Этот весьма талантливый и известный в свое время клиницист утверждал, что вводя представление о неосознаваемой психической активности для объяснения тех или других реакций, мы уподобляемся астрономам XVI столетия, которые допускали грубое смешение логических категорий, считая, например, красоту, математическую гармоничность определенных траекторий «причиной» движения небесных тел по соответствующим орбитам. Предположение, что существуют психические явления, находящиеся «вне сознания», по его мнению, логически противоречиво. Причиной реакций, которые невыводимы из актов сознания, является, по Munsterberg, только нервная деятельность в ее «чистой» {лишенной связи с сознанием) форме. Все же остальное есть, по его мнению, чисто спекулятивный домысел.
Небезынтересно, что на сходную позицию встал и такой крупный психолог, оказавший значительное влияние на умы своих современников, как Ribot. Он полагал, что так называемая подсознательная деятельность—это просто работа мозга, при которой психические процессы, сопровождающие деятельность нервных центров, по каким-либо причинам отсутствуют. «Я склонен стать на сторону этой гипотезы,—говорит он, — хотя и не закрываю глаз на ее недостатки и трудности... Я все более склоняюсь в сторону этой физиологической гипотезы и вполне присоединяюсь к мнению, высказанному недавно в Америке Jastrownenje более ясно Pirce в его "Психологических и философских очерках" (1906). Последний приводит такие убедительные доводы в пользу физиологического толкования, что все дальнейшие попытки в этом направлении мне кажутся излишними» [18, стр. 69].
Количество высказываний подобного отрицательного, скептического стиля можно было бы значительно увеличить. Однако вряд ли это необходимо. Из сказанного достаточно ясно, что сильной стороной этого негативного, «физиологического» направления являлись простота лежащей в его основе логической схемы и единство мнений по главным вопросам среди его сторонников. Приверженцам же реальности неосознаваемой психической активности не хватало именно этих сильных сторон.
§20 Подход к проблеме «бессознательного» Janet, Prince, Hart
Сторонники идеи «бессознательного», выступившие на Бостонском совещании, не могли ясно ответить на основные вопросы, сохраняющие трудно устранимый оттенок парадоксальности: что представляет собой мысль, восприятие или воспоминание, не имеющие возможность стать предметом наблюдения для сознания, в котором они возникли? Существует ли метод, позволяющий изучать эти своеобразные психические акты? Каковы закономерности их динамики и их отношение к сознанию? На все эти неизбежно возникающие вопросы участники Бостонского симпозиума, не принадлежащие к «физиологическому» лагерю, давали разноречивые и подчас очень мало обоснованные и неопределенные ответы. Из этих ответов отчетливо вытекало, что их авторов объединяло в гораздо большей степени полуинтуи- тивное убеждение в реальности неосознаваемых форм психики, чем сколько-нибудь строгие представления по поводу свойств и роли последних.
Характерна в этом отношении позиция Janet. Будучи поставлен перед необходимостью уточнить свое представление о «бессознательном», Janet уклонился по существу от критики тех, кто отрицал существование неосознаваемых форм психики. Он подчеркнул, что понятие «бессознательного» применялось им при описании только определенных психических нарушений: синдромов расстройства личности, отчуждения частей собственного тела, нарушения «схемы тела», которые наблюдаются иногда при истерии. В этих состояниях, как и в глубоких фазах гипнотического сна, приходится, по Janet, допустить существование определенных форм психической деятельности, которые «диссоциированы» с нормальным сознанием, «отщеплены» от последнего (мысль, подводящая нас вплотную к одному из самых важных обобщений, сделанных на раннем этапе исследования «бессознательного»). Janetприводит в качестве примера классические наблюдения Seglas [239], описавшего больных, утверждавших, что они потеряли память и поступавших в определенных ситуациях так, как если бы они шгчего не помнили, хотя более точный анализ показывал, что в действительности ими почти ничего не было забыто.
Janetбыл одним из первых, кто отклонил напрашиваю- щееся объяснение подобных случаев вульгарной симуляцией, истолковав их как выражение своеобразных изменений психики, типичных для истерии. Применение термина «подсознание» он считал, однако, оправданным при описании только подобных синдромов, для обозначения «отщепившихся», но не переставших от этого быть реальными элементов психической деятельности [177, 178]. Поэтому такие клинические данные он не рассматривал как достаточные для уверенного решения вопроса о существовании неосознаваемых компонентов нормальной психики, т. е. для решения проблемы «бессознательного» в ее более общей форме. Janetуказывал, что для подобной широкой постановки проблемы недостает прежде всего отчетливо разработанной психологической и физиологической теории сознания.
Идеи Janetв дальнейшем, как известно, были оттеснены трактовками Freudи отчасти потеряли былую популярность. Однако сейчас мы гораздо яснее, чем раньше, понимаем, насколько дальновидным был во многом этот подлинно выдающийся психопатолог и что даже в сковывавшей его, несколько чрезмерной осторожности формулировок выступает лишь традиционное для французской научной мысли требование точности употребляемых понятий и строгости допускаемых логических заключений.
Princeполучил известность в начале века благодаря подробным описаниям случаев, сходных с теми, которым много внимания уделял Janet, но в которых «расщепление» психики носило настолько глубокий характер, что перерастало из «диссоциации» отдельных психических функций в своеобразную «диссоциацию» личности в целом [223], обусловливая появление и длительное сосуществование у одного и того же лица как бы ряда независимых и критически друг к другу относящихся «сознаний» (нашумевший в начале XX века случай «мисс Бьючемп» и др.). Подобные картины наблюдались Prince при истерии, постэпилеп- тических состояниях, в условиях гипнотического сна и вызвали в свое время значительные расхождения мнений по поводу их природы и генеза. Некоторыми из гипнологов они рассматривались как синдромы, являющиеся скорее всего лишь своеобразными артефактами суггестивного метода. Однако новейшие физиологические данные (в частности, данные Sperry, получившего в высшей степени интересные картины «двойного сознания» у больных эпилепсией после перерезки мозолистого тела, передней и гиппокамповой комиссур [118]) заставляют думать, что сводя все объяснение подобных синдромов только к ссылкам на артефакты, мы можем допустить серьезные ошибки.
Важным элементом в работах Prince является также поставленная им проблема различий, существующих между понятиями сознания и самосознания. Не занимаясь специально вопросами психологической теории сознания, Prince собрал, однако, немало аргументов в пользу того, что самосознание (понимаемое как форма психической деятельности, при которой переживания связываются с «Я» субъекта, опознаются этим «Я» и могут стать для последнего объектами анализа) является особым, более высоким и не всегда достигаемым уровнем работы мозга. Самосознание отнюдь не является, по мнению Prince, необходимым элементом сознания. А отсюда как логический вывод следует его истолкование реальности неосознаваемых психических актов, сыгравшее впоследствии определенную роль в конкретизации всей постановки проблемы «бессознательного».
Своеобразную позицию перед лицом трудно разрешимого парадокса «неосознаваемой мысли» занял в цачале XX века Hart.
Указывая на невозможность рационального раскрытия этого понятия, Hartотстаивал одновременно правомерность его использования. Он ссылался при этом на продуктивность иррациональных теоретических категорий в математике и в современной ему физике. «Бессознательная идея», говорит он, также невозможна фактически, как невозможен невесомый, не производящий трения эфир. Она не более и не менее немыслима, чем математическое понятие квадратного корня из минус единицы. Возражения такого рода (т.е. указания на невозможность «представить» идею) не лишают нас, однако, права употреблять в науке понятия, которые не относятся ни к чему фактически существующему. Достаточным доказательством этого служит польза таких понятий в физике. Необходимо только ясно понимать, что мы говорим об отвлеченных понятиях, а не о «фактах» [18].
