Итак, отвечая на вопрос, поставленный в заголовок этой главы, можно сказать, что переводчик может и должен обслуживать любые специальности и все направления науки и искусства, но до известных пределов. И если он слуга всех господ, то есть и у него задачи, где профессионализм господина оказывается ему так же нужен, как и самому господину.
5. ЧТО ТАКОЕ ХОРОШО И ЧТО ТАКОЕ ПЛОХО В ПЕРЕВОДЕ
Наши разговоры о профессии переводчика не могут пройти мимо ответа на вопрос, что такое перевод и что такое деятельность переводчика? Очевидно, что переводчик — это прежде всего посредник, который нужен всякий раз, когда возникает необходимость передать чьи–то мысли, высказывания. Но передача мыслей, высказываний — это функция чуть ли не универсальная. Учитель, который пересказывает школьникам законы физики или биографию Н. Гоголя, артисты, разыгрывающие комедию Бомарше, журналист, напечатавший интервью с президентом страны, — все они передают чьи–то мысли, но разве называют их переводчиками? Конечно нет, так как переводчик — это не просто носитель чужих идей, а профессионал, передающий сообщение, закодированное на одном языке, с помощью другого. Что такое другой язык, понимают все, а что такое сообщение?
Сообщение — это информация, предназначенная д л я передачи. В квартире возник пожар, ее хозяин выбегает на балкон и кричит «пожар»! Ему нужно, чтобы об этом узнали окружающие, так как таким образом может прийти помощь. Какими словами это сообщение будет передано в пожарную часть, ему безразлично.
Поэт написал стихотворение, в котором его настроение передают ритмика, повторяющиеся сочетания звуков:
Сидели, галдели, балдели,
и лилась и речь, и вино.
И знали — на этой неделе
Златое отыщется дно
И древний философов камень,
И юный, как бог эликсир…
Казалось, касались руками
Орфеевых лютен и лир.
Вадим Крайд. «Октябрь». 1990 г.
Для поэта важно передать свое настроение именно этим поэтическим приемом, другой прием будет характеризовать у ж е другого поэта. Поэтому д л я него информацией, предназначенной для передачи, будет не столько содержание, сколько структура стихотворения, включающая ритмику, рифму, ассонансы, диссонансы и др.
Писатель написал книгу и сдает ее в издательство. До выхода книги в свет ему предстоит немало встреч с редактором, который будет подвергать сомнению некоторые строч–ки, ллова, а иногда целые главы. Писатель будет бороться не только за свои мысли, переживания, принципы, но и за слова, словосочетания, метафоры и диалектизмы. Для писателя важно передать читателю и содержание, и форму своего произведения, это и есть для него сообщение.
Вообще в любом сообщении могут сосуществовать три вида информации: семантическая, ситуационная и информация о структуре. Семантическую информацию ищут в значении слов. Вам говорят «собака», и вы понимаете, о каком животном идет речь. Но вот вы подходите к калитке чей–либо дачи и читаете полустертую надпись: «Осторожно, злая…» Вы сразу же понимаете, что на участке вас может покусать собака, хотя слово «собака» было стерто на надписи. В данном случае понять полунаписанное предостережение помогает ситуационная информация. Всем нам известно, что обычно пишут на воротах дач. В художественном произведении очень часто на первый план выходит структура высказывания, которая выступает в качестве стиля речи, подбора метафор, сравнений, эпитетов, архаизмов или неологизмов, ритмики повествования или стиха. В этом случае приходится говорить не о смысловой, а о структурной информации (информации о структуре) текста. Ее значение для переводчика гораздо шире, чем просто индивидуальный стиль автора. Ведь с разными структурами в разных языках мы встречаемся постоянно. Англичанин скажет: I have a brother — «Я имею брата», у грузина такая же фраза звучит иначе: мкавс дзма — «имею (я) брата», по–русски мы говорим: «У меня есть брат». Существующую эквивалентность структур нас учат соблюдать с первых шагов изучения языка, нельзя «смешивать французский с нижегородским». Но это ограниченное число грамматических структур, их легко заучить и помнить при переводе. А индивидуальную структуру речи каждого писателя или поэта не заучишь. И если автор произведения считает необходимым донести до адресата не только его смысл, но и его структуру, то сообщение будет включать и этот вид информации.
Уяснение термина «сообщение» позволяет сделать вывод о том, что подготовка переводчика должна включать умение различать границы сообщения в каждом отдельном случае. Это сделать не трудно, и мы вернемся к этому вопросу, когда научимся отличать письменного переводчика от устного. Сейчас же полезно остановиться на экстремальных случаях, в которые попадает переводчик. Вот некоторые из них.
Моя служба в Группе советских оккупационных войск в Германии оставила в памяти один поучительный эпизод, действующим лицом которого был уже упомянутый полковник, начальник французской военной миссии. В то время советские воины за рубежом были в центре внимания как освободители Европы от гитлеровского фашизма. Многие из лиц, контактирующих с нашими представителями, старались выучить русский язык. Учил русский язык, и небезуспешно, и начальник французской военной миссии. И вот однажды, когда вместе с французским полковником мы пересекали в машине очередной контрольно–пропускной пункт, советский сержант после проверки документов изрек: «Езжай, старый черт!». Наш француз разволновался и стал выяснять, за что его оскорбил советский сержант? Сидевшая рядом с нами переводчица сделала удивленный вид и сказала: «Что Вы, господин полковник, наоборот, он назвал Вас ласково… старичок!». Инцидент был исчерпан, все были довольны.
Другой случай из моей собственной практики. В 1958 году я был ангажирован вместе с группой московских синхронистов обслуживать проходящий в Ташкенте съезд писателей Азии и Африки. Работа была трудной главным образом потому, что рабочими языками, кроме русского, были английский и французский, которыми писатели Азии и Африки не всегда владели в достаточной степени. А переводить выступления следовало синхронно, т. е. сидя в кабине и принимая речь выступающего в наушники, произносить параллельно перевод в микрофон. К этому времени синхронный перевод прочно вошел в практику общественных форумов, поскольку он позволял сэкономить несколько дней и соответственное количество валюты при проведении таких мероприятий.
В описываемом мною эпизоде предстояло выступление писателя из Камбоджи. Выступать он хотел только на кхмерском языке, хотя сам прилично говорил по–французски. Приехавший с камбоджийскими писателями переводчик на французский язык синхронно переводить не умел. Камбоджийский писатель не без основания считал, что кхмерский язык имеет такие же права звучать на международном форуме, как французский или английский, и настаивал на своем. Был предложен такой выход: писатель говорит по–кхмерски, а в это время в кабине переводчика передо мной лежит французский текст, с которого я перевожу речь с листа на русский язык. При этом переводчик кхмерского языка пальцем указывает мне место в тексте, которое соответствует произносимым словам оратора. Это решение понравилось всем.
И вот камбоджийский писатель взобрался на трибуну и начал свою речь. Мой коллега из Камбоджи начинает водить пальцем по французскому тексту, с которого я перевожу на русский язык в микрофон. Оратор продолжает с воодушевлением говорить, его соотечественник водит своим перстом по французскому тексту, я выдаю русский текст, на остальные рабочие языки с моего текста переводят другие синхронисты. Все идет как будто по разработанному сценарию, меня настораживает только появляющееся недоуменное выражение лица оратора в те моменты, когда в зале раздаются аплодисменты или смех. Я привязан к тексту, вернее к пальцу кхмерского переводчика, и исправить что–либо не в силах. В это время указующий перст моего коллеги подходит к концу текста. Нужно провозглашать пару лозунгов против империализма и за процветание Камбоджи. Но я этого не делаю: в тоне оратора не появляется никаких патетических нот. Палец моего помощника исчезает с текста выступления, и он смущенно пожимает плечами. Что делать? Переворачиваю французский текст и начинаю переводить его во второй раз. В зале не чувствуется недоумения. Никто не замечает, что он слушает уже слышанное. (И это естественно, так как в большинстве речей повторялись дежурные фразы о необходимости единства писателей мира в борьбе с империализмом и т. п.) Вдруг начинаю улавливать торжественные нотки в речи оратора. Нахожу «мостик» к заключительным лозунгам и вслед за выступающим заканчиваю перевод его речи. Все довольны, а председательствующий писатель Константин Симонов отмечает в заключительном слове четкую работу переводчиков.
