудь знаки, обозначающие такое общение, равно как и математики своими математическими обозначениями тоже способствуют человеческому общению и вовсе не хотят аннулировать подобного рода общение. Рассуждая принципиально, лингвисты и математики должны здесь только подать друг другу руки и, размежевавшись в смысле типов человеческого общения, само-то общение оставить нетронутым и признавать его с начала до конца. И все же у многих лингвистов и математиков наблюдается какая-то несокрушимая потребность отождествить обе эти области в буквальном смысле слова и,
