Ознакомительная версия.
Так, в 1997 году – на пике популярности ее дуэта с Дианой Арбениной «Ночные снайперы» – у Светланы началась жуткая жизнь со страшным диагнозом.
– Когда я пришла в себя после четырехчасовой операции, то подумала, что самое тяжелое позади, – рассказывает Светлана. – Как врач по образованию, я могла трезво, без истерик оценивать происходящее.
…Помню, как ко мне в реанимацию зашел доктор и начал так издалека: «Теперь вам придется жить с некоторыми неудобствами, которые, впрочем, потом можно будет исправить, но для этого нужна еще одна операция…». А я так бодро спрашиваю: «Мне сделали операцию Га́ртмана?» Ведь я отлично помнила курс хирургии – один из моих любимых.
Врач опешил, потерял дар речи и только потом поправил меня: «Гартма́на – у нас так принято произносить…». Мы еще долго дискутировали с врачом на предмет орфоэпии фамилии Гартман – где ударение правильнее ставить. Наверное, ему было приятно не увидеть истерики от прооперированной пациентки, а поговорить на профессиональные темы.
Светлана надеялась, что быстро встанет на ноги после операции, но начались осложнения. Стоило ей съесть хотя бы ложку супа, как тут же скручивала резкая боль. За две недели певица похудела на 8 килограммов, от малейшего движения ее бросало в пот. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы друзья Светы не принялись бить в колокола. Певицу вновь положили на хирургический стол.
– Все нагноилось и пришлось вскрыть снова, – рассказывает Светлана. – Вторая реанимация стала для меня кромешным адом. Боль была неимоверная. Хотелось лезть на стены и выть! Постоянная температура, отсутствие всяких сил, опиаты, обезболивающие каждые пятнадцать минут. И каждое движение как тысяча ножей – в бока, в живот – везде. Чтобы как-то заснуть и справиться с болью, я старалась просто дышать на раз-два-три-четыре-пять, заставляла себя считать – сколько могла. Когда совсем припекало, подавала сестричке знаки, пыталась присаживаться на постель, да она и сама подходила ко мне: «Что, милочка, совсем не-можется?» – и вкалывала очередную дозу. Полегче стало только через два дня после операции, я немножко воскресла, подумала: «Все-таки жизнь есть…».
– Перевязки – это отдельный аттракцион, – продолжает певица. – Персонал использовал клеол – это фактически клей «Момент», только жидкий. Выглядела повязка следующим образом: марлевый тампон, сверху общая марля, и все это посажено на клей, который тут же становился частью твоей кожи. А сдирать его надо было спиртосодержащим раствором. Представляете, что ощущает человек, которому трут разъедающим веществом по ссадине? Включите воображение: свеженаработанная ссадина и спирт!
Было очень больно. Но иного способа на тот момент не было, не придумали еще в середине девяностых, как фиксировать на животе такую повязку.
– Но даже тогда, лежа в реанимации, я себе твердила: останусь жива, все равно буду выходить на сцену, – убеждает Светлана.
Откуда столько силы и стойкости
Светлана помнила, что во время лечения паники, страха у нее не было. Ее больше волновало другое – больше всего она боялась стать обузой для близких людей:
– Я лежала и думала: «Черт подери! Надо поскорее выкарабкиваться…».
Еще Светлана в разговоре называет себя с легкой иронией «героем», «партизаном», потому что пыталась стоически выносить все процедуры.
– Не люблю никого дергать, беспокоить, особенно медперсонал, – говорит она. – Считаю: главное – не мешать работать людям… Я человек такой. То ли меня так воспитали, то ли от родителей передалось… Мои мама и бабушка – блокадницы, им было что мне рассказать. Они все 900 дней пробыли в Ленинграде, не эвакуировались. Маме на тот момент было всего семь лет, но ведь дети в таком возрасте уже многое понимают. Бабушка же работала в диспансере. И то, как, несмотря на все ужасы и кошмары, люди достойно переносили все тяготы, не может не впечатлять! Они просто делали свое дело: мама училась, бабушка работала, как могли, помогали близким, соседям и не хныкали. Какое, к черту, уныние? Зубы сжал – и живи. Они внушили мне чувство собственного достоинства: главное, чтобы самому перед собой не было стыдно. Отчаяние – это грех. Позволить людям порхать вокруг себя, кудахтать и пытаться вызвать сожаление в свой адрес – не мой стиль. Я не имела на это права, потому что в моей голове, в моих ушах, в моем сердце звучали рассказы мамы и бабушки. Вот там действительно был ад! Такое пережить! И ничего – не роптали. Я хотела быть достойной памяти людей, которые меня воспитали. А сколько вокруг меня тех, кто годами мучается, но как-то справляется с этими болями, находит силы не спиваться, делиться опытом, а, может быть, даже и работать. Эти примеры грели мне душу…
Восемь долгих лет ушло у Светлана на то, чтобы победить проклятый рак.
– То, что мне пришлось пережить, не забуду никогда, – признается певица. – Помню, как корчась от боли, я мечтала только об одном, – чтобы хватило сил уйти в мир иной достойно, без диких криков! Помню, как все раздумывала: «За что мне это? За что Господь послал такое испытание?» Клялась ему: если выздоровею, не буду больше ругаться матом, стану добрее и начну всем помогать.
– Когда я вернулась домой, весила 43 кг при росте 160 см. Сейчас, наверное, это считается нормальным… Я помню, как впервые взяла скрипку: она показалась мне многотонным сооружением, которое я еле взгромоздила на плечо. И после этого усилия уже просто не могла шевелить смычком.
Борясь с недугом, Светлана при этом умудрялась жить активной творческой жизнью. Создала группу «Сурганова и Оркестр», гастролировала. И никто из поклонников ни о чем не догадывался!
Более того, Сургановой позже пришлось перенести еще операцию.
– Я долго не решалась на восстановительную операцию, потому что была напугана второй реанимацией – уж больно много она отняла у меня сил, все соки выпила. Ну, и потом, у «Ночных Снайперов» был очень напряженный гастрольный график, мы много ездили, а выпадать из жизни не хотелось. Пугали и возможные осложнения, эта неопределенность: срастется – не срастется. Короче, я дотянула до калькулезного холецистита. Доктор мне и говорит: «Слушай, уж если все равно мы будем делать тебе операцию, давай мы тебе и реконструкцию сделаем. Будешь ты как новенькая, девочка-припевочка».
…В конце 2005 года врачи пришли к выводу, что Светлана полностью здорова. Внимательно изучив результаты анализов, они вынесли окончательный вердикт – все срослось как положено.
– Вы бы знали, какой для меня это был праздник! У меня просто крылья за спиной выросли, бросилась наверстывать все упущенное за эти годы: есть, ездить, общаться. Поистине это было второе рождение.
– Существует такое понятие у медиков, как пятилетний послераковый рубеж, – рассказывает писатель Погребижская. – То есть, если с операции прошло пять лет, а ничего не развилось, то вроде бы уже не заболеешь.
Сегодня Светлане 45 года. И вот уже почти девять лет она живет полноценной жизнью здорового человека. То есть Светлана с успехом преодолела этот опасный пятилетний рубеж.
К своему исполосованному животу относится с иронией:
– Сейчас модно художественное шрамирование. Может, и я свои рубцы «оформлю».
В 2008 году у нее была еще одна операция, четвертая по счету. Но о ней Светлана вспоминает уже легко…
Несмотря на все операции, певица не ноет и никогда не жалуется на судьбу, считает, что пока человек жив, он должен держаться с достоинством – это самое главное.
– Наверное, Господь услышал меня, решил, что мне еще рано, не все еще сделала, – уверена Светлана. – А болезнь послал не напрасно – именно она помогла мне переосмыслить всю жизнь. Я не хочу больше злиться и обижаться, с радостью встречаю каждый день и ценю каждое мгновение…
– Я страшно благодарна всем своим друзьям, которые со времен первой операции поддерживали меня, как могли, – говорит Светлана. – А огромную роль в моей жизни сыграла Динка Арбенина. Она меня выходила. Без ее заботы я, наверно, умерла бы. Она дежурила у моей постели ночами, утром уходила на работу, ведь надо было зарабатывать деньги, а вечером прибегала в больницу и ухаживала за мной. Врачи считали Диану моей сестрой.
Даже словами не могу описать, выразить то, что она для меня сделала. Это трудно переоценить! Если бы не ее жизнеутверждающий тонус, если бы ее не было рядом, я вообще не уверена в успехе всего мероприятия. Таких людей больше нет! Она невероятный друг, умеющий поддержать, как никто другой. За это ей колоссальное, низкопоклонное спасибо.
И Диана Аветисян (концертный директор коллектива «Сурганова и Оркестр» в первые два года его существования) мне помогала… И мои друзья из Риги – семейство Прониных, которые неутомимо убеждали меня в необходимости операции.
Ознакомительная версия.
