и разных уровнях культуры живущих в них народностей в определенной мере сдерживает процесс консолидации молодых наций. Вот почему функции языка как одного из факторов, объединяющих нацию, здесь до некоторой степени выполняют языки бывших метрополий. Это относится к таким странам, как Нигерия, Мали, Гвинея, Конго, Заир, Сенегал, Гана и др.
Разумеется, консолидирующая роль западноевропейских языков никак не должна преувеличиваться, ибо число их носителей в процентном отношении практически не изменилось по сравнению с прежним, колониальным периодом. Весьма показательны в этой связи данные о современном положении французского языка в Сенегале – стране, получившей независимость одной из первых в черной Африке. Несмотря на то, что этот импортированный неродной язык продолжает выполнять важные социально-коммуникативные функции, являясь
«языком обучения, письменной печати, официальных речей, профессиональных экзаменов, письменной литературы, торговли, медицины, правительственных декретов, аптеки и рекламных проспектов»,
его использует только 10 процентов населения страны (см.: Blondé, 1977). Автор статьи в журнале «Рэалитэ африкэн э лянг франсэз», который издается в Дакаре, призывает к созданию ситуации равновесия и взаимодополняемости между французским и национальными языками (волоф, серер, фула), к переоценке или повышению престижа последних, указывая, что преподавание французского языка должно учитывать социально-экономические и социокультурные реальности и потребности общества. Подчеркивается необходимость избежать ситуации навязанного и искусственного двуязычия или многоязычия, когда национальные языки были бы в действительности обесценены по отношению к господствующему (французскому) языку (там же). Такая постановка вопроса вносит новый элемент в официальную языковую политику, проводившуюся до сих пор в Сенегале, правительство которого, как известно, ранее решило не вводить письменность на местных языках, узаконив их изучение только в Дакарском университете на правах иностранных языков.
Действительно, демократические преобразования, проведенные в развивающихся странах, и прежде всего в странах, вставших на путь некапиталистического развития, затронули и сферу функционирования западноевропейских языков, несколько расширив их социальную базу путем обеспечения доступа к образованию для выходцев из самых разных слоев общества. Однако это вовсе не означает, что западным языкам уготована определяющая роль единственных средств коммуникации, способных обеспечить объединение разноязычных народностей в рамках складывающейся нации, а также развитие ее культуры.
По крайней мере, такая точка зрения характерна для некоторых социолингвистов Запада. В уже упоминавшейся работе Ч. Галлагера, например, проводится мысль о том, что французский язык будет играть главенствующую роль в культурной ориентации отдельного человека или нации и что именно на использовании этого «общего языка» арабы Северной Африки основывают свою индивидуальность (см.: Gallagher, 1968, 129 – 131). Подобные выводы строятся на принципах идеалистической теории изоморфизма языковых и социокультурных систем, получившей в свое время распространение в США и восходящей к гипотезе Сепира – Уорфа. Согласно этой теории, языковые нормы общества предполагают определенную форму выражения действительности и тем самым определенным образом моделирует ее. Отсюда делается вывод об обусловленности поведения людей чисто лингвистическими факторами и о ведущей роли языка в кодификации норм культуры и норм поведения людей (см.: Швейцер, 1976, 27). Коль скоро ведущим фактором, моделирующим поведение людей в развивающихся странах, призван стать западный язык, то и модели такого поведения должны копировать западные образцы. Именно к такому заключению приходят последователи американской социолингвистической школы в многочисленных разысканиях, посвященных проблемам языковых отношений и языкового планирования в развивающихся странах. Отрицая причинный характер связей социальных и языковых систем и приоритет общества в социально-языковом взаимодействии, сторонники изоморфизма, хотят они того или не хотят, в своих теоретических построениях, адресуемых странам Азии, Африки и Латинской Америки, преследуют совершенно определенные цели. Речь идет прежде всего о теоретическом обосновании системы практических мер, направленных на сохранение и расширение позиций западных языков в развивающихся странах, а также о стремлении воздействовать на языковую политику этих стран. Такого рода установки особенно отчетливо проявляются в трудах социолингвистов США – страны, сделавшей работу по распространению английского языка частью внешней политики, цель которой – закрепить американское присутствие в неприсоединившихся странах.
Не случайно теория «вестернизации» языкового и внеязыкового планирования в развивающихся странах родилась в США и была впервые сформулирована в работах такого видного представителя американской социолингвистики, как Дж. Фишман (см.: Fishman, 1973). Исходя из вполне определенных идеологических установок, странам «третьего мира» если и рекомендуется развивать и модернизировать свои национальные языки, то лишь в той мере, в какой это не нанесет ущерба престижу западных языков и влиянию западной культуры. Как справедливо указывает А.Д. Швейцер, в области языка «вестернизация» (т.е. перестройка на западный лад) предусматривает еще более далеко идущие изменения, чем модернизация: изменение письменности, перестройку традиционных форм вежливости и в области лексики развитие системы лексических единиц, взаимопереводимых по отношению к «престижным», т.е. западноевропейским, языкам (см.: Швейцер, 1976, 156).
Вышеупомянутые «теории», хотя и проникают в развивающиеся страны благодаря доступности языка, на котором они создаются, не находят там большого числа последователей прежде всего потому, что все они весьма далеки от учета реальных языковых ситуаций, сложившихся в этих странах, и игнорируют тот факт, что западные языки, оказывая через мышление ограниченное влияние на культуру и поведение людей, не определяют и не могут определять их. Они являются всего лишь элементами сложных социально-коммуникативных систем и сами подвержены влиянию других элементов этих систем (см.: Чередниченко, 1976; 1981). Доказательством того, что языки бывших метрополий не оказывают решающего влияния на процесс становления культуры развивающихся стран, может служить наличие обширной художественной литературы, которая создана на этих языках представителями национальной интеллигенции, но ни по своему духу, ни по формальному воплощению не принадлежит к английской, французской или португальской литературам.
Обычно при составлении рекомендаций по проблемам языкового строительства в развивающихся странах авторы многих зарубежных работ опираются на модель социально-функциональной дифференциации языка в одноязычном обществе, абсолютизируя при этом роль западного языка (или языка-макропосредника) и умаляя значение факторов билингвизма / мультилингвизма и внутренней диглоссии языков в этих странах. Об этом говорит, в частности, и искусственное завышение данных о числе говорящих на том или ином европейском языке.
Между тем относительно простая связь между системой функциональных стилей языка и сферами человеческой деятельности, существующая в одноязычном обществе (а большинство бывших метрополий к таковым и относится), значительно осложняется в развивающихся странах именно в силу действия указанных факторов. Сосуществование двух или нескольких языков и их разновидностей, образующих единую социально-коммуникативную систему, является причиной формирования особой модели распределения языков и их разновидностей по социальным функциям или сферам деятельности, причем эта модель может соответствовать модели применения функциональных стилей языка в одноязычном обществе.
Для иллюстрации проведем краткий анализ языковой ситуации в Республике Мали и попытаемся определить соотношение разных компонентов коммуникативной структуры, обслуживающей потребности общения
