Ознакомительная версия.
Увлечение просветительной философией, попытка во что бы то ни стало создать себе определенное мировоззрение путем страстного и беспорядочного накопления знаний резко обрывается у Клейста его знаменитым "кантианским кризисом". Чтение Канта убивает в Клейсте его прежние надежды. Для Клейста основные достоинства философии Канта – в разрушении метафизического "богопознания". В своих письмах к сестре и невесте Клейст жалуется на возникшее в связи с этим ощущение пустоты и бесцельности.
"Мысль о том, что мы здесь, на земле, ничего, совсем ничего не знаем об истине, и то, что мы называем здесь истиной, после смерти называется совсем иначе, что поэтому стремление создать себе достояние, которое можно было бы унести с собой в гроб, совершенно бесцельно и бесплодно, – эта мысль потрясла святая святых моей души".
Вероятно, из кантианского кризиса вырастает у Клейста смесь страха смерти с жаждой смерти.
Все герои Клейста, так же как и сам поэт, живут как во сне. Вместе с тем, они смутно сознают наличие внешнего мира, их не покидает страх перед пробуждением от сна и смутное предчувствие, что пробуждение это неизбежно.
Драма «Принц Гомбургский» начинается с того, что курфюрст Бранденбургский Фридрих Вильгельм, курфюрстина, принцесса наталия Оранская и граф фон Гогенцоллерн, принадлежащий к свите курфюрстины, наблюдают, как принц Гомбургский в сомнамбулическом состоянии плетет лавровый венок, как раз перед самой битвой при Фербеллине.
Иначе сказать, он во сне видит себя уже победителем сражения.
Гогенцоллерн
(…)Бьюсь об заклад – он видит звездочетов,
Плетущих для него венец из солнц. (…)
Курфюрст
Посмотрим, до чего дойдет безумье.
Курфюрст подшучивает над ним, берет у него из рук венок, обматывает его цепью со своей шеи и передает его принцессе Наталии Оранской. Она высоко приподнимает венок над головой. Принц Гомбургский следует за ней и курфюрстом, так окончательно и не проснувшись. Он срывает с руки принцессы перчатку и, очнувшись от сновидения (реальность он принимает за сон), принц
Гомбургский пребывает в состоянии полусомнамбулическом во время военного совета: он не записывает и не запоминает того приказа, который диктует ему фельдмаршал со слов курфюрста, разработавшего заранее план сражения, он видит только Наталию Оранскую, в которую и влюбляется, поначалу не отдавая себе в том отчета, и которая ищет потерянную перчатку. Другими словами, в мир грубого солдатского приказа, в мир предстоящей войны странным образом вторгается сновидение романтика и лунатика принца Гомбургского, к тому же еще и влюбленного.
Причем в сновидении как будто предрешен исход сражения. В нем триумфатором и победителем будет принц Гомбургский. Его венчают лавровым венком. Действительно, во время сражения принц Гомбургский, который командует кавалерией, внезапной атакой смял противника, и это предрешило победу над шведами. Он чувствует себя триумфатором, защитившим прусский народ от завоевателей шведов, если бы не горькое известие о гибели курфюрста.
Благодаря принцу Гомбургскому битва выиграна, но курфюрст против всех ожиданий велит взять его под арест, и, как нарушителя военного плана, его ожидают суд и смертный приговор.
Как пишет Берковский, «принц Гомбургский – тот самый победитель, которого судят вопреки утверждениям пословицы. Принц вначале думает, что курфюрст шутит, но уже вырыта могила для победителя при Фербеллине, и курфюрст не собирается его амнистировать, хотя все просят за принца: и принцесса Наталия, и все его военные товарищи, – в прусском войске едва не возникает возмущение в пользу принца, впрочем, по формам своим более чем благовоспитанное и лояльное. Курфюрст не желает побед случайных. Он желает побед по правилу. Принца собираются судить как импровизатора. Его способ воевать – та же романтическая импровизация, доверие к личному счастью и к случаю, который готов идти навстречу. Просящие за принца рассуждают примитивно-человечески. Им дорог успех как таковой, они спрашивают только о результате поступка. Курфюрст судит по форме – действовать должно, исходя не из материи действия, а из его формы, не от себя лично н не по-своему, а так, чтобы твое деяние могло служить примером для всех, давало бы правило для всех и всегда»[265].
По мнению Берковского, в этой коллизии между чувством и долгом заключен кантовский «категорический императив»: «Моральное действие должно быть всеобязывающим, годным для каждого и при любых обстоятельствах. Если угодно, то можно бы сказать, что принц победил при Фербеллине, но победа его была имморальна.
Кантовская мысль идет и дальше в глубь драмы. Принц сначала настроен малодушно, ему жалко самому себя, он молит об амнистии. На войне он думал не о смерти, он думал о славе и удаче. Перед лицом смерти, прямо к нему приступившей, он малогероичен»[266].
В пьесе смерть выступает мерилом яви, разрушающим сновидение принца Гомбургского. Его романтические мечты о Наталье Оранской, его грёза о славе сбываются наяву, как будто сон продолжается. Во время атаки он, кажется, остается в пределах сновидения. После атаки он признается Наталье Оранской в любви, делает ей предложение, получает согласие и страстный поцелуй. Точно наяву продолжается сновидение с перчаткой, какую он силой сорвал с руки Натальи.
Вся эта идиллия усиливается счастливым известием о том, что курфюрст жив и что вместо него на белом коне курфюрста погиб другой. Казалось бы, остается только сыграть свадьбу счастливых, красивых и молодых принца Гомбургского и Натальи Оранской. Не тут-то было. Как раз в этот момент и наступает трагическая коллизия между чувством и долгом. Клейст, вероятно, делает выбор в пользу долга – совсем по-кантовски.
К тому же тема смерти завораживает Клейста. Принц Гомбургекий на протяжении пьесы несколько раз подряд меняет свое отношение к смерти. Сначала он ее вообще не видит, потом принимает сквозь дымку сновидения, как химеру, как грёзу, к которой нельзя относиться серьезно. Клейст рисует образ гроба, приготовленного для казненного завтра принца Гомбургского. Этот образ пугает принца до кошмара. Так, явь торжествует над сном.
По мере узнавания, что он, принц Гомбургский, осужден и, вероятно, не будет помилован, он делается малодушным, жалуется, молит всех, чтобы те умоляли курфюрста его помиловать и теряет уважение у своей невесты – принцессы Натальи. Она вымаливает помилование у курфюрста, и он дает ей бумагу, из которой следует, что сам принц Гомбургекий должен решить: жить ему или умереть. Его подпись или просьба о помиловании решат исход дела.
Принц Гомбургекий, думая о смерти и готовя себя к ней, не торопится соглашаться с помилованием, потому что в нем тоже, как и в самом Клейсте, пробуждается тяга к смерти:
Принц Гомбургский
Жизнь дервиши считают переходом
Не столь уже далеким: с двух аршин
Вверх от полу на два аршина под пол.
Вот я и отдохну на полпути.
Чья голова покамест на плечах,
Дрожа ее на грудь повесит завтра,
А послезавтра – скатится к ногам.
Там тоже солнце светит, говорят,
Поля же там еще быстрее здешних.
Да только жаль, что прогнивает глаз,
Что должен эти прелести увидеть.
Несмотря на понукания его невесты Натальи, принц Гомбургекий медлит, а потом и вовсе соглашается с приговором. Наталья внезапно целует его: он вновь в ее глазах герой, а не малодушный трус, перед лицом смерти забывший об отчизне, о чем она с горечью чуть раньше повествует курфюрсту. Смерть избавляет принца от сна и дает ему мужество: теперь это уже не юноша-романтик, случайно одержавший победу над врагом, – это мудрый муж, принявший свою смерть как жертву за родину. Таким образом, опять тема смерти, сна и патриотизма в пьесе загадочным образом соединяются.
Конфликт разыгрывается только в душе самого принца. Согласно концепции Клейста, исход этого конфликта может быть только следующий: принц понимает абсолютную необходимость дисциплины, признает, что нарушение военного порядка с его стороны является государственным преступлением – преступлением, за которое он, по своему собственному приговору, заслужил смерть.
Справедливо пишет Берковский, снова настаивая на кантовском решении вопроса в драме Клейста: «Совершается предусмотренная Кантом апелляция к личной совести, и она ведет к последствиям, которые и ожидались. В принце совершается внутреннее очищение, человек чувственности и импровизации, мечты, он становится человеком строгого долга. О победе своей он забыл, он помнит только о своем ослушании и свободно принимает смертный приговор. Но тогда приговор становится ненужным. Курфюрст милует принца Гомбургского, он имеет отныне в нем того сподвижника, которого искал и ищет. (…) Речь идет не о правовой только личности, с которой уживается и анархия, речь идет о категорическом императиве, о полной проникновении личности всеобщим законом. За самой же личностью остается свобода самоопределения»[267].
Ознакомительная версия.
