Эта многоуровневая социальная теория формирует базу для всей теории и практики британской антипсихиатрии, и каждый из последователей Лэйнга берет ее за основу, расставляя свои акценты и изменяя ее совсем немного. Так, социальная теория психического заболевания у Купера становится основой для теории революционного статуса безумия. На его взгляд, психическое заболевание несет в себе возможность революционного преобразования, оно представляет собой деструктурирование отчужденных структур существования и реструктурирование подлинного бытия, такое деструктурирование преодолевает отчуждение и служит первым этапом построения нового общества равных. Весь социальный дискурс при этом носит ярко выраженную антикапиталистическую направленность. Купер нападает на развитые капиталистические страны из-за того, что они подавляют страны развивающиеся, общество в целом подавляет индивида, который вынужден разделять социальную реальность и говорить на принятом языке. Орудием этого подавления признается семья как нуклеарная единица капиталистического общества. Своеобразное противопоставление подлинного индивидуального и неподлинного социального приводит к развитию теории метанойи и практики терапевтических сообществ, характерной именно для британской антипсихиатрии.
Социальные проекты других представителей антипсихиатрии меньше акцентируют социально-психологический уровень межличностного взаимодействия и уделяют большее внимание макросоциальному и макрополитическому уровню социальной теории. Так, теоретические идеи Базальи ограничиваются в основном теорией институций и власти, а также осмыслением статуса интеллектуала в обществе. На его взгляд, буржуазное общество – это общество неравенства, где одни господствуют, другие подчиняются. Эта власть транслируется посредством социальных институций и благодаря специалистам-практикам. Так власть маскируется и реализуется не напрямую, а обходными путями, так снимается напряженность и опасность открытого сопротивления. Интеллектуал-практик играет здесь центральную роль. Будучи посредником в реализации власти, он управляет подавляемыми, укрепляя общество, но именно в силу своего статуса он имеет и большую силу. Он может сопротивляться власти, таким образом реформировав институцию, в рамках которой он функционирует, и нанеся удар по тоталитарности общества.
Общей для всех антипсихиатров социальной теории придерживается и Сас. В рамках своей критической теории он настаивает, что общественная идеология имеет тоталитарный характер, и включение в социальный организм предполагает подчинение социальной системе. Основным путем воздействия общества на индивида служит власть, она поддерживает стабильность общества, и ее механизмами сверху будет принуждение, а снизу – зависимость, автономия же противостоит власти. С таким автономным функционированием связано психическое заболевание. Оно представляет собой миф, уловку языка, используемые с целью оправдания властного насилия общества, психиатрия при этом является одним из институтов власти, изобретающим психически больного как козла отпущения общества.
В идеях всех своих представителей антипсихиатрия делает принципиально новый шаг по сравнению с психиатрией экзистенциально-феноменологической, и впервые он совершается в работах Лэйнга. Следуя за Ясперсом на пути понимания психического заболевания, Лэйнг расширяет рамки понимания психоза, предлагая иную систему координат. Если Ясперс, говоря о понимании, пользовался герменевтическим критерием понимания, т. е. говорил, что, понимая больного, мы должны постараться пережить его опыт как свой, то Лэйнг заговорил о понимании в рамках социальной ситуации и социального контекста. Лэйнг, а вслед за ним и его последователи вывели понимание из внутриличностного пространства феноменов и связей между ними в межличностное пространство отношений и социальных систем. Экзистенциально-феноменологические психиатры представили антропологическую и онтологическую реабилитацию опыта психически больного человека, антипсихиатры добавили к ней социально-философскую и социально-психологическую реабилитацию.
В рамках социальной теории у всех антипсихиатров формируется трагический и романтический образ психически больного как «козла отпущения» и развиваются социальные определения, в рамках которых и появляются известные всем антипсихиатрические метафоры, вроде «психическая болезнь – миф» Саса, «психическое заболевание – нарушение отношений» Лэйнга и проч.
Антипсихиатры стремятся описать психически больного вне этих клише и представить его как человека, заплутавшего в сложной сети социальных отношений. Таким образом, антипсихиатрия не изолирует человека, как это происходит в классической психиатрии, а, напротив, погружает его в исключительно насыщенный социальный контекст. Именно поэтому болезнь становится функцией общества, его институций, семьи и социальной группы, межличностной коммуникации, т. е. потому, что антипсихиатрия задает такой ракурс исследования. Большинство антипсихиатров не говорят о том, что за болезнью не стоит никаких изменений. Они признают, что изменяются переживания и поведение, но отказываются рассматривать их в рамках классической психиатрической парадигмы, помещая их в контекст социальных связей.
Такой ракурс рассмотрения психического заболевания и отказ признавать те изменения, которые за ним стоят, патологическими закладывает основания для развития в рамках антипсихиатрии не только социальной, но и антропологической теории. Так, дискурс психической болезни становится дискурсом о человеке: его месте в обществе, его опыте и поведении, его развитии. Поэтому в этом отношении антипсихиатрия поднимает не только и не столько медицинские, сколько антропологические проблемы свободы и ответственности, выбора и становления личностью, подлинности и необходимости подчинения. Вместе с разработанной социальной теорией антипсихиатрия, стремясь обозначить в ее рамках образ человека, развивает антропологическую рефлексию с ярко выраженной экзистенциальной направленностью.
Направляя пристальное внимание на становление человека в обществе, антипсихиатрия акцентирует узловые точки подчинения социальному и сохранения себя. Особенно остро она поднимает проблемы выбора и свободы: возможна ли свобода в обществе и можно ли в нем сохранить подлинность. Шизофреник, психически больной, становится воплощением этой подлинности и свободы, и так формируется его романтический образ. В противоположность психиатрической трактовке заболевания как дефицита и негативного феномена антипсихиатрия начинает рассматривать психическое заболевание в позитивном ключе.
С антропологической точки зрения особенно интересен здесь концепт метанойи, характерный для всей британской антипсихиатрии и в различных вариациях представленный как в ее теории, так и в практике. Для Лэйнга и Купера она – процесс возвращения к подлинному «я», избавления от ложной реальности общества, борьбы за свободу и автономию; для Подволла и Берка – кризис существования, который необходимо достойно пережить и вернуться к исходному состоянию. Выходит, для первых посредством метанойи человек получает доступ к какому-то новому опыту, который он бы не смог пережить иначе, по Лэйнгу и Куперу, метанойя обогащает человека, его опыт, хотя и сопряжена с мучительными переживаниями. Их последователи, Подволл и Берк, не рассматривают метанойю в таком позитивном ключе, на их взгляд, она не приносит человеку ничего нового, это кризис, через который он может пройти и вернуться к прежнему состоянию. И в первой, и во второй версии психическое заболевание рассматривается как принципиально иное существование, которое переживает человек и через которое он может благополучно пройти. В этой трактовке антипсихиатрия принципиально отличается от психиатрии.
Еще одна особенность теории метанойи – это признание активности личности. Все антипсихиатры отходят от характерной для психиатрии инфекционной метафоры в понимании психического заболевания как захватившего человека явления, все они признают важность активности человека в борьбе со сложившейся ситуацией. Изменение поведения и опыта признаются теперь не слепым пятном в жизни, а принципиально важным отрезком, пройдя через него человек может не только вернуться в общество, но и многому научиться. Это признание возможности возвращения к состоянию, предшествовавшему психическому заболеванию, а также понимание человека как активной силы закладывает основания социальной практики антипсихиатрии, ориентированной не на избавление, а на приобретение, не на борьбу с болезнью, а на опыт борьбы человека.
Практика антипсихиатрии развивается не только как продолжение ее теории. Уникальность ее в том, что импульс к альтернативной практике вызревает и как событие личной истории, становится неизбежным шагом в жизни каждого из антипсихиатров. Повседневная ситуация психиатрии тех лет приводила обычных врачей к антипсихиатрическим настроениям в клинике.
