У архантропов, помимо формирования рельефа в области зоны Брока, происходит “бурное развитие зрительных центров затылочной доли”117, что, по мнению Дробышевского, связано с началом выхода в открытые саванны. Кроме того, у них, “судя по развитию теменной доли, значительно развились тактильные возможности и намного улучшилась координация движений”118 — и это позволяло им производить орудия более совершенного, ашельского, типа. Из архаичных особенностей строения мозга стоит отметить то, что “лобная доля мозга была низкая и узкая”119.
У гейдельбергского человека “росла высота лобной доли, а расширение этой доли, вероятно, несколько обгоняло расширение всего мозга”120, при этом “височная доля… имела уже вполне современные пропорции, хотя и меньшие, чем у современного человека, размеры”121. В целом “форма мозга Homo heidelbergensis свидетельствует о резком прогрессе в области контроля за движениями, в том числе способностей к прогнозированию и планированию своих будущих действий. Необходимо также отметить бурное развитие области, обеспечивающей согласование речи и движений рук, а также рельефное выступание зоны Брока”122.
У неандертальца “ширина мозга крайне велика, максимальна для всех групп гоминид. Очень характерны относительно малые размеры лобной и теменной долей при очень большой — затылочной. В орбитной области (на месте зоны Брока) были развиты рельефные бугры”123. В частности, значительное развитие зоны Брока отмечается у “грацильных” неандертальцев типа Ортю. По мнению С.В. Дробышевско-го, мозг неандертальца “отличался от мозга современного человека, вероятно, бóльшим развитием подкорковых центров подсознательного контроля за эмоциями и памятью, но, вместе с тем, меньшим сознательным контролем за этими же функциями”124. Вероятно, они также несколько отставали от современного человека “в плане возможностей контроля и координации движений”125.
У неоантропа сильно увеличиваются зоны синтеза сигналов, абстрактного мышления126. Возрастание способностей к сложной психической и интеллектуальной деятельности демонстрирует рост лобных долей (в особенности префронтальных формаций коры). Как отмечает Дробышевский, “у людей верхнего палеолита, в сравнении с неандертальцами, увеличилась длина и высота мозга, выросла лобная доля”127. И это позволило представителям нашего вида делать выводы и выбирать поведенческие программы с учетом большего числа факторов. Соответственно, у неоантропа возникла потребность в такой коммуникативной системе, которая сможет предоставить эти факторы в его распоряжение. Гоминиды с меньшими лобными долями получили бы меньшую выгоду от высокоразвитого языка.
Нередко одним из наиболее надежных свидетельств наличия языка у тех или иных ископаемых гоминид считается наличие в их мозге зоны Брока (а также зоны Вернике)128. Однако следует отметить, что эндокран показывает лишь форму того или иного участка мозга, но не его функцию; функция же может меняться не только в ходе эволюции, но и в течение жизни индивида, поскольку нейроны способны перепрофилироваться. Гомологи человеческих речевых центров, как уже говорилось выше (гл. 2), имеются и у обезьян, так что вопрос о том, был ли язык у того или иного ископаемого вида гоминид, анализ эндокранов полностью не проясняет.
Сильно возрос за последнее время объем археологических данных о культурах и технологиях эпохи палеолита, — а по мнению некоторых исследователей, например, археолога Иайна Дэвидсона, это едва ли не единственное, что может пролить свет на происхождение языка.
Нередко считается, что сами по себе орудия являются свидетельством “обратного моделирования”: ментальный образ объекта предшествует его появлению в реальном мире129. Как пишет А.А. Зубов, “созданная мозгом абстрактная модель предмета или процесса воплощается в жизнь, то есть как бы встраивается в реальный мир, где ее до этого не было и, часто, не могло быть”130. Согласно чеканной формулировке английского археолога Гордона Чайлда, “ручное рубило как стандартизованное орудие есть само по себе ископаемая концепция”. Такой подход восходит к гипотезе, высказанной еще в XVIII в. эдинбургским профессором Джеймсом Барнетом Монбоддо, согласно которой использование орудий является надежным критерием, выделяющим человека из мира животных.
Орудийная деятельность связывалась также с развитием доминации правой руки, которая делает орудия, — именно поэтому, как считается, основным для языка является, как и для правой руки, левое полушарие. Однако, как показывают исследования (см. гл. 2), связь языка с доминированием правой руки, вопреки распространенному мнению, не прямая, а опосредованная131.
Чтобы делать орудия, надо предвидеть результаты своих действий, например, “направленного удара по камню с целью придания ему более эффективной формы”132. И действительно, можно проследить определенные корреляции между усложнением мозга и усложнением орудий. Изготовлявшие примитивные каменные орудия хабилисы — первые гоминиды, на эндокранах которых просматривается увеличение в области “речевых зон”133. Орудия хабилисов относятся к так называемой олдувайской (олдовайской), или галечной, культуре — это округлые камни размером от грецкого ореха до большого яблока, оббитые с одной стороны, грубые рубящие орудия, острый край которых получался в результате нанесения разнонаправленных сколов. Такой камень можно было удерживать за необработанную часть силовым захватом. Орудия архантропов — ашельские, существенно более сложные, их “постоянная форма… свидетельствует об абстрактном мышлении и целеполагании у древнейших гоминид”134. Еще более совершенна мустьерская индустрия неандертальцев — в ней насчитываются многие десятки типов каменных орудий, некоторое количество костяных, имеются свидетельства существования составных орудий, прослеживаются разные локальные традиции. И, наконец, самыми совершенными орудиями располагает наш вид — человек разумный.
Однако более внимательный анализ показывает, что тип орудий не имеет жесткой связи с видом. Так, древнейшие каменные орудия, по-видимому, были изготовлены не хабилисами, а австралопитеками: обнаруженные в Дикике (Эфиопия) следы, оставленные каменными орудиями на костях крупных млекопитающих, датируются временем около 3,4 млн. лет назад135 — а тогда на этой территории жили представители вида Australopithecus afarensis136(Homo habilis появляются в палеонтологической летописи примерно на миллион лет позднее). Правда, неизвестно, умели ли эти австралопитеки изготавливать орудия или же они только пользовались острыми камнями, образовавшимися естественным путем. Но гоминиды, жившие 2,6 млн. лет назад в бассейне реки Када Гона в Эфиопии, технологией изготовления каменных орудий (несколько более примитивных, чем олдувайские) уже несомненно владели139. Кроме того, у австралопитеков, как предполагал еще их первооткрыватель Раймонд Артур Дарт, могли быть орудия из кости и рога140. Возможно, примитивные орудия могли изготавливать парантропы — по крайней мере, кисти рук у них по своему строению ближе к человеческим (тогда как у грацильных австралопитеков — к кистям шимпанзе)141.
Рис. 3.9. а. Олдувайское рубило можно сделать примерно за 10 ударов.
б. Для того, чтобы сделать ашельское рубило, нужно не менее 60 ударов.
в. Мустьерские орудия более совершенны, чем ашельские, но требуют еще бóльших трудовых затрат137.
г. Эти орудия мустьерского типа были найдены в том же слое, что и первый анатомически современный человек (Омо 1) 138.
д. Каменные орудия времен позднего палеолита. Для изготовления такого орудия необходимо сделать более двух сотен ударов, разделенных на 10–11 различных операций.
Олдувайские орудия делали как Homo habilis, так и Homo ergaster и Homo erectus142, а по некоторым данным, кое-где их продолжали изготавливать вплоть до XIX в.143. Ашельскими орудиями пользовались не только архантропы, но и гейдельбержцы144, и неандертальцы. Мустьерские орудия, которые первым начал изготавливать Homo heidelbergensis, были в ходу не только у неандертальцев, но и у ранних сапиенсов — такими орудиями пользовались обитатели пещер Схул и Кафзех, обладатели черепов Омо 2 и Омо 1. В то же время так называемый “последний неандерталец”, найденный близ Сен-Сезера (Франция) и датированный временем 36 тыс. лет назад, пользовался более совершенными орудиями типа шательперрон (шательперрон — верхнепалеолитическая индустрия, а верхнепалеолитические индустрии связываются обычно с неоантропами)145. Все это говорит о том, что, по крайней мере, одна из двух предлагавшихся корреляций — либо между анатомией и языком, либо между орудиями и языком — неверна (или, по меньшей мере, не является строгой). Скорее, можно проследить корреляцию между способностью изготавливать те или иные орудия и ростом теменной доли, где находятся отделы, которые отвечают за чувствительность рук, осуществляют “координацию чувствительности и двигательной активности… обеспечивают самоконтроль”146. Как пишет Дробышевский, “фактически, все то, что изучает археология — история материальной культуры, — есть производное от эволюции теменной доли мозга создателей этой культуры”147.
