Петлюра не сдавался. Оказавшись в эмиграции, он вел переговоры с «вольными каменщиками», добивался признания своей «ложи», пытался вернуть поддержку ордена. Безрезультатно. И тем не менее надежда не умирала. Симон Васильевич страстно желал возвращения в большую политику. Скорее всего, это желание особенно разгорелось в мае 1926 года. Как раз тогда в Польше произошел организованный масонами государственный переворот. Член ордена Юзеф Пилсудский, несколько лет назад, казалось, навсегда утративший власть, вновь встал во главе страны. Орден помог ему вернуться.
Для себя Петлюра хотел того же. Вероятно, он вновь стал искать поддержки в масонских ложах. И, может быть, снова натолкнувшись на отказ, сорвался, попытался шантажировать «братьев», угрожать разоблачением, выдачей масонских тайн. На такие угрозы орден всегда реагировал одинаково. Ответом Симону Васильевичу стали выстрелы Шварцбарда…
Стоит повториться: это только версия. Однако в ее пользу говорит демонстративный характер убийства. Средь бела дня, на улице, почти в центре Парижа, практически на виду у полицейских. Так не просто убивают. Так казнят…
Подтверждает данную версию и оправдательный приговор убийце. Судебная система Франции к тому времени находилась под полным контролем масонства. Можно по-разному относиться к личности убийцы и к его жертве. Можно различно оценивать степень ответственности Петлюры за еврейские погромы. Судьи могли учесть смягчающие обстоятельства и наказать преступника не слишком строго. В конце концов, можно было добиться помилования у президента Франции. Но перед присяжными стояли четко сформулированные вопросы: «Виновен ли обвиняемый Самуил Шварцбард в том, что добровольно стрелял в Симона Петлюру 25 мая 1926 года? Его ли выстрелы и раны от них привели к смерти? Имел ли Шварцбард намерение убить Симона Петлюру?». Дать отрицательный ответ на эти вопросы означало откровенно поглумиться над правосудием. Во Франции позволить себе это могла только одна сила.
В заключение — любопытная деталь. Накануне судебного процесса к видному французскому политику, депутату парламента (ставшему позднее премьер-министром) Леону Блюму обратилась жена Шварцбарда. Она просила политического деятеля употребить все свое влияние, чтобы спасти ее мужа от смертного приговора (получить который за убийство было по закону вполне реально). Блюм ответил мадам Шварцбард, что ей не о чем беспокоиться — подсудимого оправдают. Так и случилось. Леон Блюм был масоном. Он знал, что говорил…
Такие вот версии. Какая из них истинна? Каждый волен выбирать сам. Несомненно, то, что произошло 25 мая 1926 года, — преступление. Преступление, к сожалению, оставшееся безнаказанным. Но бесспорно также и то, что Петлюра полностью заслужил то, что получил. По вине возглавляемого им режима погибли сотни тысяч людей. Не только (и не столько) евреи. От петлюровщины страдали все. И больше всего — украинцы. Убийства, остававшиеся без наказания со стороны властей и, мало того, поощрявшиеся властями, стали нормой в петлюровской Украине. И, наверное, есть какой-то высший смысл в том, что сам Симон Васильевич стал жертвой аналогичного преступления. Существует такая поговорка: «За что боролся — на то и напоролся». К Петлюре она, похоже, применима в полной мере…
Еще один украинский президент-2
Черные дела «монсеньора» Волошина
«Еще один украинский президент…» — под таким заголовком «Кіевскій телеграфъ» (см. «КТ» № 26) опубликовал материал Игоря Петрова, посвященный Августину Волошину. Внимание к этому персонажу отечественной истории вполне объяснимо. В текущем году исполнилось 130 лет со дня рождения президента Карпатской Украины, а также 65 лет со времени провозглашения независимости возглавлявшегося им государства. Понятно и стремление автора превратить героя своей статьи в национального героя. Вот только, добиваясь поставленной цели, г-н Петров (не в упрек ему будет сказано — все мы не свободны от личных симпатий и антипатий) несколько увлекся.
Наверное, это и помешало многоуважаемому автору разносторонне осветить деятельность «монсеньора» (так иногда называли Волошина, имевшего священнический сан). Потому хотелось бы дополнить и, может быть, чуть-чуть поправить сочинителя увлекательной статьи о карпатско-украинском президенте.
Русь Подкарпатская
Прежде всего следует заметить, что называть Августина Волошина «авторитетным общественно-политическим деятелем» — значит немного удаляться от истины. Волошин был политиком украинофильского (украинского) направления, отстаивавшего взгляды на украинцев (малороссов, русинов) как на самостоятельную нацию. Между тем в Закарпатье (оно тогда входило в состав Чехословакии) вплоть до Второй мировой войны господствовало русофильское направление (русское). Большинство закарпатских русинов считали себя частью единой русской нации, проживавшей на пространстве от Карпат до Камчатки. Достаточно сказать, что из восьми депутатов, представлявших в парламенте Чехословакии население Подкарпатской Руси (официальное название Закарпатья в то время), семеро принадлежали к русскому движению, и только один (Юлий Ревай) являлся украинофилом. Да и этот последний стал депутатом лишь благодаря особенностям чехословацкого законодательства. В своем крае он не набрал необходимого числа голосов, но Социал-демократическая партия Чехословакии (ее членом был Ревай) передала ему часть голосов, отданных за социал-демократов в других регионах страны.
Однозначно говорили о симпатиях закарпатцев и результаты референдума, проведенного по вопросу о языке преподавания в школах. Русофилы настаивали, что процесс обучения должен вестись на русском литературном языке как языке общерусском, общем для всех составных частей русской нации (великороссов, малороссов и белорусов). А чехословацкие власти, поддерживая украинофилов, стремились утвердить в учебных заведениях язык украинский. В 1937 году вопрос о языке был вынесен на всенародное голосование. «Каждый селянин получил два билета, — вспоминал закарпатский общественный деятель Михаил Прокоп. — На одном было написано: «малорусский язык (украинский язык. — Авт.)», на другом — «великорусский язык (русский язык)». Несмотря на жульничество со словами «малорусский» и «великорусский» — ибо малорусский народный язык — это не украинский, а русский язык (литературный) — это не великорусский, тогдашние «самостийныки» потерпели полное поражение, ибо 86 % селян, подчиняясь тысячелетнему чувству единства всего русского народа, голосовали за «великорусский язык».
Результаты референдума наглядно продемонстрировали расстановку сил в крае. Поэтому когда политики агонизирующей после Мюнхенского сговора Чехословакии изъявили наконец готовность предоставить Закарпатью автономию (обещанную еще в 1919 году), они вынуждены были обратиться к русофильским политикам. Тем более что как раз русофилы требовали для Подкарпатской Руси автономного статуса. Первое правительство новообразованной автономии возглавил не Августин Волошин, а русофил Андрей Бродий. Кроме него в состав администрации вошли еще три русофильских деятеля. Чтобы обеспечить в той напряженной обстановке единство всех политических сил региона, к участию в управлении пригласили и украинофилов, выделив им два места в правительстве. Юлий Ревай стал министром, а Августин Волошин — государственным секретарем. Как признают современные украинские историки, «соотношение два к одному в пользу представителей русофильства реально отображало соотношение между двумя главными политическими силами в крае. Назначение Андрея Бродия премьер-министром тоже не стало неожиданностью, так как возглавляемое им направление занимало доминирующее положение в общественно-политической жизни Закарпатья на протяжении всего междувоенного периода».
Видимо, нужно подчеркнуть, что современных отечественных историков, на работах которых во многом основана эта статья, ни в коей мере нельзя упрекнуть в «антиукраинских взглядах» (такое обвинение ныне очень модно в определенных кругах). Все они принадлежат к числу тех, кого принято считать «национально сознательными», однако, в отличие от своих менее щепетильных коллег-единомышленников, все-таки не замалчивают некоторых (хотя бы некоторых!) неудобных для себя фактов. Пока же еще одна цитата из работ по истории Закарпатья: «Известие о включении Волошина в автономное правительство Подкарпатской Руси вызвало большое неудовольствие населения, особенно горных округов края. В Центральном историческом архиве Чехословакии находятся более двадцати телеграмм из населенных пунктов Свалявского и Нижневоротского округов с решительным протестом против этого акта. В телеграммах из сел Жденева, Керецек, Нижних Верецек и других подчеркивалось, что место Волошина должен занять учитель Василенко, который во время выборов в парламент в 1935 году получил более 11 тысяч голосов, в то время как за Волошина проголосовало всего около 4 тысяч. В населенных пунктах этих округов состоялись митинги против несправедливого, антидемократического и антиконституционного решения. Однако центральное правительство (чехословацкое, оно утверждало состав администрации автономии. — Авт.) осталось глухим к этим требованиям».
