Позади комитета, пестрого, как лужайка, ароматного, как весна, шли по порядку ученые общества города, магистратура, военные, представители дворянства и крестьянства. <…> Посреди мирного раздушенного шествия возвышался черный тюльпан, который несли на носилках, покрытых белым бархатом с золотой бахромой.
Отголоски тюльпаномании слышатся и в только что вышедшем романе Александра Иличевского «Перс»: «Голландия – страна детства. Мне всегда казалось странным оказаться в ней, потому что я там и так уже жил. Лейден – наш с Хашемом, моим другом, город. Мы читали “Адмирала Тюльпанов”[25], играли в Кееса и Караколя. Я бредил тюльпанами. Хашем бредил самой игрой, самим представлением. Наконец отец привез мне из Москвы из павильона цветоводства на ВДНХ луковицу» [Иличевский 2010, стр. 40].
Глава 6
«Люди гибнут за металл»
Первые попытки введения в обращение бумажных денег в трагедии «Фауст» Иоганна Вольфганга Гете
Трагедия «Фауст» – произведение не только о продаже души дьяволу, но и, как ни странно, настоящий экономический трактат. Гете был знаком с этой проблематикой не понаслышке: некоторое время он служил министром финансов при дворе герцога Веймарского.
В одном из действий трагедии описывается внедрение в обращение бумажных денег. По всей видимости, Гете списал сюжет этой сцены с событий во Франции начала XVIII века. Финансы страны в плачевном состоянии. Государственная казна не отделена от кармана монарха, а тот транжирит сколько угодно на прихоти супруги и фавориток. Экономика истощена войной за испанское наследство. Налоговые поступления истрачены за 3–4 года вперед, кредит отсутствует, торговля стоит, поля не обрабатываются. Герцог Орлеанский, регент при малолетнем Людовике ХIV, в качестве последнего средства решает принять план шотландского финансиста Джона Лоу, состоявший в том, чтобы создать банк, выпустить банкноты (обязательства банка), которые бы свободно обменивались на золото, и, когда к ним будет сформировано доверие, перейти к бумажному денежному обращению и расчетам купюрами. От обеспечения банкнот золотом в пропорции 1 : 1 можно будет постепенно отойти, так как, по мнению Лоу, банкноты будут обеспечены всем богатством страны, включая ее землю и недра.
Сама идея красивая, примерно в таком виде она реализуется сейчас – деньги давно уже не имеют твердого обеспечения, и центробанки, эмитирующие денежную массу, создают доверие к ним другими средствами. Но эксперимент Лоу оказался неудачным. Он не имел представления об угрозе инфляции, и, когда бумажные деньги прижились и стали пользоваться популярностью, их начали эмитировать с колоссальной скоростью, исходя из принципа «хорошего должно быть много». В результате в 1719–1720 годах имеют место рост цен в 4–6 раз, народные волнения, сжигание лишних денег на костре (народ прочитал этот сигнал Лоу с точностью до наоборот: «деньги годны лишь для растопки печи»), обратный переход к монете и новая экономическая депрессия на много лет. Более подробно я пишу об эксперименте Лоу в моей «Анатомии финансового пузыря». Гете в описании подобных событий в «Фаусте» очень точен.
Коротко напомню читателю сюжет книги. Действие происходит в средневековой Германии. Главный герой – доктор Иоганн Фауст, исторический, то есть реально существовавший, персонаж. Настоящий Фауст скитался по городам протестантской Германии в бурную эпоху Реформации и крестьянских войн. Он был либо ловким шарлатаном, либо настоящим ученым – врачом и смелым естествоиспытателем. В поэме Гете Фауст – ученый, ищущий истину. У Бога и Мефистофеля (Cатаны) возникает спор о том, сможет ли Мефистофель, подвергнув Фауста любым искушениям, низвергнуть его в бездну. Бог уверен, что Фауст – его верный и наиусерднейший раб – выйдет из тупика. Начинается грандиозная борьба между добром и злом. Мефистофель искушает престарелого Фауста, которому жизнь стала не мила, «изведать после долгого поста, что означает жизни полнота»[26], тот соглашается и выпивает ведьминого зелья. Фауст теперь молод, красив, полон сил. Первое искушение – прекрасной девушкой Маргаритой, или Гретхен. В земной жизни заканчивается оно плачевно (для Маргариты). Второе искушение – богатством. Оно-то нас и интересует.
Мефистофель приводит Фауста к императорскому двору. В государстве, куда они попали, царит разлад по причине оскудения казны. Но император больше озабочен балами, чем экономикой. Вот как встречает он собравшихся придворных:
Вы в добрый час сошлись у трона,
Могу порадовать собранье:
К нам звезды неба благосклонны
И нам сулят преуспеянье.
Но точно ль совещаться надо
И портить скукой и досадой
Приготовленья к маскараду?
Вот этого я не пойму.
Все придворные единогласно доказывают, что ситуация критична. Начальник военных сил констатирует угрожающее положение с финансами в армии:
Нетерпелив солдат наемный
И требует уплаты в срок.
Не будь за нами долг огромный,
Все б разбежались наутек.
Казначей жалуется, что казна совсем оскудела:
Пришел конец союзным взносам.
И денег никаким насосом
Теперь в казну не накачать.
Иссяк приток подушных сборов,
У нас что город, то и норов,
И своевольничает знать.
У всех желанье стать богаче,
На всех дверях замок висячий,
Но пусто в нашем сундуке.
Смотритель дворца сетует на оскудение запасов:
И я в таком же тупике.
Пусть экономией мы бредим,
Мы прямо к разоренью едем.
Не знают меры повара.
Олени, зайцы, гуси, куры,
Поставки свежею натурой
Не убывают для двора.
Зато вина, к несчастью, мало.
Где в прежние года, бывало,
Переполняли нам подвалы
Его отборные сорта,
Теперь не то что мелководье,
А я ростовщику-жиду
Так много задолжал в году,
Что по своей бюджетной смете
Концов с концами не сведу.
От недокорму чахнут свиньи.
Хозяйство все по швам трещит.
Спим на заложенной перине
И даже хлеб едим в кредит.
Никто не знает, как поправить дело, кроме Мефистофеля, выдавшего себя за шута. Искуситель развивает план пополнения денежных запасов. Дьявол уверяет, что в земле зарыто множество золота – кладов, нужно только их найти:
У каждого – своя беда.
Здесь денег нет, и в них нужда.
Их с полу не поднять, мы знаем,
Из-под земли их откопаем.
В горах есть золото в избытке,
Под зданьями зарыты слитки.
Ты спросишь, кто отроет клад?
Пытливый дух с природой в лад.
Сначала в эту идею не очень-то верят. Особенно канцлер:
Мы нечестивцев на кострах сжигаем
За эти лжеученья и обман.
Однако за эту идею выступает император, для которого находка кладов была бы решением проблемы:
Не помогают нам беседы.
Ты действуй, а не проповедуй.
Что пользы от вниканья в суть?
Нет денег, ты их и добудь.
Поддержка императора раззадоривает Мефистофеля:
Добуду больше, чем нужда,
Руками голыми добуду,
Легко, без всякого труда,
Вся трудность только в том, откуда?
В века нашествий и невзгод,
Когда огни пожаров тлели,
Спасаясь бегством, в подземелья
Сносил сокровища народ.
Так будет век, так было в Риме.
Все, что зарыто в землю встарь,
То, вместе с землями твоими,
Твое по праву, государь.
То ли из-за видимой убежденности Мефистофеля, то ли из-за того, что императору здесь не перечат, и другие придворные вдруг проникаются идеей. Мефистофелю начинает подпевать казначей:
Шут разбирается в законе,
Земля принадлежит короне.
Идея обнадеживает и смотрителя дворца:
Хотя б я и в грехах увяз,
Пополню кладовых запас.
Начальник военных сил тоже подхватывает:
Дурак неглуп. Откуда вклад,
Не станет спрашивать солдат.
Мол, деньги не пахнут.
Из скептиков – один канцлер, поэтому он предупреждает:
В мечтах о золотой казне
Не попадитесь сатане.
В идею не верит пока народ:
Сошлись у трона руки греть
И людям расставляют сеть.
Что шут нашепчет на ушко,
Мудрец объявит широко.
И слушать лень их дребедень.
Врать мастера, и песнь стара.
Слыхал сто раз. Вот и весь сказ.
Он шарлатан, и все – обман.
Но Мефистофель продолжает «агитацию»:
Земля – источник сил глубокий
И свойств таинственных запас.
Из почвы нас пронзают токи,
Неотличимые на глаз.
Когда на месте не сидится
И кости ноют и мозжат
Или сведет вам поясницу,
Ломайте пол, под вами клад.
Но слов – мало, Мефистофель физически влияет на толпу, гипнотизирует ее. Толпа рокочет:
Чего-то заломило бок
И палец на ноге затек.
Корежит, локоть онемел,
И, кажется, в спине прострел.
Так, значит, если он не врет,
Тут золота – невпроворот.
Это, в свою очередь, еще больше убеждает императора в правоте Мефистофеля:
