Наконец, не упустим из виду и того, насколько структурными могут быть даже те части абсурдного текста, которые, казалось бы, вообще не должны иметь под собой никакой обязательной структуры. В частности, в «Охоте на Снарка» есть знаменитый момент описания головокружительно сложного и «никому не нужного» математического расчета: расчет этот дается в «Уроке Бобру» и воспринимается как совершенно безумный, ибо суть данного расчета – прибавить два к одному, чтобы в сумме получить три. Бобр не может справиться с этим – и на помощь ему приходит Бандид, берущийся за дело весьма скрупулезно:
Достали портфельчик, бумаги, чернил
И ручек: без ручек нельзя!
Какие-то твари окрестные к ним
Приблизились, пяля глаза.
Но Бандид игнорировал их и писал,
Взявши в обе руки по перу;
Он сложенья закон объяснял языком
популярным, доступным Бобру:
«Предположим, что нам с Вами Тройка дана –
Это страшно удобно! Так вот:
Семь и Десять прибавив, умножим их на
Одну Тысячу минус Пятьсот.
Результат, как Вы видите, делится вновь
На пять Сотен плюс Пять без Пяти,
Вычитаем семнадцать. Ответ наш готов!
Он правилен, как ни крути.
Мой метод рабочий я взял не с Луны –
Весь он четко представлен в мозгу.
Но – поскольку я занят, а Вы неумны, —
Изложить я его не смогу…»
Те из читателей, кто поверит Бандиду в том, что «метод» не может быть «изложен», совершат непростительную ошибку! Мы на территории литературы абсурда, а это значит, что здесь царит структура – и, если некая строгая конструкция представлена нашему взору, можно быть уверенными: это не зря. Разумеется, Кэрроллу ни к чему было жертвовать таким сильным акцентом на форму текста: указание на конструкцию при отсутствие самой конструкции означало бы для него выстрел в пустоту. А потому математическая «белиберда» Бандида структурирована предельно точно – и, когда нашлись все-таки «зануды», решившиеся проверить урок Бобру на прочность, прочность превзошла все ожидания: математические действия Бандида действительно давали в результате три.
Вот как выглядит этот «расчет»:
(Х + 7 + 10) x (1000—500)/(500 + (5 – 5)) – 17где «Х» – искомое число 3.
Пожалуй, тезис о гиперструктурированности «Охоты на Снарка» можно считать доказанным, несмотря на то, что мы не воспользовались и половиной доводов, которые тоже могли бы быть более чем красноречивыми.
Однако не стоит, видимо, сосредоточиваться лишь на одном тексте: выводы, несомненно, покажутся гораздо более убедительными, если мы обратимся и к другим произведениям английского классического абсурда – при сохранении, однако, прежней цели: продемонстрировать практику компенсации хаоса в области содержания текста предельной упорядоченностью его структуры. Сохраним и характер предмета внимания: нас все еще интересуют стихотворные тексты – к прозаическим (как – парадоксально! – более сложным) мы обратимся позднее.
Глава 3.2.
Стихотворный абсурд: малые формы
Данная группа стихотворных текстов представлена огромным набором текстов, принадлежащих все еще мало кому у нас известному классику английского абсурда Эдварду Лиру. Это:
лимерики,
отдельные короткие стихотворения (прибаутки[9]),
стихотворные истории,
песенки,
алфавиты[10],
ботаника[11]
и некоторые другие.
Тексты эти были собраны в следующих его книгах:
«Книга абсурда» (1846),
«Еще больше абсурда» (1872),
«Чепуховые песенки, истории, ботаника и алфавиты» (1871),
«Смехотворная лирика» (1877)
и др.
Первая и вторая из перечисленных посвящены «детям и внукам графа Дерби, верным друзьям и ценителям «прыганья на одной ножке»[12]. Тексты же, которые мы намерены цитировать, были собраны в книге «Topsy-Turvy World», на которую уже неоднократно приходилось ссылаться. Все цитаты в дальнейшем даются в переводе автора данного исследования. Английские тексты цитируются по вышеназванному изданию. Круг текстов таков:
«Уточка и Кенгуру»,
«Мистер Папа-Шесть-Ног и Мотылек»,
«Метла. Лопата, Ухват и Шипцы»,
«Стол и Стул»,
«Сватовство Джони-Бони-Бо»,
«Новые одеяния»,
«Мистер и Миссис Дискобболтус»,
«Шляпа Сэра Шито-Крыто»,
«Чепуховый алфавит»,
«Как мило знать мистера Лира»,
Лимерики
Думается, что это достаточный набор для того, чтобы поддержать и расширить высказанные при анализе «Охоты на Снарка» соображения. С этой целью данный анализ и предпринимается.
Данные тексты также отличает отчетливая гиперструктурированность. Самый заметный в этом смысле признак – многочастность даже относительно небольших стихотворных композиций.
Так, «Уточка и Кенгуру» (40 строк) состоит из пяти частей, озаглавленных римскими цифрами, «Метла, Лопата, Ухват и Щипцы» (40 строк) – из четырех, пронумерованных тем же способом, а например, довольно объемное стихотворение «Мистер и Миссис Дискобболтус» (108 строк) – даже из двух крупных глав, каждая из которых соответственно поделена на 4 и 5 частей.
С подобным принципом членения мы на примере «Снарка» еще не встречались: в стихотворениях Эдварда Лира фактически пронумерована каждая отдельная строфа, что, видимо, должно представить «безумное содержание» в дискретном виде и таким образом компенсировать издержки приобщения к трудному «смыслу». Набор маркеров внешней упорядоченности, стало быть, увеличивается еще на одну единицу: номер строфы.
Из известных нам маркеров наиболее заметен рефрен.
Например, в стихотворении «Уточка и Кенгуру» это конструкции «Молвит Уточка – Кенгуру» (в переводе с небольшими вариациями), начинающая и завершающая практически три части: первую, вторую и четвертую, а также «И сказал Кенгуру…» (в переводе с небольшими вариациями), начинающая и завершающая две части – третью и пятую. Ср.:
1
Молвит Уточка: «Кенгуру,
Ваша Милость… какой прыжок!
………………………………………………….
Прыжки – вот что мне по нутру!» –
Молвит Уточка – Кенгуру
2
«Умчите меня за моря! —
Молвит Уточка – Кенгуру. –
…………………………………………………
Забыв про эту дыру!» –
Молвит Уточка – Кенгуру.
3
И сказал Кенгуру в ответ:
«Это требует размышленья…
…………………………………………………
И ревматизм моему бедру
Грозит!» – сказал Кенгуру.
4
Молвит Уточки: «Пустяки!
Я обдумала это дело…
……………………………………………
Я теперь, как моряк курю», —
Молвит Уточка – Кенгуру.
5
И сказал Кенгуру: «В дорогу!
Вышел месяц из-за куста.
……………………………………………
И любил теперь как сестру
Уточку – Кенгуру.
Применительно к «Уточке и Кенгуру» следует оговорить один специальный структурный акцент, который хорошо заметен и наиболее последовательно «проставлен» именно в данном тексте. Имеется в виду так называемая тавтологическая рифма. С нею мы встречаемся и в других текстах – не менее последовательно, например, в «Мистер и Миссис Дискобболтус», где само по себе слово «Дискобболтус» часто приходится на абсолютный конец стихов, рифмуясь, таким образом, лишь само с собой (да и трудно представить себе, с чем такое длинное и «монстрообразное» слово могло бы еще рифмоваться!).
Понятное дело, рифма и вообще-то есть средство, призванное не только «украшать», но «держать» стихотворный текст (т. е. делать его структуру ощутимой), – что же касается рифмы тавтологической, то ее задача, кроме того, еще и в том, чтобы «ставить вехи» на пути движения абсурдного «содержания» – маркируя смены точки зрения (в частности!) максимально наглядным образом. И если обычная рифма просто подчеркивает структуру, то тавтологическая рифма ее задает: читатель, дважды, например, отметив случаи тождества, будет ждать их и в остальных случаях, а это как раз и означает, что «путь приобщения к тексту» ему ясен и что времени и сил на «изучение структуры» тратить не придется: время и силы можно употребить более «разумно», а именно – на постижение «смысла».
Приведенное соображение о «вехах» касается, вне всякого сомнения, и других типов повторов – впрочем, соображение это в одном из своих вариантов уже было представлено выше и еще будет представлено в дальнейшем.
