Ознакомительная версия.
Столько елея Шекспир не лил ни в одной пьесе. Цензура порой велела ему вырезать неугодные куски, но подобного подобострастия он не выказывал никогда. Влияние Флетчера помешало написать более острую пьесу, заставляющую хоть одного героя сбросить маску, или к этому произведению Шекспир в принципе имеет куда меньшее отношение, чем предполагалось ранее?
Образы обеих женщин трактуются как однозначно положительные, и начало суда над Екатериной вдруг обнажает суть проблемы, которая вначале вовсе не выходит на первый план. Неожиданно Генрих становится фигурой трагической, он видится человеком, попавшим между молотом и наковальней, когда и назад пути нет, и впереди – сплошной туман. Наконец-то автор (или авторы) проливают свет на мучавшую его проблему: недруги королевы заронили зерно сомнения в душу короля, и теперь он сомневается, является ли законнорожденной дочь Мария. Отчего-то именно суду поручается вынести соответствующий вердикт. Генрих клянется в преданности Екатерине. А та, в свою очередь, негодует по поводу выдвигаемых обвинений.
Тем не менее, трагизм ситуации, в которую заманили, как в мышеловку, пару недруги, выглядит натянуто и не вызывает эмоций, которые так были ранее присущи произведениям Шекспира. Словно бы автор пытается всех обелить и оправдать, постоянно «сползая» в излишнюю патетику. Единственный человек, чей образ вызывает искреннюю симпатию, – это образ королевы Екатерины. Она борется против обрушившейся на нее клеветы, гордо подняв голову. Она смело говорит, что думает, прямо в лицо как попавшему в западню королю, так и врагам, желающим сместить ее с трона. Однако даже Екатерина в своих речах не дотягивает до монологов других героинь Шекспира.
После несостоявшегося суда повествование вновь сбивается. Из слов придворных зритель узнает, что король тайно обвенчался с Анной Болейн, не разведясь с Екатериной. В этом, в духе пьесы, не видят ничего дурного. Противники кардинала становятся на сторону «добродетельной» Анны, предвещая скорое падение власти Вулси.
Девица хороша, в ней все прелестно,
И тело, и душа. Я предрекаю,
Что от нее сойдет благословенье
На Англию на долгие года.
Скорее «благословенье» позже снизойдет на Англию с коронованием Елизаветы, дочери Анны и Генриха. Но в пьесе как-то опускается масса трагических моментов, предшествовавших сему славному событию, включая казнь Анны. Сам кардинал планирует королю иную судьбу, не зная о тайной свадьбе. В его планах – женитьба короля на сестре французского монарха. Зритель оказывается немного запутан: с одной стороны, неуверенный в себе король, снискавший в истории себе прямо противоположную славу. Он не желает разводиться с верной ему на протяжении длительного времени женой. К тому же Екатерину авторы всячески выставляют положительной героиней. С другой стороны, Генрих умудряется на ровном месте жениться на Анне, причем будучи все еще женатым. Подобный поступок никак не может хорошо характеризовать короля. При этом не только Екатерина – верх добродетели, верности и прочих высоконравственных качеств, но и Анна. Последняя успела до преподнесенной зрителям новости о женитьбе на ней короля лишь поклясться в верности несчастной Екатерине и заверить всех вокруг в нежелании примерить корону.
Когда королю попадают бумаги, развенчивающие деяния кардинала, то и Вулси предстает в своем раскаянии не жадным и жестоким, а радеющим за благо страны и короны. Про добродетельную Екатерину вообще как-то забывают. Походя упоминается, что развод королю оформили, а бывшую королеву отправили принцессой в некий замок. Она там прихворнула – ну да ладно, ничего страшного. На сцене – новая королева, чья судьба окажется впоследствии куда более страшной. Празднества в честь коронации Анны описываются «массовкой» – дворянами, ведущими меж собой разговор.
Вскоре Анна рожает на свет девочку. Вопреки пожеланиям короля, снова Господь дарует ему наследника женского пола. Несмотря на то, что ранее у Екатерины уже родилась от Генриха дочь Мария, король искренне радуется появлению маленькой Елизаветы. Его не смущает ее пол, судьба малышки предопределена.
О, лорд-архиепископ, —
Ты мне вернул достоинство мужчины!
До этого счастливого младенца
Не создал я на свете ничего.
Так и остаются непонятными причины развода с первой женой, неприятие именно Марии (ставшей позже королевой Англии), причины женитьбы на Анне (кроме увлечения ее красотой и мнимой добродетельностью), возвеличивание малютки Бэт… Не брезгуют авторы в своем предсказании будущей истории Англии вложить в уста архиепископа и слова хвалы в честь короля Якова, взошедшего на престол после Елизаветы.
Пьесу можно было бы критиковать по многим моментам: полное несоответствие исторической правде; «картонные» персонажи, не имеющие ни четко выраженных положительных, ни явных отрицательных черт; отсутствие морали и философской подоплеки, которые оправдали бы однобокость, если не сказать – отсутствие сюжета; незамысловатый язык, лишенный как витиеватости и пышности, так и яркости простой народной речи. «Проходных» пьес до «Генриха» у Шекспира не было. Поэтому справедливо встает вопрос:
«Если вопросы текста, источников и датировки не представляют трудностей, то одна проблема, связанная с пьесой, имеет первостепенное значение – проблема авторства»[105].
В предыдущих произведениях Шекспир никогда не чурался интерпретировать исторические события так, как ему угодно. Точнее, в угоду придуманному сюжету. Буквально несколько строк – и зритель, увлеченный бушующими на сцене страстями, забывал об исторической правде (а большая часть стоячего партера с самого начала о ней и не ведала). Чем же так отличается «Генрих VIII» от своих «собратьев»?
«Второй ряд доказательств Спеддинга[106] касался уже драматургической стороны пьесы. По его мнению, шекспировскими являются по преимуществу эпизоды, в которых фигурирует королева Екатерина, да и то не все. Остальные же сцены, как ему представляется, поверхностны в психологическом отношении, невыразительны по стилю, а отдельные эпизоды слишком плоски, чтобы быть шекспировскими»[107].
Существовали и такие исследователи, которые полностью исключали Шекспира из авторов пьесы. Первым рядом доказательств являлась шекспировская техника стихосложения, никаких признаков которой отдельные специалисты в «Генрихе» не находили. Для сторонников противоположного взгляда этот довод не является убедительным – мол, установление авторства таким методом ничего толком не доказывает. Аникст в статье, посвященной данной пьесе, и сам утверждает, что она «не только отличается от предшествующих хроник, но значительно уступает в художественном отношении шедеврам Шекспира». Вот почему один лагерь биографов исключает ее из списка произведений драматурга. Однако эта пьеса «не единственное произведение Шекспира, в котором есть небрежность отделки, плоские места, следы торопливой и временами поверхностной обработки сюжета», – утверждает другой лагерь.
И правда, почему бы не поставить «Генриха» в один ряд с теми произведениями, что не равны по силе «Гамлету» или «Буре»? Аникст не перечисляет те, другие произведения, и вопрос повисает в воздухе – а какие конкретно имеются в виду пьесы? Какие конкретно произведения не дотягивают до гения Шекспира? Выходит, что даже те немногие, которые ставят в ряд более ранних или более слабых, не идут ни в какое сравнение с последней пьесой якобы Шекспира.
Тот самый первый ряд доказательств, основывающийся на «технике исполнения», действительно не служит однозначным доказательством, аксиомой, принимаемой как должное. А вот драматизм, стилистические особенности, сюжетные линии и тому подобные вещи ясно прослеживаются по всему творчеству Шекспира. Слабость последней пьесы (или двух пьес, если принимать во внимание еще и «Двух знатных родичей») объясняют несколькими взаимосвязанными между собой причинами.
Во-первых, Шекспир являлся профессиональным драматургом, писал не только и не столько по вдохновению, сколько по необходимости. В этом случае нельзя творить на одном высоком уровне – драматургу великодушно позволяют иметь взлеты и падения. Примером последнего и послужила пьеса «Генрих VIII». Тут хотелось бы заметить, что написанные ранее произведения, хоть и в самом деле не представляют собой единый блок ровных работ высочайшего уровня, стоящих на одной ступеньке с «Гамлетом», тем не менее все несут в себе некую идею, философию, смысл. Главные герои страдают, радуются и переживают события, которые с ними происходят, искренне, вызывая сопереживание у зрителя. «Картонные» персонажи служат определенной цели и никогда не ставятся на первый план. В «Генрихе» вообще нет «живых» героев, кроме Екатерины. Но ее монологи тоже лишены сильных эмоций, а к концу пьесы королева просто тихо уходит со сцены, безропотно уступая место Анне.
Ознакомительная версия.
