Так, в книге «Россия в обвале» (1998) А. И. Солженицын предельно обнажает мрачные, даже трагично-безысходные перспективы возможного будущего страны. Возвращаясь к заданному некогда П. Я. Чаадаевым в письме Ф. И. Тютчеву вопросу: «Почему же мы до сих пор не осознали нашего назначения в мире?», писатель подчеркивает: «Сохранимся ли мы физически, государственно или нет, но в системе дюжины мировых культур русская культура – явление необычное, лицом и душой неповторимое».[173]
В этой книге особенно важна мысль о драматическом перерастании одних эпох в другие, мучительном рождении нового из старого. Писатель видит в нарастающей глобализации два основных потока: глобализацию естественную и глобализацию искусственную. В первом случае происходит свободное и добровольное взаимодействие индивидов и социальных групп и по обмену ценностями в геополитическом времени и пространстве. Во втором – доминирует настойчивое и бесцеремонное навязывание тех или иных жизненных ориентаций. Искусственная глобализация реализует претензии какой-либо одной страны, религии, идеи на всеобщность и доминирование.
Следовательно, она так или иначе связана с явным или скрытым насилием в самых различных формах: «В мире существует интегральный плюрализм, он включает плюрализм многих миров… у каждого этого мира есть своя традиция, свой многовековой уклад, своя история, своя система мироощущения и взглядов, и надо с уважением признавать этот интегральный плюрализм».[174]
В литературном процессе конца XX – начала XXI в. исследователи отмечают рождение нового творческого метода, который может быть определен как постреализм. Эта художественная стратегия связана с созданием целостной системы принципов эстетического освоения мира. Авторы, сопрягая повседневное и вечное, выстраивают человеческий Космос внутри Хаоса окружающего мира. В отличие от постмодернизма, постреализм не идет на компромисс с Хаосом, а ищет пути его преодоления. Герой проникается «волей к смыслу» (В. Франкл), извлекает смысл жизни из своего представления о собственном предназначении в этом мире и чувства личной ответственности за все происходящее. Главным механизмом упорядочения Хаоса оказывается сострадание. Когда две одинокие души оказываются вместе, они уже не одиноки.
В самых ординарных, неуникальных, необаятельных, зачастую мелких и жалких героях писатели, наследуя традиции русской классической литературы, прозревают существование закрытого для окружающих внутреннего мира («Пиковая дама» Л. С. Улицкой, «Возмездие» Ф. А. Искандера и др.). Своими художественными образами они убедительно доказывают, что внутри каждой личности заложена высшая ценность, что в каждом присутствует искра божественного замысла.
Следствием такой убежденности является, например, то, что в рассказах Л. С. Петрушевской, предельно насыщенных физиологией и бытом, соотношение телесности и духовности разрешается в пользу «бессмертной любви». Человеческое тело, эта «бренная плоть», представляется писательнице лишь временной «личиной», «бросовым коконом», полуразрушенной болезнями и страданиями «оболочкой», под которой прячутся «неуловимые гении» – бессмертные людские души («По дороге бога Эроса», «Лабиринт», «Донна Анна, печной горшок», «С горы» и др.).
Пронзительная история второклассника Саши Савельева, рассказанная в повести П. В. Санаева «Похороните меня за плинтусом» (1993) (лауреат премии «Триумф» за 2005 г.), поражает трагическим взглядом на мир, соединенным с замечательным чувством юмора. Глазами мальчика читатель видит страшную картину распада семьи: жестокие скандалы, отсутствие взаимопонимания между матерью и дочерью, дележ ребенка как некоего приза, который получает одержавшая верх женщина. Кажется, что главным героем текста является Ненависть, но финал опрокидывает читательские ожидания. Прощение, Любовь, Сострадание оказываются сильнее Ненависти.
Привлекает внимание книга С. Д. Фурты, которая называется «Имена любви» (2004). Автор объединяет пестрые жизненные истории в единую картину общечеловеческой драмы, не находящего ответа стремления к пониманию и любви.
Повествуя о поворотах судьбы своих героев, автор прежде всего подчеркивает, какое огромное значение имеет в жизни каждого человека чувство любви.
Так, герой повести «О», человек, лишенный от рождения правой руки, пытаясь воссоздать историю своей жизни, думает назвать ее «Моя любовь», но отвергает это слово: «Любовь – это несуществующая категория, выдуманная человечеством для развлечения». Пережив в своих воспоминаниях жизнь заново, герой возвращается к необходимости любви, необходимости единства душ: «Если небеса и существуют, то они едины для всех. И если есть Бог, то на небесах у меня будет две руки, я буду находиться рядом с Ириной и мы будем называть друг друга настоящими именами».[175]
Вступая в новое тысячелетие, переживая вместе с временем его болезни и заблуждения, русская литература продолжает в убедительных и многомерных художественных образах воссоздавать трагически хрупкий мир человеческих взаимоотношений. Реалии окружающего мира меняются невероятно быстро, но пока человек жив, он способен упорядочивать мир своим соучастием. Если он отказывается от этой миссии, он гибнет духовно, и вместе с ним рушится Вселенная.
1. Аннинский Л. А. Черт шутит: к вопросу о нашем очищении // Взгляд. – Вып. 3. – М., 1991.
2. Вайль П. Л. Консерватор Сорокин в конце века // Литературная газета, 1995. – № 5.
3. Василенко С. Новые амазонки (Об истории первой литературной женской писательской группы. Постсоветское время) // Женщины: свобода слова и свобода творчества: Сб. статей / Сост. С. Василенко. – М., 2001.
4. Генис А. А. Андрей Синявский: эстетика архаического постмодернизма // Новое литературное обозрение, 1994. – № 7.
5. Гинзбург Л. Я. Литература в поисках реальности. – Л., 1987.
6. Гусев В. И. Об идеале в литературе. Заметки на полях // Позиция: литературная критика / Сост. В. Г. Бондаренко. – М., 1990.
7. Джонсон Бартон Д. Саша Соколов. Литературная биография // Глагол. 1992. – № 6.
8. Ерофеев В. В. Разговор по душам о виртуальном будущем литературы // Ерофеев В. В. Страшный суд. Рассказы. Маленькие эссе. – М., 1996.
9. Курицын В. Н. Русский литературный постмодернизм. – М., 2000.
10. Лотман Ю. М. Массовая литература как историко-культурная проблема // Радуга. 1991. – № 9.
11. Маньковская Н. Б. «Париж со змеями» (введение в эстетику постмодернизма). – М., 1995.
12. Постмодернизм и культура: Сборник статей. – М., 1991.
13. Пути современной поэзии // Вопросы литературы. 1994. – Вып. 4.
14. Рабжаева М. В. Женская проза как социокультурный феномен // Идеология студента. – СПб., 2000.
15. Солженицын А. И. Россия в обвале. – М., 1998.
16. Шайтанов И. О. Как было и как вспомнилось (современная автобиографическая и мемуарная проза). – М., 1981.
17. Эпштейн М. Н. Парадоксы новизны. – М., 1988.
Глазков Н. И. Избранные стихи. – М., 1979. – С. 32.
Гаспаров М. Л. Поэтика «Серебряного века» // Русская поэзия Серебряного века. 1890-1917: Антология / Отв. ред. М. Л. Гаспаров, И. В. Корецкая. – М., 1993. – С. 9.
Рассадин С. Б. Самоубийцы. – М., 2002. – С. 475.
Цит. по: Шевелев В. Н. Мао Цзедун – великий кормчий // Электронная библиотека восточной литературы: http://eastlib.narod.ru/modern/mao.htm.
Андреев Л. Г. Введение // Зарубежная литература XX века / Под ред. Л. Г. Андреева – М., 1996. – С. 24.
Волошинов В. Н. Марксизм и философия языка. Основные проблемы социологического метода в науке о языке. – Л., 1929. – С. 88-89.
Хайдеггер М. Послесловие к «Что такое метафизика?» // Время и бытие. – М., 1993. – С. 17.
Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. – М., 1994. – С. 75.
Дебор Ги. Общество Спектакля. – М., 2000. – С. 41.
Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. – Т. 62. – С. 269-170.
Лотман Ю. М. Лекции по структуральной поэтике // Ю. М. Лотман и Тартуско-московская семиотическая школа. – М., 1994. – С. 66.
Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика. – М., 2002. – С. 23.
Лотман Ю. М. Лекции по структуральной поэтике // Ю. М. Лотман и Тартуско-московская семиотическая школа. – М., 1994. – С. 86.
Kayser W. Das sprachliche Kunstwerk: Eine Einfuhrung in die Literaturwissen-schaft. – Bern; Munchen, 1973. – S. 240.
