— Смотрите-ка, некий Чимпера, село Страшково, дом номер пять, почтовое отделение Рачиневес, продает усадьбу с семью десятинами пашни.
Фрагмент, поражающий тем, что в селе Страшково (Straškov, 60 километров на север от Праги) в доме номер пять действительно до войны жил Вацлав Чимпера (Václav Čimpera). Факт, установленный Миланом Годиком (HL 1998) по документу, сохранившемуся в архиве местного старосты. 20 февраля 1910 года пан Чимпера подал просьбу в сельский совет с приложением чертежа о возведении на своем участке сарая. 22 февраля ему милостиво разрешили сарай возвести. К сожалению, других документов, проливающих свет на последующую судьбу хозяина и его усадьбы, не сохранилось. Когда и почему Вацлав Чимпера свой дом с новым сараем продал и через какую газету искал покупателей – не известно, и тем не менее перед нами безусловное подтверждение того, что пишут о Гашеке его биографы, любимым и ежедневным чтением автора «Швейка» были газетные объявления, что вкупе с необычайной памятью может изумлять и сто лет спустя.
Почтовый округ и церковный приход, которому относилось Страшково, в самом деле, Рачиневес (Račiněves), примерно в пяти километрах на северо-запад от Страшково.
Кроме того, из совершенно уже анекдотической педантичности можно отметить и то, что в оригинале предлагаемая к продаже пашня имеет размер в тринадцать корец (třinácti korci), один корец – 2 877,32 кв. м, что дает 37 405,16 кв. метров. Одна русская десятина чуть больше гектара и составляет 10 925,4 кв. м; таким образом, на продажу выставлена усадьба с пашней в 3,45 десятины. В общем, не такой уж и кулак этот Чимпера, как его нам пытаются представить.
Мне нужен хороший пинчер, или, скажем, шпиц, или вообще что-нибудь в этом роде…
В оригинале никакого упоминания о шпице в этот момент нет – Potřeboval bych pěkného ratlíčka, nebo něco podobného. Hy и понятно, что пинчер – это пражский крысолов. Ратлик. См. комм., ч. 1, гл. 1, с. 27.
С. 74
Есть такой на примете: в Дейвицох, у одного трактирщика.
Дейвице (Dejvice) – очень чистый район Праги на северо-запад от Градчани. Место, где ныне проживают потомки Ярослава Гашека.
— Отлично! — подхватил Швейк. — Крупного могу продать по пятидесяти крон, самого крупного – по сорока пяти.
Швейк запросил за собачку, скажем прямо, хорошо. Больше месячной стоимости аренды маленькой рабочей квартиры с кухонькой без прочих удобств. Подобная перед войной обходилась примерно в 30 крон. Вообще здесь уместно было бы дать некое представление о деньгах эпохи, а также доходах и расходах героев, чтобы в будущем к вопросу уже не возвращаться.
Первое, это сама расчетная единица – кроны и галержи. 1 крона (koruna) = 100 галержей (haléř) была введена в 1892 году. До этого почти шестьдесят лет, с 1811-го в ходу были золотые и крейцеры. 1 золотой (zlatý или zlatka) равен 100 крейцерам (krejcar).
Монеты во времена Швейка были серебряные – достоинством в 2 кроны (эти очень часто назывались по старой памяти «золотой») и в 1 крону. Галержи чеканились никелевыми – достоинством в 20 и 10 галержей. По удивительным образом сохранившейся со средних веков традиции, когда один флорин (он же золотой) был равен 60 крейцерам, звали такую двадцатку галержей (10 крейцеров) шестой частью (šesták), а монету в 10 галержей – из-за равенства в покупательной способности 5 крейцерам – пятачком (pětník). Мелкие монетки были бронзовыми в 1 и 2 галержа, последние часто называли по той же старой памяти крейцер, а вот грошик имел обидное прозвище fínda. Банковские билеты печатались достоинством в 10, 20, 50, 100, 500, 1000 и 5000 крон. Во время войны 1914–1918 гг. появились также купюры в 1 и 5 крон.
Детектив в штатском, вроде Бретшнейдера, мог зарабатывать что-нибудь около 800-1000 крон в год, получать ежеквартальную премию в 100–120 крон и 200 в год на обмундирование. Итого выходило каких-нибудь 1600–1800 или 140–150 в месяц. То есть собачка за полтинник должна была бы его определенно впечатлить.
Точнее можно говорить о годовом бюджете офицеров, которые вот-вот появятся в романе.
Поручик Лукаш получал 2040 крон в год, плюс от 220 до 800 крон в год на жилье, была еще выплата на обстановку съемного жилья, 110 крон в год, и мобилизационные 160 крон. Иными словами, в мирное время выходило что-то вроде 250 крон в месяц. Как доцент при советской власти.
Капитан Сагнер имел на стольник в месяц больше. Существенно. Доходы фельдмаршала зашкаливали за 2 тысячи в месяц, и пару собачек он запросто мог себе позволить. Одну себе, одну жене.
Сам Ярослав Гашек, по сведениям Сесила Перротта (CP 1983), в счастливую пору недолгого постоянного трудоустройства главным редактором журнала «Мир животных» («Svět zvířat») в 1910 году зарабатывал 180 крон в месяц. А первое вообще в жизни Ярослава Гашека жалование, после принятия 23 июля 1902 года младшим клерком (výpomocný úředník) в Банк Славия (Vzájemná, kapitály а důchody pojišťující banka Slavia, см. комм., ч. 1, гл. 14, с. 227) составляло 60 крон в месяц.
Сколько способен был заработать Швейк своими собачьими аферами, трудно сказать. Но вот в удачный сентябрь 1914-го, это мы знаем точно, больше 300 нарубил только с полиции.
Квалифицированный рабочий получал 5-15 крон в неделю, 45 в месяц, рабочие других разрядов 2–4 кроны в неделю, 16 в месяц. Собачка однозначно отпадает, даже на обед.
Килограмм свинины стоил 1,3 кроны, пол-литра молока – 10 галержей, булка хлеба – 12 галержей, полтора литра пива – 26 галержей, чашка чая – 6, полцентнера угля для топки – 1 крону.
Швейк на это ответил, что с государством у него никаких дел не было, но однажды был у него на попечении хилый щенок сенбернар….
Швейк рассказал, что однажды какой-то анархист купил у него в рассрочку за сто крон леонберга.
Было бы несправедливо упустить момент и не отметить, что названия этих родственных собачьих пород (bernardýn, leonberger) переведены совершенно правильно.
С. 76
Швейк между тем собрал части его туалета, принес их к постели и, энергично встряхнув швейцара, сказал:
В оригинале используется забавное словцо, широко употреблявшееся в русских романах конца XIX века – энергически, в смысле, решительно.
Вот как у Гашека:
Švejk sebral mezitím části jeho garderoby, přinesl mu je к posteli, a zatřepav jím energicky, řekl:
A вот лишь малая толика примеров из одной «Анны Карениной» Льва Николаевича Толстого.
— Должно быть, очень энергический господин, — сказал Гриневич, когда Левин вышел.
Он пожал маленькую ему поданную руку и, как чему-то особенному, обрадовался тому энергическому пожатию, с которым она крепко и смело тряхнула его руку.
Во всей фигуре и в особенности в голове ее было определенное энергическое и вместе нежное выражение.
Попадается такое определение и в других произведениях Гашека, например, «История о славном шведском солдате» («Povídka о hodném švédském vojákovi» – «Nová Omladina», 1907).
Víčka se mu zavírala, údy dřevěněly a byl zoufalý, když napadla ho náhle skvostná myšlenka: způsobí si nějakou hroznou bolest, takovou, aby mu nedala usnout. Byl energický.
Веки у него смыкались, члены деревенели и отчаяние охватывало его, когда пришла ему в голову замечательная мыль, так себя поранить, чтобы от боли уже не засыпать. Был решителен.
Очевидно, и в романном фрагменте следовало либо воспользоваться несколько неестественным, но красивым толстовским словечком «и, энергически встряхнув швейцара, сказал», либо написать совсем уже просто: «и, решительно встряхнув швейцара, сказал» и это был бы буквальный перевод чешского слова energicky.
стал уверять Швейка, будто ночное кафе «Мимоза» безусловно одно из самых приличных заведений.
Ночное кафе «Мимоза» («Mimosa») весьма известное в то время заведение. Правда, находится не сказать чтобы совсем уже рядом с предполагаемым домом Швейка На Бойишти (чуть больше двух километров). Адрес: Melantrichova 10, Staré Město (угол с улицей Havelská). Йомар Хонси, ссылаясь на Радко Пытлика, пишет, что действие романа «Das Mädchenhirt» известного чешского писателя и журналиста Эгона Эрвина Киша (Egon Е. Ķisch) развивается в этом самом заведении. Ныне здесь итальянский ресторан «Papá Giovanni».
С. 78
— Те два щеночка, сударь, что были у вас на дворе, подохли, а сенбернар сбежал во время обыска.
Особенности проведения обысков у подозреваемых (domovní prohlídka) Гашеку, как анархисту и участнику антимилитаристического движения, были хорошо известны. Однажды, 12 декабря 1911 года, полиция с обыском нагрянула прямо к нему домой, что будущего автора «Швейка» необыкновенно развлекло и позабавило. Его жена Ярмила оставила об этом происшествии весьма ироничные воспоминания (RP 1998). Сам Гашек свои эмоции выплеснул позднее в фельетоне, опубликованном уже в России «У кого какая окружность шеи» («Kolik kdo má kolem krku»). См. комм., ч. 1, гл. 2, с. 42.
