Кроме того, в эпоху капитализма местные диалекты меняют свой характер по сравнению с эпохой феодализма и в том отношении, что они перестают быть типично территориальной единицей, а превращаются в определенную социальную категорию. Если при феодализме местные диалекты на определенной территории характеризовали язык всего ее населения, то в эпоху капитализма они характеризуют язык только эксплуатируемого населения деревни — крестьянства. «Для эпохи капитализма территориальные диалекты одновременно являются крестьянскими диалектами» [6].
Надо сказать, что русские диалекты, в отличие от диалектов многих иных языков (как, например, немецкого языка), никогда, ни в один из периодов своего существования не расходились очень далеко друг от друга. «Общенародный язык древнерусской народности получал на разных территориях различную местную окраску, т. е. выступал в своих очень близких друг от друга диалектных ответвлениях» [7]. Исконная близость диалектов не нарушилась в большой степени и в эпоху феодальной раздробленности на Руси, хотя, можно думать, в тот период различия между местными говорами русского языка увеличились. Памятники письменности XIII—XVI вв., относящиеся к разным местностям нашей страны, обнаруживают относительно небольшой диалектный слой, отличающий по языку документ одной местности от документа другой.
Как видно, специфичность развития русского языка и его местных разновидностей заключается в том, что диалектные черты в их структуре никогда глубоко не затрагивали основу русского языка. Однако, несмотря на это, все же можно утверждать, что в определенные эпохи отдельные местные диалекты русского языка достаточно отчетливо отличались друг от друга не только в области фонетики, но и в области грамматического строя и основного словарного фонда.
Нивелировка местных диалектов, утрата диалектных особенностей в русском языке реально выражается в том, что образующаяся в эпоху складывания национального русского языка устно-разговорная литературная норма его постепенно начинает проникать в местные диалекты и распространяться по всей территории данного языка. Носители русских говоров, усваивая нормы устной литературной речи, утрачивают вместе с тем ранее характерные для их языка местные особенности. Поэтому процессы утраты диалектных особенностей в языке могут проходить тем интенсивнее, чем больше язык носителей местных говоров подвергается литературному воздействию. Ясно, что в эпоху капитализма нивелировка местных говоров не могла проявляться отчетливо, так как отсутствие широкого народного образования ограничивало влияние литературного языка.
Быстрее и интенсивнее процесс утраты диалектных особенностей идет в эпоху социализма, что связано с широким развитием народного образования в нашей стране, а вместе с тем и с увеличивающимся влиянием литературного языка на местные говоры. Хотя усвоение литературных норм населением, ранее говорившим на местном диалекте, это не простой и не легкий процесс, требующий значительного количества времени, — в наши дни он идет ускоренным темпом.
Прежде всего теперь едва ли возможно встретить такое положение в русском языке, чтобы все представители какой-либо местности говорили только на диалекте. В современной деревне широко распространено «двуязычие», т. е. владение как нормами русского литературного языка, так и нормами диалекта. Это «двуязычие» не означает, что один и тот же человек говорит то на диалекте, то на литературном языке (хотя в принципе возможно и такое явление, однако оно, пожалуй, носит искусственный характер). «Двуязычие» современной деревни заключается в своеобразном расслоении ее по языку: носителями «исконного», или «традиционного», говора являются в большинстве случаев представители старшего поколения населения деревни, тогда как молодежь, а иногда и люди среднего возраста владеют нормами русского литературного языка. Но если даже отвлечься от этого «двуязычия» и обратить внимание лишь на «традиционный» говор, то в нем диалектные системные отношения можно обнаружить лишь в области фонетики. Что же касается грамматики и словаря, то здесь диалектные явления не носят закономерного характера, а представляют лишь частные отклонения, не составляющие в целом какую-либо определенную систему, например склонения или спряжения слов или систему диалектной лексики. Как видно, все это объясняется тем, что если диалектные явления в области грамматики и словаря и были когда-то свойственны тому или иному диалекту, то в период утраты местных особенностей они начали исчезать скорее, чем в области фонетики, и в настоящее время от них сохранились лишь относительно небольшие остатки. Конечно, для разных диалектов русского языка дело здесь может обстоять по-разному, но в целом процесс характеризуется именно указанными явлениями.
Характер диалектных различий русского языка
Диалектные различия между говорами русского языка чрезвычайно многообразны, причем они проявляются во всех сторонах их языковой структуры: и в фонетике, и в морфологии, и в синтаксисе, и, наконец, в лексике. Однако особенностью диалектных различий русского языка является то, что не все они имеют равное значение, не все они носят один и тот же характер. Одни диалектные различия затрагивают систему говора, его языковую структуру; другие затрагивают эту систему лишь в небольшой степени; третьи вообще имеют частный характер.
1
В русском языке диалектные различия первого рода, т. е. различия, касающиеся самой языковой структуры говора, больше всего наблюдаются в фонетике, где диалектные особенности могут затрагивать систему фонем. Так, например, в одних русских говорах есть две самостоятельные фонемы: ц и ч’, а в других на их месте произносится только одна: или ц, или ч’; или: в одних говорах существует фонема ф, являющаяся глухой парной к в, а в других — ф отсутствует, и на месте этого звука произносится х или хв. Подобные факты можно отметить и в области гласных, где в одних говорах различаются три степени подъема: верхний — и, ы, у, средний — е, о и нижний — а, а в других — четыре, так как к указанным звукам прибавляются еще гласные средне-верхнего подъема — е и о закрытые (е̂, о̂).
Такие диалектные различия относятся к самой фонетической системе разных диалектов и потому представляются существенными. Можно указать на такого рода различия и в области изменения гласных в первом предударном слоге после мягких согласных. Известно, что в этом положении в литературном языке на месте звуков а, о, е произносится один звук ие, т. е. и, склонное к е, или, как говорят, литературный язык характеризуется системой «и́канья». Такое произношение звуков в нем носит системный характер и определяет среди прочих черт общий облик устной литературной речи. В противоположность этому, в южновеликорусских говорах существуют разные системы «я́канья», т. е. произношение в данном положении на месте звуков а, о, е или одного а, или а, чередующегося в определенных условиях с и [8]. Все подобные явления также носят в этих диалектах системный характер, и как бы далеко ныне русские говоры ни ушли по пути нивелировки, эти системные отношения в области фонетики могут быть вскрыты в них при непосредственном наблюдении или при изучении.
Несколько иной характер имеют диалектные различия второй группы — различия, затрагивающие языковую систему говоров лишь частично. Такие различия наблюдаются, например, тогда, когда отдельный звук речи в каком-либо говоре имеет иное образование, чем в других говорах. Так, в северновеликорусских диалектах, как и в литературном языке, звук г является взрывным по своему характеру, а в южновеликорусских — фрикативным (γ). Казалось бы, система согласных этих разных говоров не затронута данным различием. Ведь оба эти звука играют одинаковую роль в системе разных диалектов, одинаково различают звуковые оболочки разных слов: например, мот, нот, пот, кот равно противопоставлены и гот, и γот. Однако на самом деле система согласных частично затронута, так как г и γ вступают в разные отношения с иными звуками. Известно, что г, попадая в положение конца слова, оглушается в к, т. е. парным по глухости-звонкости в говорах с г является к, а х остается вне пары, одиночной фонемой по глухости-звонкости. Если же в говоре есть γ, то оно в конце слов оглушается в х, и тогда парными по глухости-звонкости будут γ — х, а к останется вне пары. Но такие соотношения затрагивают лишь данные три фонемы, а не всю систему согласных. Точно так же обстоит дело и со звуками к, г, х в их мягких разновидностях. В литературном языке и в большинстве говоров эти звуки выступают как мягкие лишь в положении перед и и е: ру́к’и, но́г’и, со́х’и, рук’е́, наг’е́, сах’е́, а во всех остальных положениях они всегда твердые. Это вполне определенная система, в которой фонемы к, г, х являются внепарными по твердости-мягкости [9]. В иных же говорах к, г, х выступают мягкими и перед а, о, у — выступают тогда, когда перед к, г, х находится мягкий согласный: ба́н’к’а, чайк’у, О́л’г’а, кач’ер’г’о́й, ол’х’у́, ол’х’о́й и т. д. (ср. редкие заимствования в литературном языке: л’ик’о́р, ман’ик’у́р, к’а́хта, к’уре́ и под.). Следовательно, в этих говорах к’, г’, х’ больше противопоставлены к, г, х, что тоже определяет фонетическую систему данных говоров в отношении трех заднеязычных звуков в этом одном звене всей структуры [10].
