Первый дешифровщик славянского письма — Финн Магнусен.
Правда, вначале Андреас Йоханн Шёгрен в данном образце русского письма руны не узрел [21]. Однако он переменил свое мнение, когда познакомился с монографией датского исследователя, государственного советника и профессора Финна Магнусена, изданной в 1841 году в Копенгагене [22]: «Хотя догадка лежит близко, — о том, что здесь применен рунический шрифт, — однако я сам в то время, когда мне было прислано сочинение фон Френа (1835 г.), в предложенном образце текста не смог найти родства с руническими знаками, в чем мою правоту теперь подтвердил господин Финн Магнусен [22, с.259]. Напротив, господин фон Френ сам открыл и доказал сходство этого русского шрифта с так называемым синайским письмом; сходство, которое со своей стороны подтвердил и господин Магнусен, который в 1835 г. привлек привезенные от Грея и исследованные лордом Прудо копии с синайских надписей, и нашел, что при этом 24 знака оказались совершенно сходными со скандинавско-англосаксонскими видами рун. Однако он, пожалуй, не смог бы сказать, соответствуют ли они друг другу по значению, или нет. В этой связи он далее замечает, что как уже показал О.Г. Тюхсен, имеется существенное совпадение многих букв между синайскими надписями, и сибирскими. Он, Магнусен, с другой стороны, находит как в тех, так и в других большое сходство с нордическими рунами, которое признал также и Клапрот в отношении надписей южной Сибири. Изо всех этих проведенных до сего дня исследований можно было уже ожидать, что также и этот якобы русский шрифт арабов в своей основе является руническим» [21, с. 84–85]. Таким образом, рунический характер надписи эль Недима, не признаваемый «в лоб», при прямом сопоставлении с германскими рунами, постепенно стал признаваться после прохождения цепочки: надпись эль Недима—синайское письмо—руны Сибири—германские руны. В результате Финн Магнусен смог прочитать надпись эль Недима SLOVIANIN, рис. 4–1.
Славянский интерпретатор Андреас Шёгрен. Живший в России датский филолог А.Й. Шёгрен выполнил обзор исследований Финна Магнусена хотя и по поручению графа А.С. Уварова, но все же, как лицо заинтересованное.
По возможности в его описаниях деятельности Магнусена мы опускали его собственные замечания, поскольку хотели выявить вклад именно ученого из Копенгагена. Теперь же наступил черед самого Шёгрена. Цель, которую поставил перед собой этот ученый из Петербурга, была иной: он стремился доказать русским, что надписи, прочитанные Магнусеном, есть надписи русские. А для этого уже нельзя было ограничиться приблизительным значением слов или неким набором звуков, звучащих как бы по-русски, но требовалось выявить точный смысл каждого слова. Основу для этого Магнусен уже создал, требовалось только «дотянуть» предложенные им полуфабрикаты до полноценных русских слов. Следовательно, в данном случае речь идет не о проведении новых дешифровок, но об интерпретации уже имеющихся. В конце концов он получает несколько значений всего предложения: 1) СЛОВЯНИНЪ С РУССИ, 2) СЛОВЯНЕ С РУССИ, 3) СЛАВНЪ С РУССИ [21, с. 98]. При этом его не смущает, что он сам произвольно заменяет буквы, например, О на А, НИ на НЕ и НЪ, приписывает Ъ туда, где в тексте нет никакого знака для его обозначения. Второе слово ему не пригодилось, и Шёгрен его выбросил. В принципе, он мог бы его вставить во второй вариант, чтобы получилось СЛОВЯНЕ — ЛЮДИ С РУССИ, однако он этого не сделал, поскольку его больше устраивали первый и третий варианты, ибо они больше согласовывались с его выводом: «Кусочек белого дерева, знаки на котором были вырезаны с тем или иным значением первого слова и который посланец нес с собой, были ничем другим, как своего рода пропуском, который он получил с собой из России на обратный путь от Кавказского князя, к которому он был послан, чтобы как славянин по рождению мог беспрепятственно попасть назад с нерусского Кавказа; и это так совершенно естественно объясняет то, почему документ начинается так, как мы видели» [21, с. 98].
С нашей точки зрения картина «дотягивания» полуфабриката Магнусена до приемлемого для русского глаза чтения выглядела несколько в иной последовательности: прочитав набор слов СЛОВЕНЕ или СЛАВЯНЕ, ЛУТ и СРУСС, и понимая, что кусочек дерева был пропуском, Шёгрен постарался несколько притереть слова друг к другу и получить более или менее приемлемый результат.
Иными словами, значение кусочка дерева как пропуска было не независимым подтверждением, а предпосылкой для создания нужного текста. Таким образом, у Шёгрена в дешифровке появляется определенность, и хотя прочитанные в надписи слова у Магнусена и Шёгрена практически совпадают, но у Шёгрена мы видим уже грамматически оформленную фразу С РУССИ ЛУД СЛОВЕНЕ, имеющую определенный смысл, тогда как у Магнусена имелся лишь набор слов СЛАВЯНЕ, С РУССИ, ЛЮД. Тем самым дешифровка получила законченный и осмысленный вид. Других попыток прочитать надпись эль Недима на основе рун, но с более тщательной проработкой знаков, не предпринимал никто, ибо очень скоро интерес к руническому чтению пропал.
Чтение С. Гедеонова. Этот исследователь производит свое чтение в 1876 году, когда руническая гипотеза славянской письменности была опорочена. Как истинный патриот славянской графики он предлагает славянское чтение этой надписи на основе глаголицы, но читает не все буквы [23, с. СIХ], рис. 4–4. Легко видеть, что у Гедеонова знаки глаголицы вовсе не похожи на знаки оригинального текста, даже несмотря на то, что он дает 2 начертания буквы С; чтение СТОСВЪ, рис. 4–5, непонятно по нескольким причинам: нет никаких указаний, что послание было адресовано Святославу; сокращение этого имени типа СТОСВЪ неизвестно; непонятно, почему русский часовой должен был понять слово СТОСВЪ как пароль. Как видим, русское буквенное чтение надписи Эль Недима ничуть не лучше ее рунического прочтения.
Пиктографическая трактовка Д.И. Прозоровского. Д.И. Прозоровский первым из известных нами исследователей в своей статье 1888 года усомнился в точности передачи Эль Недимом строк русского письма, а затем и вообще посчитал данный образец пиктографическим или символическим, поскольку с его точки зрения в этой опубликованной Френом надписи “первый знак слева представляет некоторое орудие с прицепками на конце, потом следуют три гвоздя; далее коса или цепь; затем — веревка, а после нее пробой; наконец, ладья с экипажем” — словом, перед нами “не письмена, а условные знаки”. «Таким образом, трудно допустить, чтобы недимова строка была образцом русской письменности Х века, когда кирилловская письменность уже процветала, а Недим не говорит, что приведенные им начертания приобретены от некрещеных славян», заключает Прозоровский. [19, с.64].
Следовательно, общий смысл надписи эль Недима по Прозоровскому, это ладья с экипажем и веревкой; однако, причем здесь три гвоздя, пробой и некое орудие с прицепом на конце, осталось неясным. Куда плывет ладья? Что она везет? На эти вопросы ответил продолжатель дешифровки Прозоровского Таланкин.
Пиктографическая трактовка В.И. Таланкина. В. И. Таланкин в выступлении перед Археографической комиссией 20 января 1912 года с докладом «Первая русская загадочная надпись и ее разгадка» решил исправить эту неясность, и предложил видеть в знаках идеографическое письмо с двумя толкованиями: «КНЯЗЬ ПРОСИТ РАЗРЕШЕНИЯ ТРЕМ СВОИМ КУПЦАМ СВОБОДНО ТОРГОВАТЬ В ГОРОДЕ» и «ГОРОД ВСЛЕДСТВИЕ ПРОСЬБЫ КНЯЗЯ—КУПЦА РАЗРЕШАЕТ ТРЕМ ЕГО КУПЦАМ СВОБОДНУЮ ПРОДАЖУ ПРИВЕЗЕННОГО НА ЛАДЬЕ ТОВАРА» [20, с. 447]. — Очевидно, ладья с экипажем стала восприниматься этим исследователем как корабль купцов, а «три гвоздя» как три купца. Судя по тому, что слово «князь» стоит в начале фразы, оно угадано в сложном первом знаке. Какими знаками обозначены понятия свободы, торговли и города, остается только гадать. Тем не менее, слушатели после этого доклада произвели оживленный обмен мнениями и постановили объявить докладчику благодарность за интересную попытку разгадки знаков. Заметим, что пока речь шла лишь о частных замечаниях исследователей, за которыми проглядывал их беглый взгляд на проблему.
Надпись на горшке и черепках из Алеканова. Раскапывая село Алеканово Рязанской губернии осенью 1897 года, дюны «Могилки», В.А. Городцов обнаружил керамический сосуд со знаками, опоясывающими его по окружности, рис. 5 а [24, с. 385], а через год нашел еще два черепка со знаками, рис 5 б [25, с. 371]. В.А. Городцов датировал находку Х-ХI веком и обратил внимание на надписи, насчитав 14 знаков. «Судя по размещению этих точек между другими знаками, — полагал археолог, — их легко принять за знаки препинания и сблизить с двоеточиями скандинавских рун, имеющими назначение отделять одно слово от другого. Вполне похожими по начертанию с рунами оказались и еще 2 знака (1 и 12), равные «а» и «ч». Но на этом сходство прекращалось; остальные 9 знаков не имели ничего общего со скандинавскими рунами, а 2 из них (1 и 7) своей формою походили скорее на идеограммы или особые знаки, родственные клеймам, какие можно видеть на актах ХVIII столетия, подписанных самоедами, а также в древних родовых клеймах скандинавов, изображенных в одном из сочинений Гильдебранда. С последними наши знаки имели больше сходства, так как одинаково с ними состояли из крестов со многими перекрестиями. Более отдаленную аналогию им можно указать в знаках, помещенных на монетах первых русских князей: Владимира, Святослава и Ярослава, в особенности в знаках Святополка. В этих знаках мы также находим разветвления и крестообразные пересечения одной из ветвей.
