Ознакомительная версия.
Кадзуо Исигуро
[111]
Есть такие жанры, за которыми прочно закреплен определенный набор потребительских ожиданий, – и фэнтези, конечно, из их числа. Покуда оно остается в рамках своего канона (эльфы, тролли, рыцари, драконы, магия), фэнтези может быть сколь угодно затейливым, мудрым, парадоксальным, но мы всё же не ждем, что оно схватит нас за горло и начнет тянуть из нас жилы, наматывая их на кулак. Если же автор желает читательских слез и поупражняться в жанре «в горло я сумел воткнуть и там три раза повернуть», то обычно он покидает пространство классического фэнтези, и тогда выдуманный, условный мир становится хитрой метафорой, а на свет появляются книги вроде недавнего «Детства Иисуса» Дж. М.Кутзее или «Дороги» Кормака Маккарти.
Однако эта классическая, поколениями обкатанная схема совершенно не подходит для Кадзуо Исигуро – писателя, супер-способность которого словно бы в том и состоит, чтобы порождать великолепные обманки и расставлять для читателя восхитительные в своей непредсказуемости ловушки. Именно поэтому его роман «Погребенный великан» – это одновременно и самое настоящее фэнтези с драконами и троллями, и в то же время универсальная матрица для разговора о таких непростых материях, как коллективная память и коллективная же вина.
Формально время действия романа Исигуро – темные века английской истории, безвременье между уходом римлян из Британии и покорением острова саксами, время колдовства, чудес и короля Артура. Старики-бритты, супруги Аксель и Беатриса живут в деревне, которая представляет собой огромную земляную нору в склоне холма (те, кто в этот момент вспомнил Толкиена, конечно же, правы, но это, поверьте, совсем не Шир). По холмам едва ли не каждый день стелется туман (в деревне его называют хмарью), и герои замечают, что хмарь эта обладает странным психотропным эффектом: она уносит воспоминания. Потерявшихся детей никто не ищет (о них попросту забывают в процессе поисков), ушедших и не вернувшихся помнят лишь несколько дней, да и то все по-разному. Глобальное беспамятство, неспособность сохранить в голове даже самые простые и драгоценные события прошлого затрагивает в том числе и Акселя с Беатрисой: они помнят, что у них, вроде бы, был сын, уехавший в другую деревню, но почему так случилось и как его вернуть – неизвестно. И вот для того, чтобы найти ответы на свои вопросы (а заодно обрести защиту от насмешек односельчан, пользующихся беспомощностью одиноких супругов), старики отправляются в рискованное путешествие через холмы и долины, населенные всевозможной нечистью. Сначала путь их лежит в саксонскую деревню (по слухам, когда-то саксы и бритты воевали, но сейчас в стране царит прочный мир), и дальше – в зачарованный монастырь, а оттуда – в странное, страшное подземелье под ним… Драконы, монахи, рыцари (в их числе знаменитый сэр Гавейн, племянник короля Артура и последний оставшийся в живых рыцарь Круглого стола), чудовища, долгое и опасное странствие – по всем признакам перед нами настоящее, стопроцентное фэнтези.
Однако понемногу желание героев найти сына отступает на задний план, а на передний выходит желание вернуть свои воспоминания (так и видишь, как в этот момент Кадзуо Исигуро с улыбкой бесшумно взводит пружину внутри капкана). Мрачные знаки множатся, и понемногу Аксель с Беатрисой начинают догадываться, что хмарь возникла не сама по себе, и что, возможно, то прошлое, которое она милосердно скрывает, в самом деле лучше не видеть. И, похоже, те силы, которые заинтересованы в тотальной амнезии (да-да, хмарь – по крайней мере, отчасти – антропогенного происхождения), не то что бы особо злокозненны или безумны… Однако забвение, которое может быть благотворно для социума, для отдельного индивида – такого, как Аксель или Беатрис – оборачивается глубочайшей и надрывной персональной трагедией. Хлоп – капкан сработал, испуганный, дезориентированный читатель бьется в силках с отравленным шипом в сердце. Какие там рыцари, какие драконы – боль, сопереживание и полное ощущение «это про нас, это про меня, это про каждого».
В «Погребенном великане» множество культурных аллюзий – автор косвенно ссылается не только на Толкиена, но и на Мэри Стюарт с ее «Полыми холмами», и (особенно) на Теренса Уайта с его «Королем былого и грядущего», и дальше, через их головы, на «Беовульфа», «Сэра Гавейна и Зеленого рыцаря», Томаса Мэлори и Гальфрида Монмутского. Однако всё же Исигуро не Толкиен: перефразируя великого сказочника, можно сказать, что зеленое солнце он выдумал отлично, но вот с миром вокруг вышла некоторая незадача – он ломкий, призрачный, не слишком живой. Если уж совсем честно, лично я бы предпочла, чтобы драконов, огров и рыцарей было поменьше, – история, рассказанная Исигуро, не нуждается в подобных параферналиях для того, чтобы пронзать насквозь. Впрочем (и это тоже необходимо признать), вреда от них тоже не так много, как можно было бы ожидать.
[112]
Долгожданный роман Орхана Памука, вышедший после почти семилетнего молчания, – это одновременно и очередной «стамбульский текст» великого стамбульца, и по-стоунеровски безысходная (и по-стоунеровски же светлая) история жизненного поражения, которое не несет в себе автоматически несчастья или трагедии.
В сущности, на этом можно было бы поставить точку, но есть некоторые значимые подробности, на которых всё же хорошо бы остановиться. Главный герой «Моих странных мыслей» Мевлют – деревенщина, выходец из захудалого поселка в Анатолии, – подростком приезжает в Стамбул в конце шестидесятых и становится одним из сотен тысяч «понаехавших», мечтающих о собственном деле и процветании в самом большом, волнующем и богатом городе страны. Он ютится в гедже-конду (так называются фавелы на холмах под Стамбулом), помогает отцу торговать йогуртом вразнос, постепенно переходит на продажу бузы (слабоалкогольного напитка из перебродившего зерна), ходит в кино, грезит о доступных западных женщинах, бросает школу, служит в армии, а в один прекрасный день на свадьбе двоюродного брата смертельно влюбляется в сестру невесты – и три года пишет ей проникновенные любовные письма. Мевлюта обманывают и предают (дядя с двоюродными братьями лишают их с отцом даже той жалкой лачуги, которую им удалось построить), ему не везет, а потом внезапно везет – он находит друзей и поддержку, но читатель довольно быстро понимает: Мевлют – потомственный, хронический неудачник. Как бы ни обходилась с ним судьба, ни одним из ее подарков он не сможет воспользоваться, и ничего хорошего его в будущем не ждет. Впрочем, ничего специально плохого тоже – начавшись с трагикомического фиаско, его брак (на той памятной свадьбе Мевлют обознался, и его пылкие письма адресованы не той, в которую он влюблен) оказывается на диво счастливым, дочки радуют отца и мать, а работа разносчика бузы – тяжелая, монотонная, местами унизительная и в любом случае не слишком доходная – парадоксальным образом приносит радость.
Главное в Мевлюте (и для Мевлюта) – это то, что он – точка фокусировки, через которую течет время. Действие романа растянуто более чем на тридцать лет, в Стамбуле бушуют государственные перевороты, националисты борются с коммунистами, горят фавелы, мода на усы сменяется модой на их отсутствие, рушатся старые и вырастают новые здания, мигранты из деревни заполняют город, а через год их уже не отличишь от коренных стамбульцев, – и через всё это бредет со своим неизменным шестом и бидонами мечтательный, задумчивый и нежный Мевлют. Некоторые страницы читаются почти как этнографическая проза, некоторые вызывают живой отклик и понимание. Но и то, и другое задает по-настоящему волшебный ритм, единожды погрузившись в который, ты обречен на протяжении шестисот страниц плыть по великому городу вместе с Мевлютом и его бузой. История жизни – вроде бы хрестоматийно неуспешной и печальной – вдруг оказывается элементом истории неизмеримо большей и в этом качестве вполне счастливой – ведь никому же не придет в голову всерьез говорить о несчастности капли внутри океана.
Мудрая проза, утешительная, завораживающая, поэтичная – к «Моим странным мыслям» подойдет любой из этих эпитетов и все они вместе. Коротко говоря, большая работа великого мастера – не зря столько лет ждали.
[113]
Немец В.Г.Зебальд – один из сравнительно немногих по-настоящему великих писателей, известность которых в России остается пока категорически недостаточной. Его самый известный роман «Аустерлиц», впервые опубликованный по-русски в 2007 году, остался тогда практически незамеченным, и только сейчас усилиями «Нового издательства» (к слову сказать, недавно выпустившего сборник его эссе «Краткая история разрушения») Зебальд вновь пытается достучаться до российского читателя – хочется верить, что с бо́льшим успехом, чем в прошлый раз.
Ознакомительная версия.
