Ознакомительная версия.
Жанр трагедии Лорка еще более усложняет элементами мистерии. Иерма – героиня обобщенная, в ее образе Гарсиа Лорка выводит вообще трагедию женщины и человека. Невоплощенная мечта – это трагедия человека на все времена. Действительность, которая уничтожает мечту, вызывает у человека бессильную ярость.
Кроме того, образ Иермы рисует женскую душу, мятущуюся, страдающую, желающую любить, но не находящую любовь, отвергнутую и одинокую. Даже радости материнства ей не суждено познать. Мистерию усиливают интермедии, когда ряженые, например, разыгрывают на сцене свой спектакль, по ассоциации, косвенно намекающий на основную трагическую тему героини.
Гарсиа Лорка в одном из своих интервью говорил о другой своей пьесе – «Башмачница», но то, что он говорил, вполне подходит к «Иерме». Иерма – настолько же обобщенный, мистерийный образ, сколь обобщенна Башмачница. Лорка утверждает: «"Башмачница" – фарс, но не только. Ее героиня – это поэтический вариант души человеческой; она и только она важна в пьесе. Остальные персонажи оттеняют ее, не более того. Колорит здесь – фон, а не суть, как бывает в иных драматических жанрах. Этот миф о душе человеческой я мог бы представить и в эскимосском колорите. Язык и ритм в моей пьесе – андалузские, но лишь язык и ритм.
Башмачница – не просто женщина, в ней есть что-то от всех женщин мира… У всякого сидящего в зале есть за душой своя Башмачница».
2) Древняя традиция и ее современная трактовка
В то же время Гарсиа Лорка – преемник классической трагедии, античной и испанской (Кальдерона, например, которого его театр «Ла Баракка» (Барак) ставил и возил по всей Испании, показывая крестьянам в испанских деревнях и горожанам в небольших испанских городах), поэтому он использует классические приемы трагедии. Один из них – античный хор.
В древнегреческой трагедии хор соучаствует герою, он безотрывно сопровождает героя во всех его поступках и сомнениях, сочувствует ему или спорит с ним, иногда даже безмолвствует, выражая тем самым свое отношение к происходящему (как правило, несогласие). Герой здесь – часть хора, поскольку он принадлежит античному обществу, полису. И хор, и протагонист – это две части единого целого.
У Лорки уже совершенно иначе. В XX веке личность отделилась от общества. Общество и индивидуум чувствуют свою разницу и часто конфликтно противопоставляют себя друг другу. Условность существования Хора античной трагедии уже не может удовлетворить запросы зрителя XX века. Хор воспринимается как художественная натяжка. Поэтому для существования Хора нужны более естественные, реалистические условия. Лорка их блестяще находит: это – прачки, полоскающие белье на ручье и судачащие о Иерме, ее муже Хуане и пастухе Викторе (женский хор); это бесплодные паломницы, поющие молитву Богу о даровании плодовитости (женский хор), это мужской хор, сопровождающий интермедию ряженых: Дьявола, его Жену и Ребенка. Мужской хор составляют мужчины, слетевшиеся, как мухи на сахар, с намерением попользоваться бедой бесплодных паломниц.
Кроме того, в античной трагедии по преимуществу господствовала тема Рока (трагедии Софокла, Эсхила, Еврипида) (по-гречески “Ананке” – судьба). Человек не мог противиться, тем более противостоять злому року, он был игрушкой в руках богов. Еврипидовская Медея не может совладать с греховной любовью к пасынку Ипполиту. Эдип должен стать мужем своей матери.
В 17 и 18 веке в драматургии на первый план выходит проблема борьбы чувства и долга в душе человека (трагедии Расина). Герой, например, любит, но по политическим причинам должен отказаться от своей любви. Как правило, он выбирает долг, если этот выбор правильный, и чувство, если выбор – ошибка.
В 19 веке в центре трагедии романтический конфликт – игра страстей, конфликт Добра и Зла в сердце человека (трагедии Шиллера, Гёте).
Трагедийный конфликт у Лорки совсем иной, если сравнивать его трагедию с трагедий античной или трагедиями 17–18 веков. Внешнего конфликта, как такового, в пьесе Лорки нет. В чем этот внешний конфликт? Он формален. Конфликт жены с мужем по поводу того, что она не может родить, кто-то из них (а может быть, оба?) виновны в том, что она не может зачать? то было бы слишком приземленно и прозаично, если не банально.
Трагедия по большей части – внутренняя трагедия Иермы. Не между долгом и чувством мечется героиня, а внутри себя, взращивая в тайниках своей души химеру неродившегося ребенка. Это скорее фрейдовский конфликт. Бессознательное разрывает душу Иермы, делается независимым от нее самой (ей даже мерещится плач ребенка, то есть в буквальном смысле ее преследуют галлюцинации). Это уже, разумеется, конфликт XX века. Притом фрейдовский (материнско-сексуальный) комплекс Иермы осложняется комплексом смерти. Любопытно, что как раз в это время, когда Лорка писал пьесу (1935), Фрейд, неудовлетворенный своей чисто сексуальной концепцией, начал думать о том, как ее дополнить, и знаменитый австрийский врач вводит в свою концепцию, помимо сексуальности, которая полностью вытекает из чувства наслаждения, комплекс Танатоса (смерти), потому что тяга к разрушению присуща человеческой природе наравне с жаждой наслаждения.
3) Особенности драматического конфликта
Как развивается в трагедии драматургический конфликт?
В пьесе 3 действия и 6 картин: движение сюжета и развитие конфликта, как мы сказали, происходит по законам поэтической драматургии. Здесь действует внутренний музыкальный ритм. Конфликт скорее глубинный, скрытый, как в драматургии Чехова.
В 1 картине 1-го действия Гарсиа Лорка сразу вводит зрителя в суть пьесы: не о бесплодности героини идет речь, а об отсутствии любви между супругами. Их диалог – смена глухих упреков, обращенных друг к другу. Это конфликт непонимания, замкнутости и глухоты сознаний:
Хуан. Все худые люди крепкие, как сталь.
Иерма. Все, да не ты. Когда мы поженились, ты был другой. Теперь у тебя лицо бледное, словно ты и солнца не видел. Сходил бы ты на реку, поплавал или влез бы на крышу в ливень. Мы женаты два года, а ты все печальней, все худее, словно растешь в землю.
Хуан. Больше ничего не скажешь?
Иерма (поднимаясь). Ты не сердись. Если бы я захворала, я бы рада была твоей жалости: "У меня жена хворает, заколю-ка я ягненка, нажарю ей вкусного мяса"; "У меня жена хворает, натоплю куриного жиру, грудь ей разотру, принесу овчину, укутаю ей белые ноги". Вот я чего хочу, потому о тебе и забочусь.
Хуан. На чем и спасибо.
Иерма. Так ты ж не даешь заботиться о себе!
Хуан. А я здоров. Это все твои выдумки. Просто я много работаю. Старею с каждым годом.
Иерма. С каждым годом… Мы все здесь да здесь.
Хуан (улыбается). А где ж нам быть? Пам и тут неплохо. Работа идет хорошо, детей у нас нет, расходов меньше…
Иерма. Детей у нас нет… Хуан!
Дальше Иерма встречается с Марией, которая ждет ребенка, и с Виктором, своим прежним возлюбленным, которого она, в отличие от мужа, действительно любила. И он ее любил. Проблема опять-таки не в бесплодии, а в любви. Мечта родить сына появляется у Иермы как следствие нелюбви к мужу.
Во 2-й картине Иерма пытается выспросить у мудрой старухи, почему она не родит. Старуха снова намекает ей на то, что главная причина бесплодия в ней самой: если бы она вышла замуж не за Хуана, а за Виктора, любимого, а не выбранного для нее отцом, могло получиться иначе.
Две девушки подруги несут разную жизненную философию: одна живет рожденным ею ребенком, другая, бесплодная, ничуть не тяготится своим бесплодием, вообще не понимая, зачем ей нужно было выходить замуж, если они с мужем и до свадьбы занимались тем же. Здесь поэтически Гарсиа Лорка как бы дает два варианта судьбы Иермы.
Встреча Иермы с Виктором снова построена на подтексте и недомолвках: они могут снова любить друг друга, если Иерма решится. Их встречу прерывает муж Иермы Хуан, которого гложет ревность и злость.
В 1 картине 2 действия Хор прачек обсуждает Иерму, ее мужа и Виктора. Здесь тоже сталкиваются различные жизненные философии. Первая прачка сочувствующая, снимающая вину с Иермы. Третья прачка – ханжа. Четвертая прачка – сторонница всякой любви, пускай даже свободной. Она рассказывает о двух зловещих золовках в черном, которых муж взял из церкви, чтобы они следили за каждым шагом Иермы.
Третья прачка. Пудрятся, помадятся, цветочками украшаются, на чужих мужчин заглядываются.
Четвертая прачка. У них все хуже и хуже, чистый ад. Они с золовками стены белят, горшки чистят, стекла протирают, полы моют, а слова друг другу не скажут. Ведь чем в доме чище, тем на сердце хуже. Золовки тоже приходят полоскать белье, но они молчат!
Во 2 картине 2 действия разговор Иермы с мужем Хуаном продолжает ту же тему нелюбви. Золовки кивают и молчат. В отчаянии Иерма поет, призывая вожделенного ребенка, который никогда не родится. Эта одна из кульминаций трагедии – поэтическая кульминация:
Ознакомительная версия.
