16. См. Леснов С. Слово о полку Игореве. Вып. 2, Париж, 1951, стр.181.
17. Там же.
18. «Москвитянин», 1841, № 3, стр. 245.
19. Рыбаков Б. А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971, стр. 26.
Свист звериный
Стиху учит «Слово». Годами, вчитываясь в него, получаешь поэтическое образование. Живой учебник русского языка и поэтики, в котором зачастую правила обнаруживаешь и формулируешь сам, а исключения возвышаются над унылыми закономерностями. Поэзия не есть самовыражение грамматики, но грамматическое чутье позволяет порой понять поэзию.
…Войска Игоря и Всеволода встретились. Поход начался. (Привожу отрывок по мусин–пушкинскому изданию. Подчеркнуто мною).
Тогда въступи Игорь Князь въ златъ стремень,
и поеха по чистому полю. Солнце ему
тъмою путь заступайте; нощь стонущи
ему грозою птичь у буди; свистъ» зверинъ
въ стазби; дивъ кличетъ връху древа…
Перевод Мусина–Пушкина: «Князь Игорь вступя въ златое стремя, поехалъ по чистому полю. Солнце своимъ затмениемъ преграждаетъ путь ему, грозная возставшая ночью буря пробуждает птицъ; ревутъ звери стадами, кричитъ филинъ на вершине дерева…»1.
Многие переводчики и комментаторы пытались объяснить «стазби», справедливо полагая, что разгадка смысла всего подчеркнутого мною темного места — именно в этом искусственном образовании, родившемся при членении сплошной строки памятника.
В. И. Стеллецкий2 подробно рассматривает основную литературу по толкованию «стазби», — Максимович первый увидел здесь глагол «въста» и отнес вторую часть начертания к следующему предложению. Основанная на его догадке поправка Потебни «узбися Дивъ», принятая В. А. Яковлевым в форме «збися Дивъ», а затем в этом виде акад. В. Н. Перетцем — в настоящее время так же находит сторонников (Д. С. Лихачев, О. В. Творогов и др.)
Поправка В. Ф. Ржиги «въеста близъ» представляется недостаточно аргументированной с палеографической точки зрения и неестественной — с литературной.
В. С. Миллер, А. А. Потебня, В. Н. Щепкин, В. Н. Адрианова–Перетц, А. С. Орлов, Д. С. Лихачев и переводчики А. Ф. Вельтман, Г. П. Шторм, Н. А. Новиков, Л. И. Тимофеев и многие другие полагали, что предложение кончается глаголом — въста, т.е. «свист звериный встал». Е. В. Барсов, С. К. Шамбинаго, Ф. Е. Корш и В. И. Стеллецкий видят в «зби» — глагол, завершающий предложение, а написание «въста» разбивают — «в ста». Мнения последних расходятся в толковании полученного огрызка — «ста». Одни (Барсов и Шамбиного) видят остаток слова «стая», Корш — «стадо», Стеллецкий поддерживает вторую гипотезу.
Текст, стало быть, принимает у Стеллецкого такой вид:
нощь стонущи ему грозою
птичь убуди,
свистъ зверинъ въ ста(да) зби.
Дивъ кличетъ връху древа.
И перевод:
ночь стонала ему грозою,
птиц пробудила,
свист звериный в стада их сбил.
Див кличет с вершины древа.
Из всех существующих академических и литературных переводов, мне кажется, этот — наиболее совершенный. Другие образцы являть долго и неинтересно. Можно привести в пример (чтобы показать дистанцию) юговский перевод:
И ночь, ропща иа него грозою,
птиц прибила(!)..
Взбился половец(!) —
свищет свистом звериным
кличет с вершин деревьев
(подчеркнуто мною — О. С.)
Я попытался применить перед этимологическим методом — структурный. И расположил кусок текста в следующем порядке:
Солнце ему тьмою путь заступаше.
Ночь стонущи ему грозою.
1) П т и ч ь убуди свистъ».
2) З в е р и н ъ въста зби.
Дивъ кличетъ върху древа…
Для сравнения привлекаю ещё один кусок из описания раннего утра перед боем:
Долго ночь меркнет.
Заря свет запала.
Мьгла поля покрыла.
3) Щекотъ с л а в i й успе.
4) Говоръ г а л и ч ь убуди.
Грамматическое родство предложений из двух мест текста «Слова», мне кажется, вероятным. Отличаются они лишь местом подлежащего, но такая инверсия возможна и находит подтверждения в практике русского литературного языка, как и эпохи «Слова», так и позднейших.
Общие структурные черты конструкций 1, 2, 3, 4:
1) определение перед сказуемым (птичь убуди–зверинъ въста–славiй успе–галичь убуди);
2) сказуемое выражается глаголом прошедшего времени (убуди–въста–успе–убуди);
3) определения — краткой формой прилагательного (птичь–зверинъ–славiй–галичь).
Схематически строки 1 и 2 соответствуют друг другу так же полно, как 3 соответствует 4.
Таким образом, я пришел к выводу, что птичь — краткая форма прилагательного, а не существительное, как полагают. При этом грамматическом прочтении устраняется вычурное, совершенно необычное для славянской литературы выражение «свист звериный». И возникает более точное и традиционное — птичий свист. (Мусин–Пушкин не решился сохранить в переводе «свист звериный» и заменил его «ревут звери»).
Я привожу эти доказательства с некоторой робостью перед именами признанных лингвистов. Они были заворожены традицией, освященной Мусиным–Пушкиным. И не «въстазби» оказалось причиной темного места, а прозрачнейшее «птичь», грамматические аналогии которому можно было найти в самом тексте «Слова».
…Неясное написание «зби» стоит на месте подлежащего и, скорее всего, относится к именам существительным. И означает по семантической схеме — название звука, издаваемого зверем, или движение.
Птичий пробудился свист,
Звериные восстали зби.
В древнерусском языке есть похожее слово — зыбь — беспокойство, смятение3. В современном — зыбь — колебание. Корень распространен в украинском, старославянском, словацком, сербском (в формах -зиб-, зьб, — зеб-, зайб).
Это одно из возможных направлений поиска.
«Зби» может быть воплощением уже неизвестного нам и переписчику палеографического или речевого нюанса (зыби>з'би). Пока же я принимаю прочтение «з'би» — беспокойство, смятение. В грубом, дословном переводе:
Птичий свист пробудился,
Звериное поднялось смятение.
Весь отрывок я предлагаю читать:
Тогда въступи Игорь Князь въ злать стремень
и поеха по чистому полю.
Солнце ему тъмою путь заступаше.
Нощь стонущи ему грозою.
Птичь убуди свистъ.
Зверин въста зби.
Дивъ кличетъ връху древа…
П р и м е ч а н и я
1. Слово о полку Игореве, под редакцией и в переводе графа А. И. Мусина–Пушкина, М., 1800.
2. Слово о полку Игореве, под редакцией В. И. Стеллецкого. М., 1987, стр. 130.
3. Срезневский И. Материалы к словарю древнерусского языка. Т. 1, 1009.
Изяслав на кровати
Не всегда в появлении темных мест виновен П–161. Возникают они и от неверного членения строки. По признанию Мусина–Пушкина разобрать рукопись «было весьма трудно, потому что не было ни правописания, ни строчных знаков, ни раздробления слов, в числе коих множество находилось неизвестных и вышедших из употребления»2.
Все это затрудняло чтение рукописи. Мусин–Пушкин опасался допустить ошибки, подобные той, какую сделал Щербатов при разборе грамоты новгородцев князю Ярославу («по что отъял еси поле заячь и Милоацы?», вместо «по что отъял еси поле заячьими ловцы?»)
Однако вопреки собственному предостережению, Мусин–Пушкин допустил при расчленении сплошных строк на слова ошибки, не уступающие щербатовскои: «Кь мети» вместо «къмети», «въ стазби» — «въста зби», «мужа имеся» — «мужаимься» и т.д.
Непонятые редактором слова часто писались с большой буквы и превращались в собственные имена. Так у Мусина–Пушкина получалось «Кощей» — мнимое имя половца, «Урим» — имя воеводы или соратника Игоря.
Рассмотрим случай, когда, неправильная разбивка привела к рождению ложной метафоры. Исследователи, пытаясь поправить Мусина–Пушкина, тратили много энергии и приходили к результатам ещё более курьезным. Литературное бесчувствие ученых читателей порождает порой в «Слове» чудовищные в своей искусственности образы, не свойственные и «Слову» и литературе в целом.
«Единъ же Изяславъ сынъ Васильковъ позвони своими острым мечи о шеломы Литовслiя; притрепа славу деду своему Всеславу, а самъ подъ чрълеными щиты на кроваве траве притрепанъ Литовскыми мечи. И схотию на кровать и рекъ: «Дружину твою, Княже, птиць крилы приоде, а звери кровь полизаша».
Подчеркнутое место Мусин–Пушкин перевел так:
«На семь то одре лежа произнесъ онъ». Поправок было множество. Наиболее интересные исправления следующие: 1) «И схоти юнак рова тьи рекъ». Перевод этого сербо–русского предложения предлагается такой: «И схотел юноша ямы (могилы) тот сказал». Но в словаре автора есть уже термин «уноша» — юноша, и «юнак» не проходит, но, несмотря на это, продолжали: 2) «и схыти юнак рова…» — т.е. похитила юношу могила; 3) «и схопи» — т.е. схапала; 4) «и с хотию на кроватъ и рекъ» — «и с любимцем на кровь, а тот сказал»; 5) «и с хотию на кровать и рекъ» — «и с любимцем на кровать и сказал».