Личность, склонная к непрестанной самокритике и неторопливому раздумью, годится, повторяю, только на роль письменного переводчика, которая намного разнообразнее, чем, скажем, преподавателя; наиболее высокий класс представителей этого труда – переводчики художественной литературы, например, никогда не позволяют себе такой роскоши, как специализация на переводе одного писателя или литературы одного стиля. И в многочисленном семействе переводчиков специальной и технической литературы тоже нет таких, которые, скажем, переводили бы книги только по машиностроению или только по искусствознанию.
Помню один забавный случай из моей устной переводческой практики. На одном из международных конгрессов американский участник совещания удостоил своим посещением мою кабину с единственной целью – обратить мое внимание на то, что для перевода одного понятия я выбрала неверное слово: сказать надо было так-то и так-то. Я поблагодарила за помощь и попросила его помочь мне перевести еще одно выражение, за которое я не была спокойна. «О, извините, этого я не знаю, – ответил он, – ибо хорошо разбираюсь только в полимеризации твердых веществ; когда же они переходят в жидкую фазу, то тут я уже пас!»
Как же могут справиться переводчики художественной и специальной литературы со столь разнообразными задачами? Может быть, находятся универсальные гении? Нет. Дело в том, что тиран нашей профессии, время, питает к ним особое расположение. У них есть время искать все лучшие и лучшие решения, обращаться за информацией к справочникам, энциклопедиям, монографиям, учебникам, словарям, к уже переведенной литературе на данную тему, к специалистам, наконец.
Что же касается устного переводчика, а тем более синхрониста, то он заранее продает свою душу дьяволу компромисса. На это поприще следует идти только тем, кто не страдает «перфекционизмом», боязнью несовершенства собственной продукции. Работа их будет вечным компромиссом между идеалом совершенства и беспощадными рамками времени. Это единственная область, которой – ввиду деспотичности временно́го фактора – не касается французская поговорка: «Le bon est l’ennemi du bien» (Лучшее – враг хорошего). Кто не способен принять хорошее вместо лучшего, соберет небогатый урожай на ниве этой самой современной и самой интересной профессии. Позвольте же мне посвятить ей отдельную главу.
История не располагает данными о самом первом представителе нашего ремесла. Насколько мне известно, впервые упоминает переводчиков в литературе Плиний, когда пишет, что в Диоскурии постоянно работало уже 130 переводчиков.
Распад Римской империи, казалось, похоронил и эту профессию, мы знаем, что на соборах католического духовенства в эпоху раннего средневековья святые отцы выступали со своими аргументами кто на латыни, кто на греческом, кто на древнееврейском и, говоря одновременно, не могли ни понять, ни убедить друг друга…
Когда вновь завязались торговые отношения между Востоком и Западом, наши предки-переводчики снова стали входить в милость. Ко двору султанов приходили внешнеторговые посредники, знающие западные языки, – «драгоманы»; название это, вероятно, происходит из древнеарабского «тарджуман» (посредник) или англосаксонского «друг герман» (слуга, работник). День поработав на синхроне, я склонна думать, что верна, скорее, вторая этимология.
А. Наима в своей книге «Annals of Turkish Empire» упоминает одного-единственного драгомана, который говорил на четырнадцати языках и который, кстати, был венгром.
Сейчас уже странно слышать, что в эпоху Возрождения профессия устного переводчика расцвела потому, что венецианские и генуэзские князья не понимали языков друг друга и говорить могли только через переводчика. Как в свое время скульпторы и художники, наши предки-переводчики имели своих меценатов и порою входили в число придворных. Но меценатство оказывалось больше гнетом, чем покровительством. И если художники стали освобождаться от него в начале прошлого века, то устные переводчики – только столетием позже. В начале нашего, двадцатого века переводческая профессия родилась заново как независимое поприще, как восьмая сестра семи свободных искусств («septem artes liberales»). Однако приличествующую ей роль она обрела, а точнее, стала обретать, когда после второй мировой войны стали вырисовываться перспективы мирного сосуществования народов. Этот исторический поворот принес с собой прежде всего количественные изменения. До сих пор регулярные международные отношения осуществлялись посредством дипломатических корпусов, у которых был общий язык – французский. Интересный факт: после крушения наполеоновской империи на Венском конгрессе, в 1815 году, переговоры о способах изживания французского влияния представители Священного союза вели на французском языке.
Через 130 лет, в 1945 году, человечество стало искать возможности сотрудничества в политической, экономической и культурной областях по столь многочисленным и разнообразным вопросам, что положение переводчика решительным образом изменилось. От ведущих переговоры не всегда было возможно требовать, помимо профессиональных знаний, соответствующих им знаний языковых. Потребность в переводчиках уже не могли удовлетворить те женщины и мужчины, которые говорили на двух или трех языках по стечению личных обстоятельств. Началась планомерная подготовка переводчиков в специальных школах, разновидностей которых насчитывается в настоящее время много. В настоящее время нет такого крупного или среднего города в Европе, который не гордился бы своей переводческо-языковой школой или кафедрой при университете или институте. Профессия переводчика, за исключением ряда стран, стала наиболее хорошо оплачиваемой. И неудивительно: ведь она требует от человека предельного напряжения всех его душевных сил и умственных способностей, сопряжена с огромной ответственностью и зачастую полностью лишает переводчика права принадлежать себе; к усилиям и волнениям, связанным с этой деятельностью, невозможно привыкнуть, несмотря на самые замечательные навыки.
Общественное мнение, как правило, не проводит к резкой дифференциации внутри лагеря устных переводчиков. У нас в Венгрии вплоть до Освобождения, то есть до 1945 года, многие думали, что «все крестьяне одинаковы», и лишь в период социалистического преобразования деревни «обнаруживалось», что есть бедняки, середняки и кулаки, что есть крестьяне овощеводы, хлеборобы, скотоводы и т.д. Распространенным заблуждением является также стричь под одну гребенку сопровождающих (линейных) переводчиков, переводчиков-«дипломатов» (ведущих различные двух– и многосторонние переговоры) и переводчиков-синхронистов (работающих в специально оборудованных кабинах на международных совещаниях, конференциях и съездах). А ведь ко всем ним предъявляются очень разные требования, велика разница и в оплате их труда, по крайней мере должна быть достаточно велика. Переводчиков-сопровождающих привлекают различные организации, принимающие иностранных гостей, так что в их обязанности входит, собственно, обслуживание гостей. Что же касается переводчика-гида (еще одна разновидность!), то работу его может выполнять только тот, у кого есть специальное удостоверение, свидетельствующее о достаточной подготовленности (политической, исторической, экономической, географической и т.д.), то есть свидетельство об окончании специальных курсов, о сданных экзаменах. Переводчики-гиды, как никакие другие, являются в глазах иностранцев полпредами своей социалистической родины, ее пропагандистами, умелыми, искушенными, знающими, обладающими широкой эрудицией. Всем известна человеческая страсть к обобщениям даже в тех случаях, когда обобщение неоправданно: по нескольким, а то и по одному человеку судят порою о целых народах, их быте, укладе, характерных особенностях их политико-экономической системы. Не удивительно, что к переводчику-сопровождающему, переводчику-гиду мы предъявляем максимально высокие личные, политические и профессиональные требования.
От так называемых переводчиков-«дипломатов» требуется глубокое, детальное знание какой-то специальной области. Переводят они, как правило, «последовательно», то есть в паузах между отдельными предложениями или более или менее законченными частями предложений, произносимых иностранцем. Кроме знания языка и профессиональных знаний, они должны владеть еще одним навыком – так называемой «ретентивной», удерживающей памятью, подкрепленной умением делать по ходу перевода необходимые записи особо сложных по смыслу мест. Этому учат в переводческих школах.
В целях экономии времени на международных совещаниях пользуются системой синхронного, то есть одновременного, перевода. Суть этой системы заключается в том, что переводчик находится уже не рядом с соответствующим делегатом, а где-то вдали от него, в своей пространственно и акустически изолированной языковой кабине, оборудованной микрофоном, наушниками со звукоизоляторами (чтобы не слышать собственного голоса, точнее, чтобы собственный голос по возможности не заглушал голос оратора, подаваемый в наушники). Синхронист говорит одновременно с оратором, отставая от него лишь на несколько слов. Идет в наушники иностранная речь, синхронист переводит ее на родной язык (в это время все остальные кабины соединены с микрофоном «ведущей» в данное время кабины, и перевод ведущего вновь переводится на все прочие языки конференции, а затем идет в зал, в микронаушники делегатов). Пошла в наушники родная речь – либо из зала, от оратора, либо из какой-то другой языковой кабины, ставшей в свою очередь ведущей, – синхронист переводит ее на «свой» иностранный язык. В помещениях, где нет кабин, пользуются переносными микротелефонными аппаратами, так называемыми «шепталами».
