Тему взаимоотношений учителя и ученика затрагивает и Ксения Колобова в стихотворении, написанном, вероятно, по случаю первого юбилея Мануйлова – 20-летия со дня его рождения (22 августа / 4 сентября 1923 г.); она возникает, обрамленная главной темой – «первой юношеской любви»[1444] Мануйлова к Елене Борисовне Юкель, также ученице Иванова по Бакинскому университету, представленной в обличье Елены из греческой мифологии – спартанской царицы, прекраснейшей из женщин:
Вите Мануйлову
Ведь издавна поэты мечтали о Еленах,
но на дороге редким встречалось это имя…
То – Мирра, то – Мария, а то Елисавета,
а то и деревенское – простая Серафима.
Но Ты – Судеб Избранник, прославленный дарами,
все Боги благосклонны – поэт, друзьями чтимый, –
досель не опьяненный дурманными парами,
вегетерьянец скромный, Ивáновым любимый.
Ах, Оккультист заядлый, влюбленный в тайны мира,
и Wunderkind, но, право, для вящей скажем славы:
один из членов тайного вселенческого клира,
достойный сопрестольник гордыни Вячеслава!
Все Музы и Хариты сбежались на рожденье
и каждая с собою дар принесла бесценный –
Лишь Афродита весело – «Взгляни на отраженье,
пускай запечатлеется в тебе лицо Еленино».
Ах! из Москвы от Брюсова сбежал в Баку к Иванову,
Вздохнул свободно, радостно избавился от плена,
не знал, что Афродитою мечтанья затуманены,
что плен сладчайший зиждется – здесь учится Елена.
Один на Мирру смотрится, другой поет Марию,
Елисавету третий в Унив<ерситета> стенах…
Ты оправдал надежды – спаситель и Вития,
ты – Менелай, вернувший сокрытую Елену.[1445]
Из немногочисленных стихотворений, которые Вячеслав Иванов написал во время пребывания в Баку, большинство обращено к ученикам. Это – цикл из трех сонетов «Моисею Альтману» (один из сонетов – акростих), написанный 10–14 апреля 1923 г.;[1446] стихотворный экспромт «Какая светлая стезя…» (май 1924 г.) на фотопортрете, подаренном «моей филологической сотруднице и сомечтательнице Елене Александровне Миллиор»;[1447] стихотворение «Ксения, странница…», адресованное К. М. Колобовой и записанное также на обратной стороне подаренного ей фотопортрета;[1448] наконец, опять же на обороте фотопортрета в берете и с книгой в руках, – стихотворение, обращенное к Мануйлову (около 20 декабря 1923 г.):
Поэт, пытатель и подвижник
In nuce и в одном лице,
Вы, бодрый путник, белый книжник,
Мне грезитесь в тройном венце.
Вы оправдаете, ревнитель
И совопросник строгих Муз,
Двух звуков имени союз:
Рукою Божьей победитель.
Вяч. Иванов.[1449]
Это стихотворение немедленно (22 декабря) вызвало к жизни ответное послание, которое Мануйлов приводит в мемуарной книге:
Ты сердцем солнечным, Учитель милый,
Меня давно неудержимо влек,
И я летел к тебе золотокрылый,
И трепетный, и глупый мотылек.
Я тоже солнечный, но Всемогущим
Мне мудрости змеиной не дано,
Я только радуюсь лугам цветущим,
Я только пью медвяное вино.
Что принесу тебе я легкокрылый?
Твои цветы в твои же цветники!
За то, что ты, Учитель, свет мой милый,
Взял мотылька к себе в ученики.[1450]
Мануйлов акцентирует здесь ту важнейшую доминанту, которая сближает его юношеские творческие порывы с поэтическим мироощущением автора «Cor ardens», – мотив солнечности. Другую доминанту, обозначенную в этом стихотворении и относящуюся уже только к его автору, Иванов определенно нашел меткой и выразительной. Об этом можно судить по его поэтическому экспромту, приписанному несколько дней спустя на обороте той же фотографии, под текстом стихотворного послания «Victori manu Elohim»:
В. А. Мануйлову
Я вижу: детям Солнца милы
Мои живые цветники,
Коль мотылек воздушнокрылый
Ко мне упал – в ученики.
ВИДекабрь 1923.[1451]
Уподобление, найденное Мануйловым и санкционированное пером его учителя, вошло в обиход ближайшего круга ивановских учеников. Оно определяет образный строй одного из стихотворений Ксении Колобовой, посвященных Мануйлову:
Виктору
«Не вспоминай и не зови»
Юр. Деген
Ты любимый, живой и желанный
огнекрылых стихий мотылек.
Вихрь тебя породил ураганный,
захотел ты и многое смог.
Подари же меня приветом,
как других любовью даришь.
Знаю я – пронизанный светом,
от меня навсегда улетишь.
И не мне полететь за тобою,
словно камни ступни тяжелы.
Мотылькам, завлеченным игрою,
мои мысли враждебны и злы.
Не простится Господнему року:
мое солнце в зияньи орбит,
глядя горько расплавленным оком,
черным пламенем тихо горит.[1452]
В архиве Мануйлова сохранился также машинописный список цикла Иванова «Лебединая память» (11 стихотворений), опубликованного в журнале «Русская Мысль» (1915. № 8) с дарительной надписью автора: «Эфирному мотыльку песни Памяти – Вите Мануйлову Вяч. Иванов».
Об особом положении Мануйлова в ближайшем кругу бакинских учеников Иванова свидетельствует и тот факт, что именно ему последний, отправляясь в Москву на празднование 125-летия со дня рождения Пушкина, предложил стать своим спутником. 21 мая 1924 г. Мануйлов писал родителям и сестре Нине в Новочеркасск: «6-го июня в Москве большие пушкинские торжества. ‹…› Вячеслав Иванович вызван Луначарским для доклада в Большом театре на тему “Пушкин в 1824 г.” Вячеслав Иванович считает, что мне необходимо воспользоваться отпуском и правом бесплатного проезда и ехать с ним, чтобы в Москве сам Вячеслав Иванович мог меня познакомить со всеми, с кем это нужно, и, может быть, перевести меня для дальнейшего образования в Москву. Сами понимаете, как все это для меня важно. ‹…› Я выезжаю 27 V. ‹…› Вячеслав Иванович прилагает все усилия устроить меня в скором поезде, пишет письма нашему комиссару, хлопочет еще в Наркомпросе и т. д.»[1453] Примечательно, что Иванов надеялся перевести Мануйлова для завершения университетского образования в Москву: вполне определенно он планировал уже тогда не возвращаться в Баку, а выхлопотать себе в «высших» инстанциях заграничную командировку, и в перспективах этого хотел обеспечить своему любимому ученику более благоприятные условия, чем те, которые ожидали его в Бакинском университете. Из этого намерения, впрочем, не последовало ожидаемых результатов.
В цитированном письме в Новочеркасск Мануйлов сообщал также: «Завтра сдаю предпоследний экзамен, накануне отъезда последний. Еще один, возможно, в дороге между Баку и Москвой либо Зуммеру, либо Вяч<еславу> Ивановичу». Последняя фраза достаточно выразительно свидетельствует о том, насколько неформальный характер имел процесс обучения в Бакинском университете при Вяч. Иванове. В мемуарном очерке о своем учителе Мануйлов не сообщает, принимал ли Иванов у него экзамен в купе вагона во время следования в Москву, но приводит надпись на обложке книги Иванова «Дионис и прадионисийство» (Баку, 1923), подаренной ему автором в ходе этого путешествия: «Милому спутнику из Баку, Виктору Андрониковичу Мануйлову, при переезде через Оку, “любовью требуя” – верности эллинскому языку. ВИ. 30/V 1924».[1454] Исполнить этот завет Мануйлов, однако, не смог: в отличие от других самых близких и самых верных учеников Иванова – Моисея Альтмана, Ксении Колобовой, Елены Миллиор, ставших высокопрофессиональными филологами-классиками, он в дальнейшем сосредоточился в своих интересах на истории русской литературы (хотя в бакинские годы, безусловно, был увлечен и той сферой знаний, в которую вводил своих слушателей Иванов: среди первых публикаций Мануйлова имеется, в частности, рецензия на популярную книжку М. Брикнера «Страдающий бог в религиях древнего мира» (М., 1923), вполне благосклонная: «Удачно проведена аналогия между древними религиями и христианством»[1455]).
В мемуарном очерке «О Вячеславе Иванове» Мануйлов воскрешает эпизоды пребывания в Москве летом 1924 г.[1456] – посещения московских друзей и знакомых Иванова (П. Н. Сакулина, М. О. Гершензона, В. Я. Брюсова, Г. И. Чулкова и др.), визит к А. В. Луначарскому, знакомство с М. П. Кудашевой, близкой приятельницей М. Волошина и впоследствии женой Ромена Роллана (Иванов устроил своего ученика жить в ее квартире), общение с Б. Пастернаком, поездку в подмосковное имение к композитору А. Т. Гречанинову. В архиве Мануйлова (ИРЛИ) сохранились относящиеся к этой поре документальные материалы. В их числе – билет на 1924 г. Вяч. Иванова как действительного члена Всероссийского Союза Поэтов, а также записка Иванова: «Прошу о пропуске в Ак<адемию> Х<удожественных> Н<аук> на мой доклад 9/VI для студента бакинск<ого> университета, моего ученика, В. А. Мануйлова. Вяч. Иванов». Имеется также письмо, адресованное поэту Василию Васильевичу Казину (1898–1981), одному из руководителей Общества пролетарских писателей «Кузница» и сотруднику редакции первого советского литературно-художественного журнала «Красная новь»:
