Леонид Гурченко - Вынуть дьявола из мелочей

Сияет синий день на небе
Весёлой синевой.
Ворона каркает словами
«Карр, карр, карр»,
Вороний крик звездой бурьяну —
«Красть, красть, красть».
Солнце катится по крышам
Горячим колесом,
Белый снег морозом дышит.
– Солнце, эй, есть вопрос к тебе:
К нам во двор взойдёшь ли, солнце,
Чтоб укрепить столбы?
Или бросишь голых, босых
И неопоясанных
На произвол судьбы,
Космополитами повязанных?

Говорит Солнце:
– Не в именах предметов сила,
А в свойствах звуков языка,
На котором произносила
Кровь предков наверняка
Отечественные заклинания,
В чужих словах теряется их сила,
Не глядя на старания.
Говорит Солнце:
– В начале была – власть,
Обилие плодов.
Потом словене с кривичами шли,
Озлясь
На стиль противоречий —
Морским путём к варягам красным[16] шли,
Притом,
Готоны-чудь всё больше передом, —
Встал род на род,
Что смерд, перечит свой урод.
Словене красных спрашивали:
«Идёте ли? нет государя старшего».

Говорит Солнце:
– Знамением вдохновлённые,
Отозвались на слова послов,
И с дружиной объединённые,
Князья становились чашей-солнцем
И на языке для уха божества
Скричали отклик звучным голосом:
«О Рос! О светло светлый!». Так с небёс
Сошло на варягов сперва,
Потом исход руси к новгородцам занёс
Прозванье Русь и слово рос[17].

Говорит Солнце:
– О светло светлая, украсно
Украшенная Русь,
Себя такою видишь ясно
Там, где огонь и дым, и звука
Трубный гром, и неба гусль,
Вступив во мрак, где имя Бога – Рос,
И чувство это не напрасно,
Из нимба – солнечного круга,
Вам светит Христос.

Говорит Солнце:
– В войне миров – Европы и России,
Все христианские святыни
Остались в деле той войны, в Москве.
Но мумия учителя безумия
Оттащена была от настоящего,
От горизонта событий – вовне,
И тот, кто мог, не одолел.

Говорит Солнце:
– Но имена имеют силу,
Человеческие имена,
Говорю о тех, что были,
Если увязываются всегда
С именем Бога, как Пушкин с Россией.
Он оставил сросток кристаллов
Самородного золота:
«Россия! встань и возвышайся!»[18].
Но отклик – пока не предстали —
Ваша забота.

Давно ль колючий юг, и наглый,
Походка – врозь ступни, нескладный,
Небритыми кустами зарастая,
Изъя́звил мне загар,
Огонь и воздух – летучий жар.

Неисчислимые в узилище
Весомые валы, но волнорезы.
И не забудьте то, что звери,
Чем дальше их жилище,
Тем динамичней, борзее, резче.
Жалея злодеев – цыц! не перечьте!

Не диво ли, что даже там,
Где солнце погружается глубже
Зимой в Ледовый океан – вот ужас! —
Лесоповалу рады там —
Полярным рады грабежам.

И ещё.
Ибо напасть хранящаяся вот —
Непроходимые окраинцы,
Любой подхватят недочох —
Информационная мутация.

Хвороба.
О! В электронных письмах кодовое О
Поставят, а не ноль, —
О, ложь и злоба!
И беспорядок, что ниже ума,
И крови людской не жалко.
Чёрт в хату лезет – что ж, дарма́,
А москалю не смерть, так – палка.

И как собака стражей, я во сне
Подхватываюсь, гон на них во все
Лопатки был, – а что ж они? В Сибири,
На Дальнем ход им дали, и восток —

Спилили! – Выловили! – Перебили!

Земля трепещет, голос дают облака —
Чтоб вас перун треснул!
Или в Москву к Малюте повесткой —
Селение славы Твоей, Господи, —

И ныне, и присно, и на века!

Нас опаляет что ни день, и сегодня,
За домом бледно-жёлто-зелёная липа,
Ступени листвы – зелёные «горки».
Одна.
Другие липы раскрылись,
Ударились листья о землю, прогоркли.
В ноябре листопад обессилил,
Она —
Светоч Преображения Господня
Из святцев Новгородской Софии.

Встал, наконец, октябрь без дождя,
Огнём-водой осеннего солнца
Сверкают в вётлах ясного дня
Лучей непобедимые зёрна.

Не понять мне единственно тех
Пернатых, что бездомны и дома,
У нас под боком, и как на грех,
Ворона ýмна да бестолкова.

Не знает ни один, как страшён
Её крик, её глотка воронья,
Ни от самой не узнаешь да,
Чем же она у нас недовольна.

Соседний украинский наш борт,
И криминальный. Выглядит ярче
Сорока, птица местных красот,
Пронзает всех за ненадлежащий

Порядок, стрекоча, что твой бес.
А между тем три певчие птицы
(По виду), не из лесу, не в лес,
А на газетные те страницы,

Где острые шипы устрашать
Способны – хищные сорокопуды[19],
Серы́, чёрные крылья под стать —
Леонтьев, Дугин, Фėфелов[20], спутать —

Ни с кем. Сказали: волен Бог да мы
Всё поменять – создать государство
Вглубь, что умнее нашей шпаны
И радикальней. Не окаянство,

Как знак, но истина и божество.
Слабоголовые корчатся пройды[21]
На острых шипах – и есть за что.
Господь, мы побеждаем вглубь. Гойда!

Ах, яблочко
Кисло-сладкое,
Расскажи про Русь
Не украдкою.

Про Эльбрус-прарус,
Волги-мать ключи,
И про Китеж-свет,
Светлояр, не молчи.

Богатырский круг
Чаши Грааля,
Что ушла с ними вглубь
Светлояра.

Рассказать-показать
Не достанется,
Наша Русь – белый свет —
Так останется.

Ах, яблочко
Не сбитое,
Нам не надо свобод,
Надо витязя.

Рассказать-показать —
Всем достанется,
Наша Русь – белый свет —
Распознается.

Напряжённый цвет зла, свобода – крáсна,
Лад цветущего всего – под раз-лад,
И себя самих, и тех, кто дрýги
Тьмы, а не света – всем другим предпочесть.

И поесть их, коли они – враги,
Стихнув в должности, и никому – «прости».
Ну и проклятье, подобно демону
Да пало на нас, террор всегда

Мочит кого попало, в глазу бельмо —
Жемчуг: двуногий бескрылый люд можем
Побить, как ценных четвероногих, по
Заказу свалим лес – ствол что гвоздь – зараза!

Коли так, и рядом тут, недалеко,
Ну так – онокентавры тянут ко дну.
Распрямитесь! – глас – на путях ваших рас[23].

Топот как потоп,
Потоп как топот.
Око тут кабак,
Кабак тут око.

Долог голод воров,
Воров долог голод.
Ад, отто да,
Да, отто ад.

Топот как потоп,
Око тут кабак.
Долог голод воров,
Ад, отто да.

На́ – шабаш! Ан наган,
Наган на шабаш! Ан
Казак – заказ и довод,
Довод и заказ – казак!

Полюблю, она не любится,
Помню, так было.
Что скребло, снимала улица.
Что было, не сплыло.

Чуть пестрят на сучьях разом
Две дикарки наши,
Вёрткие, как мигнуть глазом,
Экая прелесть – пташки.

Тюльпаны цвет долой багровый —
Налегке стоят голы,
Неволя – не поле.
Восьмое марта не помнят.

Эх, природа, ты природа,
Высший разум – север.
Наша русская порода —
Мыслящее сердце.

Принят пост, мы не постились,
Восьмое марта помним,
Два поэта в лучшем стиле —
Женщины – уму и сердцу воля.

Недвижно-движимые
Солнечные часы,
Расправив полётные
Стальные хвосты
Ракеты-стрелы
Монументальной красоты,
Измеряют не то что «ходиков» усы,
А солнечное пространство Земли —
От сотворения Мира время.
Пророков мера —
5508 лет[24] до воплощения Сына, —
Пророки смогли!

Над уровнем дна
Воздушного океана
Водолазная бочка
Висит день-ото-дня,
И выдаёт на экраны
Смерть – оперативная точка.

Останкинская башня —
Скопление выбросов
Востроголовых наших
Чертей – «морского» вылюдья,
Что гадов выводят, не страждут, —
Воздайте за тайную выгоду!

По жизни – меж ВэДээНХа
И монументом о космосе —
Ватага оккупантов,
Грызуще-громких музыкантов.
Подальше от греха —
Конь белый просится.

Задёрганный городом конь
Стоит стоймя под седлом.
Грозит ему дым-огонь
Вразнос гремящих напролом —
Он дёргает голову вниз
И в бок. Конь бы их загрыз.