Ознакомительная версия.
Комедия «Облака» – кладезь для историков и филологов, изучающих античную Грецию, потому что перед читателем (зрителем) предстают, пускай в свете карнавальной иронии и бурлеска, реальные человеческие отношения того самого далекого аристофановского времени; воспроизводятся реальные конфликты и бытовая жизнь афинян. Даже поэты и актеры живо и ярко пародируются Аристофаном, так что легко представить, что это были за поэты и актеры.
Комедии Аристофана – живое зеркало современности. Да, оно нередко уродливое и деформированное, кривое, как и полагается в комедии, но не настолько, чтобы не разглядеть живую человеческую жизнь. Остроумие и пародийность Аристофана иногда еще сильнее высвечивает современность.
Живой пульс современности бьется в его комедии «Облака». Посмотрим более пристально на эту комедию. Что же за особенную современность, присущую только афинянам времен Аристофана (V в. до н. э.), мы можем оттуда почерпнуть?
В Прологе комедии старик Стрепсиад горюет по поводу жестоких проблем своего времени. Идет Пелопонесская война, и потому он не может даже высечь своих нерадивых слуг. Казалось бы, как война может быть связана с кнутом для слуг Стрепсиада? Война шла со Спартой. Аристофан был яростным противником войны и тупых политиков, одержимых агрессивными милитаристскими идеями, в частности стрелы его поэтического комедийного таланта были направлены против Клеона, преемника Перикла и главы радикальной партии в Афинах.
В комедии «Всадники» Аристофан беспощадно высмеял Клеона, выведя его на сцену в образе раба старика Демоса (афинского народа). Дряхлый и выживший из ума Демос (афинский народ) сделал хозяином в доме своего фаворита Кожевника (Клеона). (Клеон держал кожевенную мастерскую, а его отец по профессии был кожевником.) Остальные рабы, в которых афинские зрители со смехом узнавали других известных политиков Афин – полководцев Демосфена и Никия,[1] – изнемогают под пятой Клеона и решают устранить его с помощью смелой, оригинальной выдумки: они намереваются выкрасть у Кожевника оракулы, которыми тот морочит голову старику Демосу. Аристофан издевался здесь над многочисленными оракулами, сулившими Клеону победу в Пелопонесской войне.
Какое отношение, снова зададимся вопросом, всё это имеет к слугам Стрепсиада? Оказывается, афиняне, владельцы слуг, пока шла война, страшно боялись, как бы их слуги не сбежали к врагам, спартанцам, или, что, может быть, еще хуже, не оклеветали своих господ ложными доносами. Стало быть, поневоле хозяевам приходилось быть милостивыми к слугам.
Старик Стрепсиад – должник, многократный должник. Он задолжал так много и стольким людям, что его мучает бессонница, когда он думает о приближении сроков выплаты долгов. Притом, пока он откладывает выплату долгов, его долги растут с каждым днем, делаясь все более угрожающими. Так, комическая завязка комедии «Облака», бесспорно, отражает реальные, отнюдь не комические, проблемы среднего гражданина Афин.
Стрепсиад – земледелец (а Аристофан по большей части сочувствовал крестьянам и в своих комедиях был идеологом крестьянских настроений и чаяний), однако он женился на афинянке, которая родила ему сына. И этот сын теперь помешался на лошадях, конских ристаниях, то есть тех самых ненавистных Стрепсиаду аристократических занятиях, чуждых его душе земледельца. Кони слишком дороги. Вот почему Стрепсиад с легкой руки сына Фидиппида оказался «в долгах, как в шелках». Он рвет на себе волосы, что женился, что променял свое благополучное крестьянское житье-бытье на мнимую роскошь афинских аристократов.
Стрепсиад
Беда мне: не могу уснуть. Грызут меня
Корма, овсы, расходы и долги мои.
Всему виною сын мой. Закрутив вихор,
В седле гарцует, скачет, правит парою,
Во сне конями бредит. Я же мру живьем.
Бегут, спешат за месяцами месяцы, И долг растет. (…)
Отца вконец заездил! Ощипал кругом!
Кому ж еще я должен, кроме Пасия?
«Три мины за седло и хлыст Аминию».
Фидиппид (так же)
Проезди и в конюшню пригони коня!
Стрепсиад
Меня из дома скоро вовсе выгонишь!
И тяжбу проиграю, и лихва меня
Сживет со света. (…)
Ох, ох!
Пускай бы удавилась сваха подлая,
На матери твоей меня женившая.
Чудесной, тихой жил я жизнью сельскою,
В уюте, и в навозе, и в безделии,
Средь пчел, вина, оливок и овечьих стад.
Тут в жены взял племянницу Мегаклову,
Родню Кесиры, городскую, важную,
Капризную, надутую, манерную.
Женился, спать пошел с ней, от меня землей
Несло и сеном, стойлом и достатками.
От барышни помадой, поцелуями,
И Афродитой пахло, и расходами.
Несмотря на комичность речи Стрепсиада, Аристофан ставит глубокую проблему, касающуюся разлада между идеалами земледельца и пустой и бессмысленной жизнью афинского аристократа. Опять-таки мы, нынешние читатели комедии, удалившиеся на много веков вперед от современников Аристофана, можем, благодаря таланту Аристофана, представить образ жизни афинской аристократии: как конкретно она прожигала жизнь. Аристофан и в языке, ярком, метафоричном, образном, дает нашему воображению возможность прикоснуться к его времени. В рассуждении Стрепсиада об имени сына комически обыграны греческие корни: Каллипид, Харипп, Ксантипп – все эти имена во второй части содержат корень «иппос» («конь»). Между тем как глагол «фидо» означает «беречь». Следовательно, имя сына – комический компромисс между женой и мужем, между идеалами аристократии, для которой самое главное в жизни – конный спорт, и идеалами зажиточного крестьянина, которому важнее всего сберечь нажитые деньги. Фидиппид одной стороной своего имени обращен к отцу с его желанием сохранить доходы, а другой – к матери, увлеченной, так же как и сын, лошадьми и тратами на их содержание.
Стрепсиад
Позднее сын вот этот родился у нас,
Ох, у меня и у любезной женушки.
Так начались раздоры из-за имени.
Жене хотелось конно-ипподромное
Придумать имя: Каллипид, Харипп, Ксантипп.
Я ж Фидонидом звать хотел, в честь дедушки.
Так спорили мы долго; согласясь потом,
Совместно Фидиппидом сына назвали.
Ласкала мать мальчишку и баюкала:
Вот вырастешь и на четверке, в пурпуре,
Поедешь в город, как Мегакл, твой дяденька.
Я ж говорил: вот вырастешь, и коз в горах
Пасти пойдешь, как твой отец, кожух надев.
Но слов моих сыночек не послушался,
В мой дом занес он лихорадку конскую.
Стрепсиад решает отправить сына в обучение к Сократу. Он слышал, что в «мыслильне» успешно обучают Кривде. Другими словами, ученики Сократа настолько извращают Правду, что во время любой тяжбы, в любом суде, куда Стрепсиада привлекут разгневанные заимодавцы, которым он откажется платить по долгам, ученик Сократа так построит свою защиту, так перевернет самую простую мысль, что выиграет тяжбу, тем самым сохранив деньги Стрепсиада.
Но поначалу Стрепсиад рискует сам податься в мыслильню к Сократу. Увы, его старческий маразм делает из него негодного ученика. Аристофан обыгрывает возвышенные тирады Сократа, наталкивающиеся на сниженные и вульгарные представления Стрепсиада. Их диалог – диалог двух глухих, один из которых к тому же ничего не ведает, кроме жратвы, газов в собственной утробе. И все псевдофилософские, пародийно высмеянные Аристофаном взгляды софиста Сократа Стрепсиад сводит к материально-телесному низу и вульгарным пищеварительным отправлениям собственного тела. Таким образом, Аристофан снижает, а после и вовсе сводит на нет всю ценность софистики Сократа. Между тем его сократический метод – метод вопросов, на которые даются утвердительные ответы, в результате чего человек соглашается с тем, что поначалу отвергал, тоже талантливо и остроумно пародируется Аристофаном.
Стрепсиад попадает в мыслильню Сократа. Его ученики занимаются абсурдными вещами. Одни кучей ползают по земле (исследуют глубины Тартара – подземного царства, как поясняет Стрепсиаду один из учеников Сократа). Стрепсиад решает, будто они ищут, где растет чеснок. Другой в небо «поднял задницу». – «Считает звезды собственными средствами», согласно объяснению ученика Сократа. В мыслильне Стрепсиад находит диковинные предметы, обозначающие астрономию, геометрию и прочее.
Любопытно, что у Сократа не было платной школы. Сократ не обучал судебному красноречию, не занимался грамматикой, геометрией и естествознанием. Всё это Аристофан приписал ему в целях созданиях обобщенного художественного образа. В лице Сократа он уничтожал софистику и ученых шарлатанов, расплодившихся в Афинах.
Тем не менее у Сократа на самом деле были ученики. В платоновском диалоге «Теаг» Сократ рассказывает о своем демоне, нашептывающем ему нечто сокровенное о его жизни и жизни тех, с кем Сократ входит в соприкосновение. Речь идет, в том числе, и об учениках Сократа и об успехах его обучения. Сократ говорит Теагу: «Это все я тебе рассказал к тому, что от силы этого моего демона зависит и все касательно сообщества людей, вступающих со мною в сношения. Ибо многим она противится, и такие не могут получить никакой пользы от занятий со мною, как и мне не способно с ними заниматься, а многим, хотя быть со мною не препятствует эта сила, но пользы они от этого не получают никакой. А кому в общении со мною помогает демоническая сила, – это те, кого и ты знаешь, – те, что сейчас же оказывают быстрые успехи».
Ознакомительная версия.
