– грабили со славянской дружиной Константинополь, затем были убиты родичем Рюрика Олегом, который тоже, в свою очередь, организовал военный поход на Константинополь. А пять веков спустя на Куликовом поле объединенное русское войско во главе с Великим князем Владимирским и князем Московским Дмитрием Ивановичем разгромило ордынского «
сепаратиста» [17] Мамая и поддержало его противника – потомка Чингисхана – Тохтамыша. Но, так как Дмитрий отказался выплачивать дань Тохтамышу, через два года тот пришел со своим войском под Москву, сжег город и принудил князя Дмитрия к покорности.
Одним словом, история всегда выглядит сложнее, чем «борьба хороших с плохими до полной победы». Однако в конце XIX – начале XX века такие вопросы, как «Кто лучше – варяги или татары? [18]», «Кто из них больше пользы принес России?», внезапно стали актуальной темой для дискуссий. И Алексей Константинович Толстой, автор юмористической «Истории государства российского от Гостомысла до Тимашева» с ее знаменитым рефреном «Порядка только нет», написал еще одну балладу – «Змей Тугарин», которую позже стал считать лучшей из своих баллад.
В ней злобный Змей Тугарин – воплощение ордынского ига – приходит на пир к князю Владимиру Красное Солнышко и пророчит Руси грядущий позор:
Но тот продолжает, осклабивши пасть:
«Обычай вы наш переймете,
На честь вы поруху научитесь класть,
И вот, наглотавшись татарщины всласть,
Вы Русью ее назовете!
И с честной поссоритесь вы стариной,
И, предкам великим на сором,
Не слушая голоса крови родной,
Вы скажете: „Станем к варягам спиной,
Лицом повернемся к обдорам! [19]„»
…
Смеется Владимир: «Вишь, выдумал нам
Каким угрожать он позором!
Чтоб мы от Тугарина приняли срам!
Чтоб спины подставили мы батогам!
Чтоб мы повернулись к обдорам!
…
Я пью за варягов, за дедов лихих,
Кем русская сила подъята,
Кем славен наш Киев, кем грек приутих,
За синее море, которое их,
Шумя, принесло от заката!»
Так российские интеллектуалы спорили о том, что более патриотично: поддерживать «норманнскую теорию» происхождения русского государства «от варягов» или «лицом повернуться к обдорам». На самом деле и та, и другая позиции были обусловлены по большей части эстетическими симпатиями и основывались на том, кому что казалось более симпатичным: образ сурового, несгибаемого князя Рюрика на новгородском Памятнике Тысячелетию России (1862) или дикие экстатические пляски танцовщиц и танцовщиков труппы Дягилева в хореографии Вацслава Нижинского и в костюмах Рериха в балете «Весна священная» (балет был поставлен в Париже в 1913 году и стал одним из самых ярких воплощений фантазии о языческой Руси).
Разумеется, ни тот, ни другой образ не имеет никакого отношения ни к историческим фактам, ни к патриотизму. Они прекрасны, когда остаются в своей сфере, в искусстве, но не больше.
Иностранные слова в XVIII и XIX веках. Язык ремесла и торговли
Новая массовая «экспансия» иноязычных слов в русский язык началась, что не удивительно, после петровских реформ.
Историк XIX века Михаил Погодин, друг Пушкина и Гоголя, писал в эссе «Петр Первый и национальное органическое развитие»: «Мы не можем открыть своих глаз, не можем сдвинуться, не можем оборотиться ни в одну из сторон без того, чтобы не встретился с нами Петр: дома, на улице, в церкви, в училище, в суде, в полку, на гулянье – все он, всякий день, всякую минуту, на всяком шагу!
Мы просыпаемся. Какой нынче день? – 18 сентября 1840 года. Петр велел считать годы от Рождества Христова, Петр Великий велел считать месяцы от января. Пора одеваться – наше платье сшито по фасону, данному первоначально Петром, мундир по его форме. Сукно выткано на фабрике, которую завел он; шерсть настрижена с овец, которых он развел. Попадается на глаза книга – Петр Великий ввел в употребление этот шрифт и сам вырезал буквы. Вы начнете читать ее – этот язык при Петре сделался письменным, литературным, вытеснив прежний, церковный. Приносят вам газеты – Петр Великий начал их издание. Вам нужно купить разные вещи – все они, от шейного платка до сапожной подошвы, будут напоминать вам о Петре Великом. Одни выписаны им, другие введены им в употребление, улучшены, привезены на его корабле, в его гавань, по его каналу, по его дороге. За обедом, от соленых сельдей до картофеля, который сенатским указом указал он сеять, до виноградного вина, им разведенного, все блюда будут говорить вам о Петре Великом. После обеда вы едете в гости – это ассамблея Петра Великого. Встречаете там дам, допущенных до мужской компании по требованию Петра Великого. Пойдем в университет – первое светское училище учреждено Петром Великим.
Вы получаете чин – по табели о рангах Петра Великого.
Чин доставляет мне дворянство: так учредил Петр Великий.
Мне надо подать жалобу: Петр Великий определил ее форму. Примут ее перед зерцалом Петра Великого. Рассудят по его генеральному регламенту.
Вы вздумаете путешествовать – по примеру Петра Великого; вы будете приняты хорошо – Петр Великий поместил Россию в число европейских государств и начал внушать к ней уважение и пр., и пр., и пр.».
Не все слова, приведенные Погодиным, пришли из европейских языков, не все иностранные заимствованы в петровское время. И главное, как это отмечает сам Погодин, ни в XVII веке, ни в XVI Европу и Россию не разделяла непреодолимая граница.
* * *
В самом деле, сближение с Европой начал еще отец Петра I – Алексей Михайлович, а до него – Борис Годунов, который в 1601 году обсуждал в переписке с Елизаветой I, английской королевой, свадьбу своего сына Федора (мальчику тогда было 12 лет) и знатной англичанки, родственницы Елизаветы, Анны Стэнли. Но этот проект так и не получил развития, и царь Борис стал искать жену для сына и мужа для дочери в православной Грузии. Трудно предположить, какое влияние оказали бы подобные браки на наш язык, но точно известно одно: именно при Борисе Годунове в немецкой слободе, основанной еще при Василии III для своих телохранителей – иностранных наемников, поселилось много немецких купцов. Позже завсегдатаем этой слободы будет Петр I.
При Алексее Михайловиче в Москве было устроено театральное представление «Атаксерксово действо» о любви царя Атаксеркса и Эсфири. Очевидным адресатом этого послания была вторая жена царя, молодая царица Наталья Кирилловна Нарышкина, которую воспитывала дальняя родственница Евдокия Григорьевна
