Некоторые врачи считают голодание средством омоложения. Однако это ничем не доказано. Гиппократ считал, что ограничение пищи полезней, чем её прибавление, что всякий излишек противен природе. Заметим: ограничение, а не голодание.
Проблема лечения болезней голоданием остается ещё в стадии эксперимента. Серьезных научных выводов с отдаленными результатами никто не привел. С точки зрения современных знаний полное голодание неизбежно приводит к разрушению собственных тканей организма, в первую очередь, конечно, жиров и мышц, но нельзя исключить, что частично разрушаются и более ценные структуры, то есть сердце и мозг. И не приведёт ли полное голодание к излишнему разрушению нервных клеток и ослаблению умственной деятельности?..
Правильное питание заключается не только в ограничении и разнообразии пищи, но и в соблюдении определенного режима. Пищу следует принимать в одни и те же часы и придерживаться правила выходить из-за стола с чувством голода: Есть досыта — это значит переедать.
Русская пословица гласит: «Держи голову в холоде, живот в голоде, ноги в тепле». Или: «Большая сыть брюху вредит», «Ужин не нужен, обед дорогой», «Где пиры, там и не моги».
А вот французская пословица: «От обжорства гибнут чаще, чем от меча».
Испанская: «И летом и зимой береги живот свой».
Арабская: «Скромность в еде отпугивает болезни».
Итак, сформулируем ещё раз наши выводы о разумном питании:
1) Умеренность. Пища должна быть полноценной по качеству и слегка недостаточной по количеству.
2) Избегать длительного недоедания, а тем более переедания.
3) Разнообразие. Обязательны овощи и фрукты.
4) Обилие жиров вредно.
Суточная энергетическая потребность среднего мужчины и женщины в возрасте двадцати-тридцати лет равна 3000 и 2200 калориям. После сорока лет она снижается на 5 процентов. К 60 годам — на 10 процентов. Между 60 и 70 годами — 2100 калорий.
Ожирение наступает вследствие нарушения норм и ритма питания; это результат отсутствия заботы о культуре тела. И если ожирение не переросло ещё рамки патологии, если оно ещё обратимо, следует изменить рацион питания, то есть ограничить пищу, увеличить физические нагрузки, установить строгий временной режим.
Лучше всего ограничения вводить постепенно — изо дня в день, из года в год. Но не всякий может строго научно наладить процесс «похудания» — для этого нужны воля, выдержка, наконец, точное понимание потребностей организма. Для упрощения процесса и для его ускорения прибегают к диетам. Их много, в том числе и ненаучных, рискованных, а иногда и авантюристически пагубных. У нас больше всего доверия к так называемой «восточной» диете. Она состоит в следующем:
8 ч. утра — 1 стакан чаю, кусочек сахара.
11 ч. — 1 крутое яйцо и 8 чернослив.
14 ч. — 200 г отварного постного мяса, 100 г гарнира (капуста или морковь), 1 апельсин или яблоко.
17 ч. — 30 г сыра, 1 яблоко или апельсин.
20 ч. — 1 стакан простокваши или кефира.
Эту диету продолжать 10 дней (питье не ограничено). Потеря веса — 4 килограмма.
Через 10 дней переходить на четырехразовое питание, соблюдая следующие правила:
1. Выходить из-за стола всегда немножко голодным.
2. Последняя еда не позднее 20 часов и самая легкая.
Чего избегать? Жирного, сладкого, соленого, мучного, белого хлеба (чёрный в сутки не более 100— 150 г).
Что можно: постное мясо, рыба, творог (ежедневно по 200— 300 г), овощи, фрукты.
Особенно внимательно нужно относиться к питанию и его режиму тем, кто страдает желудочными заболеваниями.
Пётр Ильич Чугуев был в то время молод, полон надежд и научных устремлений — работал ассистентом у одного крупного хирурга в столице.
Однажды ночью во время дежурства Чугуева в клинику был доставлен больной с неясной картиной «пожара в животе». По желтизне глаз, напряжению живота и ещё некоторым признакам Чугуев признал острый холецистит. Проведённые в срочном порядке анализы подтвердили предположение врача. Было уже утро, и Чугуев позвонил на квартиру шефу. Тот сказал:
— Готовьтесь к операции. Будете делать самостоятельно.
В то время не так часто производилось удаление желчного пузыря в остром периоде, методика операций не была отработанной, и поручение профессора произвести такую операцию самостоятельно Чугуев воспринял как большое доверие к нему.
Операция длилась три часа, на последнем этапе профессор пришёл в операционную, встал рядом с Чугуевым, подал два-три совета и позволил своему ученику до конца выполнить всю операцию. Зато и поволновался же молодой хирург, особенно в послеоперационный период, во время выхаживания. Ведь это был его первый и, может быть, самый главный экзамен в жизни. С тех пор прошло тридцать лет, а Пётр Ильич и сейчас помнит малейшие подробности борьбы за жизнь Николая Демьяновича, журналиста из столичной газеты.
Больной после операции долго не приходил в себя. К нему пустили жену и взрослую дочь — они сидели у изголовья и плакали. Вместе с ними чуть не плакал от досады хирург Чугуев. Но вот больной — это был тучный мужчина сорока пяти лет — открыл глаза, увидел жену и дочь и вновь погрузился в забытье. Через несколько минут сознание к нему вернулось — он улыбнулся и даже пытался что-го сказать, но тут же снова впал в забытье. Так он просыпался и тут же засыпал несколько раз сряду. Очевидно, думал Чугуев, наркотизаторы ввели большую дозу снотворного, и организм с трудом от него освобождался. Но вот больной вновь открыл глаза, что-то сказал жене и дочери и сделал, жест руками — дескать, я, как видите, жив и вы обо мне не беспокойтесь. Чугуев отлучился — всего лишь на минуту, — но как раз в эту минуту няня принесла яйцо всмятку и больной съел его. Вошедший затем Чугуев увидел одни скорлупки и ахнул: яйцо подали не по назначению; после удаления желчного пузыря, да ещё при наличии панкреотита, то есть воспаления поджелудочной железы, несколько дней следует воздерживаться от всякой пищи. И то ли от злополучного яйца, то ли от воспаления поджелудочной, но состояние больного не улучшалось. Он ничего не ел, не мог принять даже чайной ложечки воды и, видимо, понимал своё состояние, с каждым днём падал духом. Отчаялся и хирург. Жене больного сказал: «От воспаления сильно пострадала поджелудочная железа. Я её сшиваю, а ткань рвется. Так что... если уж чудо какое, а так... надежды мало».
Жена по-прежнему каждый день утром, в обед и вечером после работы приходила к мужу, но он лежал лицом к стене, не ел, не пил и не проявлял никакого интереса к жизни. Лежал в палате, где было двадцать больных, и все тяжёлые. Громадное окно выходило на шоссе — по утрам открывали вверху фрамугу, и шум города властно врывался в палату, холодный воздух марта вытеснял удушливый запах лекарств. Один только больной, армейский капитан, волоча правую ногу, ходил по палате и сочным баритоном, обращаясь ко всем сразу, вопрошал: «Ну, чего нос повесили, али жизнь надоела?» Подходил к журналисту, говорил: «Так, товарищ наборщик (почему-то звал его наборщиком), долго ли ещё будем продолжать голодовку?..» И потом, не найдя собеседника, ходил по палате, пел:
Сегодня мне невесело,
Сегодня я грущу...
Николай Демьянович слышал, как две сестры говорили о капитане: «И жить-то всего осталось два месяца, а... поёт». В тот же день капитан, делая очередной обход, выговаривал больным: «Болезни-то у всех... плебейские! Кишки... Грыжа!.. Вот у меня иное дело: «Облитерирующий эндертериит!..»
Вечером к журналисту пришла жена. Капитан подковылял, к ней, сказал: «Вы его встряхните как-нибудь, а то этак-то и не заметим, как в ящик прыгнет».
Несчастная женщина словно очнулась, стала тормошить мужа: «Да ты повернись ко мне, умирать, что ли, собрался! Рано умирать, нам жить да жить надо. Вон весна на дворе, на дачу с тобой поедем, огород будем сажать...»
Потрогала ноги, а они холодные. Схватила полотенце, помочила — стала растирать. И терла до тех пор, пока ноги не потеплели. А пришла домой — позвонила в редакцию, подняла шум: «Да помогите вы человеку, взбодрите его!»
Внимания больному стали оказывать больше. И хирург Чугуев, потерявший было надежду, стал чаще бывать в палате. По его предложению больного начали питать через вены; часами стояла возле него капельница с физиологическим раствором. Потом достали редкое тогда лекарство трассилол. Профессор, навестивший больного, сказал:
— Введем вам львиную дозу трассилола!..
Взгляд больного оживился; он, казалось, поверил в новое лекарство с мудреным названием.
То ли трассилол помог, то ли наступил момент перелома, но больной начал понемногу есть. Он пошёл на поправку. Но ещё долгое время чувствовал себя угнетенным, печальная дума не слетала с его лица, и никто не видел его улыбки. А жена, воодушевившись началом выздоровления, ещё настойчивее стала бороться за жизнь мужа. Приносила ему цветы, соки, фрукты, куриный бульон, растирала тело. Больной заметно постройнел, за месяц потерял двадцать килограммов, но по-прежнему был угнетен и ничему не радовался.
