На этом можно было бы и завершить наш рассказ о Сулакадзеве, воздав ему должное за страсть к коллекционированию, осудив за фальсификации и подивившись странной, если не болезненной, увлеченности его этими делами. И все же рассказ будет неполным, если не остановиться на феномене, который можно назвать «синдромом Сулакадзева». Давняя народная мудрость гласит: «Единожды солгав, кто тебе поверит». Увы, в случае с Сулакадзевым эта мудрость подтверждается по меньшей мере трижды — именно столько нам известно случаев, когда Сулакадзеву легко и бездоказательно приписывали подделки, возможно и польстившие бы его честолюбию, но… принадлежавшие другим авторам.
Среди многочисленных увлечений Сулакадзева особое место занимал интерес к воздухоплаванию и его истории. Фрагменты дневника фальсификатора, дошедшие до нас, наполнены выписками из газет и журналов начала XIX в. о воздушных полетах в разных странах и в разные времена. Видимо, в какой-то момент Сулакадзев решил систематизировать накопленные им факты, создать если не специальный труд, то своеобразный справочник о всех известных ему полетах. Так возникла рукопись «О воздушном летании в России с 906 лета по Р. X.», присоединенная им к другому аналогичному по характеру сведений и форме труду — «Хождения или путешествия россиян в разные страны света». [401]
К реализации своего замысла Сулакадзев подошел со свойственным ему размахом. К «воздушным летаниям» он отнес даже данные фольклорных записей Сборника Кирши Данилова, например о полете Змея Тугариновича. Старательно штудируя публикации древнерусских источников, он выписывал из них все, что хотя бы в малейшей степени имело отношение к полетам — будь то сказание, легендарные сюжеты или реальные факты, имевшие место в прошлом. В рукописи есть данные о попытках воздушных полетов в России в XVIII в., извлеченные Сулакадзевым из дел рязанской воеводской канцелярии, а также ссылки на записки его деда Боголепова.
Аккуратно написанная, с минимальным числом поправок, рукопись Сулакадзева производит впечатление вполне добросовестного свода таких свидетельств. Благодаря наличию ссылок на использованные при ее подготовке материалы можно легко проверить каждый приводимый Сулакадзевым факт о воздушных полетах в России. Исключение составляют лишь дела Рязанской воеводской канцелярии и ныне неизвестные записки Боголепова. Приведем несколько образцов таких записей Сулакадзева. «992 года Тугарин Змеевич вышиною 3-х сажен, умел палить огнем. У Сафат реки замочило Тугарину крылья бумажные (?!). Падает Тугарин со поднебеси. — Древние российские стихотворения, 1804 г.»; «1724 года в селе Пехлеце Рязанской провинции: приказчик Перемышлева фабрики Островков вздумал летать по воздуху. Сделал крылья из бычачьих пузырей, но не полетел… Из записок Боголепова»; «1745 года из Москвы шел какой-то Карачевец и делал змеи бумажные на шестинах, и прикрепил к петле. Под него сделал седалку и поднялся, но его стало кружить, и он упал, ушиб ногу и более не поднимался. Из записок Боголепова». [402]
Эту работу Сулакадзева обнаружил в библиотеке известного коллекционера Березина-Ширяева историк воздухоплавания А. А. Родных. В 1901 г. он приобрел ее у наследников Березина-Ширяева и затем опубликовал в журнале «Россия». [403] Публикация не привлекла особого внимания. Зато спустя девять лет, когда все тем же Родных труд Сулакадзева был опубликован вторично, теперь уже фототипически, [404] он получил более широкий резонанс: в том же году фотокопии отдельных страниц рукописи были выставлены в Мюнхенском музее истории науки и техники. В опубликованной рукописи сенсационным оказалось известие о том, что «1731 года в Рязане при воеводе подьячей нерехтец Крякутной фурвин сделал как мячь большой, надул дымом поганым и вонючим, от него зделал петлю, сел в нее, и нечистая сила подняла его выше березы, и после ударила его о колокольню, но он уцепился за веревку, чем звонят, и остался тако жив, его выгнали из города, он ушел в Москву и хотели закопать живого в землю или сжечь. Из записок Боголепова». Особый интерес к этой записи вполне понятен: речь шла о первой отечественной попытке устройства воздушного шара и полете на нем, попытке, опередившей более чем на пятьдесят лет аналогичные опыты братьев Монгольфье. Именно так сулакадзевское известие и было интерпретировано в предисловии Родных, подчеркнувшего, что Россия имела славные страницы в истории воздухоплавания, опережала в этом деле другие страны, но к началу XX в. оказалась в числе отстающих из-за препятствий, чинимых энтузиастам воздушных полетов.
Правка неизвестного в рукописи А. А. Сулакадзева по истории воздушных полетов в России.
Фотоснимок сделан в инфракрасных лучах
Тетрадь Сулакадзева «О воздушном летании в России» стала использоваться как вполне авторитетное первое справочное пособие по истории отечественного воздухоплавания. Долгое время не вызывало никаких сомнений и приведенное здесь известие о полете Крякутного. Его имя вошло в одно из изданий Большой Советской Энциклопедии; в пору борьбы с «космополитизмом» он стал национальным героем, утвердившим отечественный приоритет в воздухоплавании. 225-летнему юбилею «полета» Крякутного была посвящена специальная почтовая марка, в Нерехте у памятника подьячему принимали в пионеры. В работе историка русской науки и техники Б. Н. Воробьева сообщение тетради Сулакадзева уже дополнялось новыми драматическими подробностями атеистической направленности. «Необходимо, — писал он, — разыскать… документ из истории русского воздухоплавания, хранившийся до 1935–1936 гг. в одной из церквей города Пронска (Рязанской области). В этой церкви хранилась особенная книга, относящаяся к XVIII в. По ней в известные дни провозглашалась "анафема" (проклятие) согрешившим чем-либо против религии. В данной книге в числе подлежавших анафеме значился и подьячий Крякутной, совершивший "греховную" попытку летать». [405]
В сферу научного изучения тетрадь Сулакадзева с записью о Крякутном вновь попала в начале 50-х гг. нашего (т. е. XX. — Ред.) века, когда она поступила в Рукописный отдел Библиотеки Академии наук СССР. Тетрадь оказалась как нельзя кстати в связи с развернутой тогда работой над фундаментальным изданием сборника документов «Воздухоплавание и авиация в России до 1917 г.». При непосредственном знакомстве с рукописью составители сборника и сотрудники Библиотеки Академии наук обнаружили исправление в записи о Крякутном. Результаты фотоанализа показали, что первоначально здесь вместо «нерехтец» читалось «немец», вместо «Крякутной» — «крщеной» (то есть крещеный), вместо «фурвин» — по всей видимости, фамилия крещеного немца — «Фурцель». Итак, первоначальная запись, оказывается, имела совсем иной смысл: некий крещеный немец, по имени Фурцель, поднялся в Рязани на воздушном шаре, наполненном дымом.
Марка, выпущенная в СССР в честь «полета» подьячего «Крякутного»
Прочитанная заново подлинная запись, конечно, наносила болезненный удар по патриотизму составителей сборника «Воздухоплавание и авиация в России до 1917 г.». Приходилось выбирать: или в интересах науки прямо сказать, что не существовало подьячего Крякутного, или, как в свое время Родных, умолчать об имеющихся в рукописи исправлениях. Составители нашли иной и прямо-таки достойный восхищения выход: в примечании к публикации записи о Крякутном они невинно заметили, что в «записи за 1731 г., рассказывающей о подъеме рязанского воздухоплавателя (все так — и Фурцель, и Крякутной могут быть названы «рязанским воздухоплавателем». — В. К.), имеются некоторые исправления (и это так. — В. К.), затрудняющие прочтение части текста, относящейся к лицу, совершившему подъем (а это уже, мягко говоря, натяжка, граничащая с недобросовестностью. — В. К.)». [406]
