Superarbitrace jest slovo původu latinského. Super – nad, arbiträre – zkoumati, pozorovati. Superarbitrace tedy «nad-zkoumání».
Dobře to řekl jeden štábní lékař: «Kdykoliv prohlížím maroda, činím tak z přesvědčení, že se nemá mluvit o, superarbitrare, nadzkoumání, nýbrž o,superdubitare, nadpochybovánf, že takový marod je nade vši pochybnost zdráv jako ryba. Z toho principu také vycházím».
Суперарбитрация – слово латинского происхождения. Супер – особое, арбитрар – решение, заключение. Суперарбитрация таким образом – вынесение особого решения.
Но еще лучше это объяснил один штабной врач. «Когда осматриваем пациента, исходим из посылки, что речь идет не о вынесении особого решения, а о появлении особого подозрения, пациент особо подозревается в том, что здоров, как бык. На этом принципе стоим».
В существующем русском переводе рассказа «Решение медицинской комиссии о бравом солдате Швейке» (МГ1955, перевод Д. Горбова) абзац с объяснением смысла слова «суперарбитрация» просто выпущен.
См. также комм., ч. 1, гл. 8, с. 87.
См. также шутку, построенную на совпадении звучания слов «суперарбитрация» и «субординация» – комм., ч. 2, гл. 3, с. 377.
— Как не понять, — согласился Швейк. — Осмелюсь доложить, понимаю и во всем, что вы изволите сказать, сумею разобраться.
В оригинале «сумею разобраться» – один из многочисленных в романе русизмов orientýrovat (со ráčejí říct, dovedu orientýrovat), использованный вместо законного чешского orientovat. Подробнее об этом весьма характерном для книги явлении см. комм., ч. 1, гл. 3, с. 52.
Здесь можно отметить особый комический эффект употребления подозреваемым в государственной измене русского деривата вместо немецкого, каковым является чешский глагол orientovat.
— Как же, ваша милость. Покупаю вечерний выпуск «Национальной политики», «сучку».
«Národní politika» – одна из солиднейших чешских газет, непрерывно издававшаяся с 1883 по 1945 гг. Первоначально была органом довольно консервативной Старочешской партии Staročeši (см. комм., ч. 1, гл. 1, с. 32), но в описываемое время не чуралась уже и определенных, не слишком уж отчаянных, либеральных идей. Основной аудиторией газеты была мелкая и средняя чешская буржуазия. Гашек со свойственной ему беспринципностью охотно печатался в «Национальной политике», и вообще любил ее читать, считая чистым и неистощимым источником здорового идиотизма. Не удивительно, что героиней одного из самых его язвительных уже послевоенных фельетонов – издевательского некролога «Об Ольге Фастровой» («Za Olgou Fastrovou» – «Rudé právo», 1922) стала многолетняя звездная колумнистка и редактор газеты (в ту пору уже официального печатного органа Национально-демократической партии – Národní Strana Demokratická). См. также комм., ч. 1, Послесловие, с. 251.
Народное прозвище «сучка» в оригинале «čubička» – газета получила вовсе не из-за особой гибкости, как это можно было бы подумать, своей политический линии, а из-за абсолютной всеядности своего собственного отдела объявлений, бравшегося за деньги публиковать рядом рекламу и бога, и черта, лишь бы с адресами и телефонами. Собственно по этой причине Швейк, мелкий жулик на ниве собачьей торговли и покупал вечерний выпуск «Нац. политики». Из-за объявлений (inzerátů) о купле-продаже, а может быть, имея в виду особенности коммерческого подхода Швейка, и о пропаже псов. Ну и сам давал объявления.
С. 44
или жгли пожарным факелом бока, вроде того как это сделали со святым Яном Непомуцким.
Ян Непомуцкий (Jan Nepomucký или Jan z Pomuk, между 1340 и 1350 в Помуке (Pomuk), ныне Непомук (Nepomuk) – 20 марта 1394 года в Праге) – католический святой и мученик, небесный покровитель Чехии. Канонизирован в 1729 году. Был главным викарием пражского архиепископа и духовником королевы, за что и пострадал: согласно легенде, умучили беднягу за нежелание открыть тайну исповедей жены королю Вацлаву IV. Согласно мнению зшеных, была еще одна причина – несогласие главного викария потворствовать все тому же Вацлаву в его попытках командовать церковными делами и назначениями. В любом случае, Яна из Непомука действительно пытали огнем, и сам король присутствовал при этом допросе, что, конечно, заставляет верить скорее легенде, чем в законы борьбы классов и сословий.
Многократно упоминается в романе.
Тот, говорят, так орал при этом, словно его ножом резали, и не перестал реветь до тех пор, пока его в непромокаемом мешке не сбросили с Элишкина моста.
Тело Яна из Непомука в самом деле сбросили во Влтаву, но с нынешнего Карлового моста, единственного в ту пору моста через реку. Однако, согласно результатам современных исследований останков святого Яна Непомуцкого, погиб он не захлебнувшись, а скорее всего, намного раньше, непосредственно во время королевского дознания, от несовместимой с жизнью травмы головы.
Элишкин мост (Eliščin most) – замечательный случай абсурда повседневной жизни. В действительности двухопорный подвесной мост вниз по течению Влтавы от Карлова (между ними еще пара мостов), открытый в Праге в 1868 году, официально назывался мостом Франца Иосифа Первого. Прелесть ситуации в том, что к тому времени в Праге уже двадцать лет существовал мост с тем же самым именем Франца Иосифа Первого, но с другой стороны, вверх по течению Влтавы от Карлового моста. Чтобы не путать двух Францев, пражане новый мост стали самым простым образом называть Элишкиным, по названию улицы, продолжением которой мост оказался (Eliščina třida – Элишкин проспект), и тем самым фактически железяку на цепях переименовали из моста императора в мост императрицы, потому что Eliška – общепринятое, включая школьные учебники, сокращение от чешского варианта имени Елизавета – Alžběta. Так и называли книжки для детей (HL1998) – «Рассказы из жизни их величеств императора и короля Франтишека Йозефа I и императрицы Элишки» («Několik vzpomínek na Jejich Veličenstva císaře a krále Františka Josefa I a císařovnu Elišku»).
Ныне на месте Элишкиного моста в Праге – Штефаников мост (Štefánikův most), на месте старого Франца Иосифа – мост Легии (Most Legií), а Элишкин проспект – проспект Революции (Revoluční).
А потом человека четвертовали или же сажали на кол где-нибудь возле Национального музея.
Рядом с Национальным музеем (в оригинале просто někde u Muzea) на нынешней Вацлавской площади (Václavské náměstí с незапамятных времен устраивались деревенские ярмарки, а в правление короля Рудольфа II (1575–1611) там же выстроили дяя большего веселья еще и эшафот, который довольно долго использовали по назначению. Например, у Музея были насажены на колья в 1621-м головы пойманных и убитых после сражения у Белой горы некоторых противников габсбургского трона (MJ 1968).
Теперь сидеть в тюрьме – одно удовольствие! — похваливал Швейк. — Никаких четвертований, никаких колодок. Койка у нас есть, стол есть, лавки есть, места много, похлебка нам полагается, хлеб дают, жбан воды приносят, отхожее место под самым носом.
Хотя сам Гашек в описываемый им момент не только не был в каталажке, но и вообще в Праге, простая справедливость требует вспомнить то, что в участок его – анархиста, комедианта и выпивоху – приводили с завидной регулярностью, о чем свидетельствуют чешские полицейские архивы. Иногда, пожурив, тут же отпускали, иногда сажали на денек, на два или на недельку, иногда ограничивались одной ночью отрезвляющего задержания. Уже во время войны Гашек сам себе устроил небольшую отсидку, умудрившись зарегистрироваться в номерах на улице Каролины Светлой как «Ярослав Гашек, купец, родом из Киева, прямым ходом из Москвы» («Jaroslav Hašek, kupec, v Kyjevě narozený a z Moskvy přicházející»). Наитипичнейшая выходка вечного шутника стоила ему пяти дней (7-12.12.1914) тюремного пайка (RP 1998).
Так что тюремно-полицейский быт вообще, и военных времен, в частности, был знаком Гашеку не хуже, чем жизнь пивных и кабаре.
С. 46
Шесть человек в ужасе спрятались под вшивые одеяла.
Только босниец сказал:
— Приветствую!
В оригинале и здесь босниец употребляет хорватский. Ничего плохого он не говорит, а в самом деле: – Здравствуйте! («Dobro došli»).
Какая цензура помешала в данном случае оставить все, как есть, неизвестно. Может быть, сомнения – оставить ли раздельно, как у Гашека, или написать слитно, как у носителей языка сербов, хорватов и босняков.
Утром его все-таки разбудили и без будильника и ровно в шесть часов в тюремной карете отвезли в областной уголовный суд.
— Поздняя птичка глаза продирает, а ранняя носок прочищает, — сказал своим спутникам Швейк, когда «зеленый Антон» выезжал из ворот полицейского управления.
