молоко — это «то, что мелют, доводят до состояния, когда оно мелко (то есть размолото), а когда это мелко кладут в воду, получают млеко, то есть молоко (взвесь размолотого в воде)»;
один из авторов утверждает, что в корне лон был заключен смысл ‘жидкость, вода’, что видно, по его мнению, из слов: Лена — ‘река’, во-лън-а — ‘прибыль воды’, лён — ‘растение, погруженное в воду’ (при отбеливании),лень — ‘состояние приятной расслабленности от погружения в воду’.
Увы, это не злая пародия, а реальные примеры любительских домыслов — рядовые из сотен подобных.
Любительский подход к именам собственным
Особый интерес лингвисты-любители проявляют к именам собственным.
Как известно, немало иностранных имен собственных совпадает с теми или иными русскими словами. Таковы, например, личные имена Боб, Том, Люк, Кнут, названия городов Вена, Рига, Киль; в Эфиопии есть город Горе, под Ливерпулем протекает река Морда и т.д.
Лингвист-любитель чрезвычайно склонен к тому, чтобы рассматривать такие совпадения как глубоко знаменательные и пытаться разгадать пути, по которым русские названия пришли на иностранные земли.
Ему не приходит в голову, что не меньший успех ожидал бы и иностранного лингвиста-любителя, который захотел бы отыскать свои родные слова на карте России. Например, испанский любитель быстро сообразил бы, чтоКама и Ока — это просто испанские слова cama ‘кровать’ и oca ‘гусь, гусыня’; итальянец догадался бы, что река Пьяна — итальянское piana ‘тихая’, а турок — что Дон и Нева — турецкие don ‘мороз’ и neva ‘богатство’.
Как мы видим, отыскать на карте любой страны географические названия, похожие на слова родного языка любителя, — дело довольно несложное. Понятно тем самым, что такие находки сами по себе, без лингвистического и историко-географического анализа, не имеют ровно никакой цены в изучении действительного происхождения соответствующих географических названий.
Я приводил здесь только точные звуковые соответствия — мне было важно показать, что даже и при таком жестком условии соответствий обнаруживается очень много.
Но, как уже говорилось, любители в действительности никогда не ограничиваются одними лишь точными соответствиями — они легко позволяют себе заменять буквы, переставлять их, отбрасывать и добавлять. Иначе говоря, вместо точного звукового соответствия любитель удовлетворяется тем, что он сам субъективно оценивает как сходство.
Понятно, что при таких слабых и неопределенных требованиях к понятию соответствия число случаев соответствия возрастает почти неограниченно. Например, вполне могут быть признаны соответствующими друг другу словаЦюрих и царёк, Лондон и ладонь, Перу и первый, Бразилия и поросль, Мексика и Москва — и сколь угодно далее. При этом всегда можно найти даже не одно русское «соответствие», а несколько и свободно выбирать между ними. Например, для Берн можно взять: барин, или баран, или бревно, или перина, или Перун... для Кёльн — клён, или клин, или колено, или калина, или глина, или холёный... Но любитель тем и отличается от научного исследователя, что его совершенно не смущает произвольность и субъективность сделанного им выбора. Ему просто кажется, что он угадал, — и вот он уже с энтузиазмом рассказывает или пишет, что название Кёльнпроизошло от русского слова клён.
Любители не знают главного принципа фонетической эволюции
Более того, они не хотят его знать, даже если им его формулируют и разъясняют, — потому что он немедленно становится непреодолимым препятствием на пути их фантазерства.
Любительское прочтение древних текстов
Лингвист-любитель охотно погружается в обсуждение письменных памятников прошлого, совершенно забывая (или просто ничего не зная) о том, что в прошлом знакомый ему язык выглядел совсем не таким, как теперь. Чтобы убедиться в этом, отечественному любителю было бы достаточно почитать в подлиннике, скажем, «Повесть временных лет» или попробовать самостоятельно понять две-три берестяные грамоты. Но любители не читают древнерусских текстов.
Вместо этого немало любителей делают попытки прочесть по-русски те или иные надписи (или другие тексты), относящиеся к различным векам до н.э. или к ранним векам н.э., причем совершенно необязательно на территории России, — например, надписи на этрусских или критских монументах или сосудах. Понятно, что «по-русски» для них означает «на современном русском языке» — древнерусского они просто не знают.
Ни одно из таких прочтений не имеет никаких шансов оказаться верным уже по той простой причине, что двадцать пять, или двадцать, или пятнадцать веков тому назад язык наших предков был до неузнаваемости непохож на современный русский.
Например, любитель, увлеченный «чтением» этрусских надписей по-русски, вполне может «прочесть» некоторый отрезок какой-нибудь этрусской надписи V века до н. э. как русскую словоформу целый, а другой отрезок — скажем, как словосочетание в начале. Между тем сравнительное историческое языкознание позволяет с достаточной надежностью утверждать, что двадцать пять веков назад в языке, на котором говорили предки современных русских, нынешнее целый выглядело как[koilos jos], а нынешнее в начале — как [un nōkindloi].
По чудовищности анахронизма рассказ о том, что двадцать пять веков назад где-то какие-то люди произносили современное русское слово целый, ничем не отличается, например, от рассказа о том, что те же двадцать пять веков назад эти люди вели между собой свои русские разговоры по мобильному телефону.
Такова пропасть, отделяющая любительские «прочтения» такого рода от всего того, что позволительно всерьез рассматривать как варианты расшифровки.
Конечно, попытки этого рода делаются не только в России, но и в других странах. Ту же древнюю надпись, которую российский любитель пытается прочесть по-русски, немецкий любитель попытается прочесть по-немецки, армянский — по-армянски. Везде с одинаковым шансом на успех.
В среде лингвистов с давнего времени бытует смешная шутка «Этруски — это русские». А вот у лингвистов-любителей это совсем не шутка, а важнейший «научный» постулат. На приравнивании этрусков к русским построена целая серия любительских сочинений разных авторов.
Для людей, далеких от лингвистики, нелишне пояснить, почему приравнивание слова этруски к фразе это русские может быть только шуткой. Разумеется, совершенно произвольно само допущение, что предки русских в древности каким-то образом оказались в Италии. Но об этом можно даже не говорить — достаточно чисто лингвистических соображений.
Прежде всего, слово, к которому восходит нынешнее слово русский, в первом тысячелетии до нашей эры в славянском мире почти наверное еще вообще не существовало. А если бы оно всё же существовало, то должно было бы иметь вид [rous-isk-os]. С другой стороны, основным названием этрусков у латинян было tusci (откуда нынешнее слово Toscana). Далее, слова это русские — не наименование, а целое предложение; но не существует никаких примеров того, чтобы наименование народа строилось как предложение. И всё это помимо того кардинального факта, что у тех этрусских слов, значение которых удалось надежно установить, нет никакого сходства ни с современным русским, ни с тем его предком, который существовал двадцать пять веков тому назад.
Увлечение любительской лингвистикой в принципе может быть проявлением чистой любознательности. Но, к сожалению, чаще приходится сталкиваться с такой любительской лингвистикой, которая пронизана стремлением обосновать некую более общую идею — обычно некоторую версию происхождения и истории целого народа. Практически всегда это версия, приукрашивающая (в частности, героизирующая или обеляющая) историю собственного народа.
Так, например, лингвисты-любители, вдохновившиеся идеей русско-этрусского тождества, не только смело читают этрусские надписи по-русски, но и очень охотно используют свои прочтения в качестве обоснования тезиса о широкой экспансии русских в древности.
