Возьмем два-три примера: «Бог не поберег вдоль и поперек»; по три коротких меж двух долгих, а размер хорош. «Рано встала, да мало напряла»; по долгому с коротким на концах, а две средние стопы – долгий с двумя короткими. «Хоть вдвое, хоть втрое, не споро худое»; по одному долгому меж двух коротких. «Всякая небылица в три года пригодится»; «На – всякого мирянина по семи жидовин»; в этих двух пословицах, в сущности тонических, метрический счет, однако, показывает вот какие особенности: первая начинается долгим, вторая – коротким слогом; в обеих по четыре стопы: один долгий с одним коротким, долгий с двумя, с тремя и с четырьмя короткими. В следующей – замечательная, весьма складная смесь анапеста и дактиля; один только короткий слог, во втором стихе, будто лишний; но он на месте, а пропущен в первом стихе весьма кстати; тут, как будто поневоле изумляясь, сделаешь расстановку:
Сбил, сколотил – вот колесо;
Сел да поехал – ах, хорошо!
Оглянулся назад —
Одни спицы лежат!
Это сложено удивительно складно: внезапный переход, на третьем стихе, к двум кратким, когда готовишься на долгий слог, как нельзя лучше выражает изумление того, кто оглянулся. Нельзя также не согласиться, что во всех размерах этих не в пример более свободы и раздолья, чем в тяжких, однообразных путах бессмысленного ямба или хорея.
Рифма или простое созвучие не всегда бывают в конце стиха или каждой из двух частей пословицы, как, например: «Много лихости, мало милости»; «Не проси у богатого, проси у тороватого»; «Ни то, ни се кипело, да и то пригорело»; «Взвыла да пошла из кармана мошна» и пр., а иногда и на других словах, среди стиха, но всегда на таких, кои требуют отли́ки, ударения, внимания:
«И скатал было и сгладил, да все врозь расползлось».
«От сумы да от тюрьмы никто не отрекайся».
«Видал, как мужик мед едал – ин мне не дал».
Бывает и по нескольку рифм сряду:
«Сам тощ, как хвощ, и живет тоненько, да помаленьку»;
«Я за кочан – меня по плечам. Я за вилок – меня за висок»;
«Сало было, стало мыло»;
«Рушай варено, слушай говорено»;
в двух последних что ни слово, то рифма.
«Уйдем всем двором, опричь хором, а дом подопрем колом» – шесть одинаковых рифм. Есть созвучия целого слова и полные рифмы в два и три слога: «Ему – про Тараса, а он: полтораста»; «Не под дождем, подождем». Но большая часть пословиц без красного склада и без правильного, однородного размера; лад или мера в них, однако, есть, как во всякой складной, короткой речи, и лад этот дает ей певучесть и силу.
Игра слов, по обоюдности их значений, не совсем в нашем вкусе, но местами попадается: «Для почину выпить по чину»; «Спать долго – жить с долгом»; «Тут прут, а там жгут»; прут – напирают и розга; жгут – палят огнем и витень, плеть. «Что будет, то будет; а еще и то будет, что и нас не будет». «Обедал бы, да не объедал бы». «Пригоден лук и к бою и ко щам» и пр.
Ко внешней одежде пословиц надо отнести и личные имена. Они большею частию взяты наудачу, либо для рифмы, созвучия, меры: таковы, например, пословицы, в коих поминаются: Мартын и алтын, Иван и болван, Григорий и горе, Петрак и батрак, Мокей и лакей и пр. Может быть, некоторые имена и взяты начально с известных в самом тесном кругу лиц, а пословицы сделались общими; нередко также имена эти попадали из сказок, рассказов, где люди известных свойств обычно носят одно и то же имя, за которым и в пословицах оставалось то же самое значение: Иванушка и Емеля дурачки; Фомка и Сергей воры, плуты; Кузька горемыка; Марко богач. От этих понятий сложились и особые выражения: объемелить кого, обмануть, одурачить простачка; обсережить, поддеть ловко, хитро; фомкою, на языке мошенников, зовется большое долото или одноручный лом для взлома замков; подкузьмить кого, поддеть, обмануть, обидеть и пр.
Во внутренней одежде в пословицах наших можно найти образцы всех прикрас риторики, все способы окольного выражения; не знаю, стоит ли на этом останавливаться, но приведу попавшиеся под руку примеры. Метафора: Он себе залил за шкуру сала. Его голыми руками не возьмешь. На него надо ежовые рукавицы. Аллегория: Угорела барыня в нетопленой горнице. Хорошо пахать на печи, да заворачивать круто. Гипербола: У каменного попа ни железной просвиры. У него каждая копейка алтынным гвоздем прибита. Метонимия: Сытое брюхо к ученью тупо. Зеленый седому не указ. Синекдоха: Семеро топоров вместе лежат, а две прялки врознь. Чем бы салу рычать, ан телега скрыпит. Ирония: Исплошила зима сватью в летнем платье. Жаль девки – потеряли (а сгубили) парня. Противоположность: Во́ложный стол – тощий карман. Дальше положишь, ближе возьмешь. Извращение: Не по́ хорошу мил, а по́ милу хорош. Над грехом старосты нет, а живет грех и над старостой. Двусмыслие: Иная вода стоит крови (слезы). Смертью люди живут (гробовщики). Олицетворение: Авоська веревку вьет. Небоська петлю закидывает. Весна говорит: уклочу, осень говорит: а вот я еще погляжу. Условность: Либо коня доброго держи, либо кнут. Либо кланяться (просить), либо чваниться. Опущение, недоговорка: Матушка рожь кормит всех дураков сплошь, а пшеничка (кормит дураков) по выбору. От старых дураков молодым (дуракам) житья нет.
Перехожу, наконец, к объяснению подборки и расположения пословиц. Обычно сборники эти издаются в азбучном порядке, по начальной букве пословицы. Это способ самый отчаянный, придуманный потому, что не за что более ухватиться. Изречения нанизываются без всякого смысла и связи, по одной случайной, и притом нередко изменчивой, внешности. Читать такой книги нельзя: ум наш дробится и утомляется на первой странице пестротой и бессвязностию каждой строки; приискать, что понадобилось, нельзя; видеть, что говорит народ о той либо другой стороне житейского быта, нельзя; сделать какой-нибудь свод и вывод, общее заключение о духовной и нравственной особенности народа, о житейских отношениях его, высказавшихся в пословицах и поговорках, нельзя; относящиеся к одному и тому же делу, однородные, неразлучные по смыслу пословицы разнесены далеко врознь, а самые разнородные поставлены сподряд; остается самому читателю сделать то, что мог бы подготовить издатель: подобрать однородные пословицы; но для этого надо прочитать всю книгу и, наделав свои заметки, выписывать сотни, а может быть, и тысячи строк. Так называемые указатели по предметам мало достигают цели своей; редко находишь, чего ищешь, да сверх того в таком указателе приходится выставлять сотни, даже до тысячи цифр или указаний под одним, общим для них, оглавком. Словом, азбучный сборник может служить разве для одной только забавы; чтобы, заглянув в него, поискать, есть ли в нем пословица, которая мне взбрела на ум, или она пропущена. И странно, что игрушка эта очень заманчива: большая часть видевших мой сборник в рукописи находили в нем именно тот недостаток, что нельзя найти тотчас пословицу, которая им приходила на ум. Но пословицу, которую я уже знаю, мне и отыскивать не для чего; если же я это делаю, желая пополнить сборник, то мне легче пробежать в нем тот разряд, к которому моя пословица, по смыслу своему, относится, чем перечитывать с отметками целую книгу такого объема, расположенную в азбучном порядке, для отыскания в ней и собрания в одно пословиц известного направления и смысла. Сверх сего к моему сборнику гораздо легче приделать полный азбучный указатель по начальной букве пословицы, чем, наоборот, к азбучному сборнику – указатель по смыслу пословиц.
Есть немецкий и французские сборники, где издатели, чувствуя всю нелепость обычного азбучного подбора по начальной букве пословицы, прибегнули к средней мере, приняв азбучный же порядок, но по тому слову в пословице, которое им казалось главным, на котором пословица все-таки по внешней одежде своей сложена. И это, однако, признак несущественный, служащий разве только к тому, чтобы видеть, какие предметы избрал народ для обстановки своих картин. И этот порядок далеко разносит врознь не только дружки в пословицах, но даже и ровни: «Козел по горам, и баран по горам»; «Куда конь с копытом, туда и рак с клешней»; «Утки в дудки – тараканы в барабаны» и пр. Эти пословицы должны бы стать там под разные буквы, по словам: козел, баран, конь, рак, утка и пр. Тогда как здесь и дудки, и бараны, и тараканы лицедеи вовсе посторонние, а смысл один и весьма близок к одному: переимчивость, пример, подражание; и вот то место, тот разряд, куда все подобные пословицы следуют; а их наберется сотня, может быть, и более.
Расположение пословиц по смыслу их, по значению внутреннему, переносному, как притч, кажется, самое верное и толковое. В какой мере задача эта вообще исполнима, можно ли сделать это сразу и насколько подсудимый вам собиратель в этом успел – другой вопрос; мы говорим только о правиле, о начале, на каком разумно можно основаться. Не сомневаюсь, что это лучший из всех порядков, в каком бы можно было представить все народные изречения для обзора, сравнения, оценки и уразумения их и для общего из них вывода.
