Забыть себя, в любви жить не с собою, а с любимой. на войне жить не страхом за себя, а мыслью о сражении и сказать в поэзии, как Маяковский:
Умри, мой стих,
умри, как рядовой,
как безымянные
на штурмах мерли наши! —
это означает — стать свободным.
Свободен Эйзенштейн в «Броненосце „Потемкине“, потому что он рассказывал не про себя и не для себя и поэтому был тогда виртуозен, изобретателен, свободен, понятен и мог изменять жизнь, обнажая ее противоречия и показывая ее сущность.
Борьба за будущность человечества освобождает.
Титан Прометей остался свободным, когда гнев богов приковал его к кавказской скале; трагедия Эсхила написана про свободу. Не думай о себе — и станешь свободным, У тебя появится новое качество, которое многих удивит, — оптимизм.
Кошка под дождем и американка в отеле не свободны; они сидят в прозрачной клетке, отъединяющей их от мира.
Хаджи-Мурат погибает свободным: его смерть не похожа на гибель Гарри Моргана. Он бежит не для того, чтобы спасти своего сына и свою семью.
Истинная причина подвига часто непонятна для самого героя произведения, но в сцеплении частей композиции произведения она понятна читателю.
Хаджи-Мурат вернулся в горы, чтобы оказаться со своими, потому что понял жизнь, рассказывая, узнал, что судьба народа важнее для него, чем ненависть к Шамилю.
Хаджи-Мурат сражается, вспоминая о песне и смутно представляя, что он делает что-то достойное.
Он сопротивляется до конца, забыв себя.
Герои Хемингуэя не могут забыть себя, и солнце им враждебно.
Путь социалистического реализма не выдуман и не сейчас возник, он — путь. для человечества; он неизбежен; он двигается вперед, осознавая себя.
О казачестве и о крестьянстве
Толстой видел в России крестьян и дворян, почти не замечая рабочих и разночинцев. Основной причиной неустройства жизни крестьянства он считал безземелье.
Если бы было много земли, принадлежащей крестьянским патриархальным семействам, крестьянство могло бы существовать счастливо. Мы не скажем — развиваться; крестьянство еще рассматривалось Толстым как нечто не расчлененное и не изменяющееся.
В «Войне и мире» Толстой писал, что Наполеон потому проиграл войну, что Влас и Карп не подвезли сена французским обозам… Влас и Карп, таким образом, могли сами по себе победить Наполеона. Деятельность Кутузова — деятельность кажущаяся, само крестьянство достигает успехов.
Идеальным крестьянством для Толстого было казачество, как крестьянство без помещика.
Дворянин Оленин с завистью рассматривает жизнь гребенских казаков, как недостижимый идеал.
Понимая, что история делается трудящимися, теми, кто добывает хлеб и пушнину, Толстой в то же время считал, что крестьянство — это все трудящиеся, иных нет и не должно быть.
Поэтому 2 апреля 1870 года Толстой записал в дневнике: «Вся история России сделана казаками. Недаром нас зовут европ[ейцы] казаками. Народ казаками желает быть.
Голицын при Софии ходил в Крым, острамился, а от Палея просили пардона крымцы, и Азов взяли 4000 казаков и удержали, — тот Азов, к[оторый] с таким трудом взял Петр и потерял»[327].
Можно даже прибавить, пользуясь материалами, неизвестными еще Л. Толстому, что петровские галеасы, галерный флот и брандеры, построенные с большими усилиями под Воронежем, не сыграли роди во взятии города.
Эскадра, разделенная на отряды, шла под парусами, помогая ходу веслами, по Дону, мимо городков, монастырей.
Вышла в степь, прошла мимо казачьих городков — Решетов, Вешки.
Петр взял девять галер и сорок казачьих лодок, присоединившихся к нему в пути, и остановился в рукаве Малая Кутерьма — «для осмотрения мелей» и для разведки противника.
Петр ждал, что у турок на рейде ниже Азова стоят два корабля.
Турецкий флот после осмотрения показался Петру грозным.
Утром 21 мая 1696 года Петр приехал к Гордону и объяснил ему свое несколько изумительное возвращение тем, что на взморье стоят не два турецких корабля, а 20 галер и кораблей, а также большое число легких судов.
Но в отсутствие Петра, 20 мая, казаки, оставшиеся после ухода галер в устьях Тихого Дона на своих ладьях, напали, под предводительством атамана Фрола Минаева, на турецкий флот, сожгли двадцать четыре судна, а остальные рассеялись по морю, шесть судов протоками прорвались к Азову.
Сам Азов также был взят казаками. Взяли они крепость самовольно. Было донесено Петру, что казаки «с себя пеню (вину), что пошли на вал своевольно, без указу, не согласясь с московскими войски, сваливают: не могли де мы дождаться от шатра (т. е. из шатра главнокомандующего) указу, когда нам идти к приступу, а гуляем де слишком две недели даром, а многие де из них гладом тают, истинно де многие милостыни просиди, для того, не дождався указу, и пошли на приступ собою»[328].
Турки выбили казаков из Азова, но те закрепились на валу, и город сдался, хотя казакам и пришлось извиняться за своевольность победы.
Казачьи войска, часто подкрепляемые крестьянским ополчением, были храбры. Казачество в малой войне было опытно и умело пользоваться в войне не только кавалерией. Но Степан Разин победить Москвы не мог, и войска Пугачева из-под Казани разошлись на полевые работы.
В казачьих войсках всегда шли раздоры богатых казаков с бедными; на этой глубокой розни раскалывались казачьи походы.
Так зажиточные казаки выдали Пугачева Москве.
Народ казаками стать не мог, и крестьянство, какие бы подвиги оно ни свершало, создать свое государство не было в состоянии.
Недаром в повести Гоголя «Тарас Бульба» Тарас говорит с горем о том, что иные из казаков торгуют своими братьями, как скотиной.
Книга «Тихий Дон» Михаила Шолохова рассказывает о Доне, о казачестве, но в то же время это книга о крестьянстве.
Казачество Шолоховым показано в его противоречивости.
Шолохов в начале шестой части пишет: «В апреле 1918 года на Дону завершился великий раздел: казаки-фронтовики северных округов — Хоперского, Усть-Медведицкого и частично Верхне-Донского — пошли с отступавшими частями красноармейцев; казаки низовских округов гнали их, теснили к границам области.
Хоперцы ушли с красными почти поголовно, усть-медведицкие — наполовину, верхнедонцы — лишь в незначительном числе.
Только в 1918 году история окончательно разделила верховцев с низовцами. Но начало раздела намечалось еще сотни лет назад, когда менее зажиточные казаки северных округов, не имевшие ни тучных земель Приазовья, ни виноградников, ни богатых охотничьих и рыбных промыслов, временами откалывались от Черкасска, чинили самовольные набеги на великорусские земли и служили надежнейшим оплотом всем бунтарям, начиная с Разина и кончая Секачом.
Даже в позднейшие времена, когда все Войско глухо волновалось, придавленное державной десницей, верховские казаки поднимались открыто и, руководимые своими атаманами, трясли царевы устои: бились с коронными войсками, грабили на Дону караваны, переметывались на Волгу и подбивали на бунт сломленное Запорожье».
Шолохов не идеализирует казачество, как это делал Толстой в своей записи; он видит в казачестве его противоречия и потому может описать и. казачество, и русскую революцию.
Книга Шолохова построена на многих кругах анализа; общим планом дана русская революция, ее перипетии. Стиль! этих частей, говорящих о борьбе с белыми, похож на военные сводки.
Ближе и более детально дано само Войско Донское в его противоречии.
Еще ближе дается хутор Татарский; в нем развернуты истории семейств Мелеховых и Астаховых и еще немногих. Из этого всего выделяется крупным планом история Григория и Аксиньи.
Рассказ идет все время на укрупняющихся метонимиях.
Часть, взятая вместо целого, углубляет познание целого. Мы через Мелехова и его колебания видим трудность решений для крестьянина.
У крестьянина-казака нет малоземелья, он несравненно меньше угнетен помещиком, обижен им; но и он себя противопоставляет помещику и офицеру, и у него нет другого пути, чем с русским революционным народом.
История, документ и биография
1
Искусственно воспитанный царским правительством консерватизм казачества создает слепоту Мелехова; казак хуже других понимает свое положение в мире, он слепее мужика из Центральной России; Шолохов даже сравнивает Григория Мелехова с зафлаженным волком. Есть такой способ охоты — волка окружают веревкой, к которой крепятся тряпочки. Ограда широка и как будто слаба, но она создана человеком, она страшна, и волк ходит вдоль веревки, смотрит на страшные тряпочки и поворачивается обратно к балкам, оврагам, перелескам, в уже простреливаемую глушь. Но это только часть анализа.
