Ознакомительная версия.
4) Алкоголизм. Злоупотребление алкоголем играет большую роль во время политических переворотов, так как, затемняя разум, вызывает особую форму душевной болезни, выражающуюся крайним цинизмом и жестокостью. Вожаки бунтов давно это заметили и часто пользовались алкоголем для достижения личных целей. Так, в Аргентине дон Хуан Мануэль, сам закоренелый алкоголик, вызывал при помощи спиртных напитков взрывы буйства в народе. В Буэнос-Айресе алкоголь также служил орудием возбуждения политических страстей в руках агитаторов, из коих Бласито и Ортогес сами принадлежали к числу делириков.
Во время Французской революции кровожадные инстинкты населения и представителей революционного правительства подогревались также спиртными напитками. Монастье, например, в пьяном виде приговаривал людей к смертной казни, а на другой день сам забывал о своих приговорах. Комиссары, посланные в департамент Вандея, в течение трех месяцев выпили 1974 бутылки вина. В числе их находился известный пьяница Россиньоль, рабочий ювелирного цеха, сделавшийся генералом, и Ватерон, расстреливавший женщин, которые отказывались удовлетворять его страсти, распаленные алкоголем.
Франция до сих пор пользуется печальной привилегией потреблять спиртные напитки в большем количестве, чем какая-либо другая страна. По словам Ротара, потребление алкоголя, равнявшееся там в 1788 году 369 тысячам гектолитров, к 1850 году поднялось до 891,5 тысяч гектолитров, а к 1881 году – до 1 821 287. Немудрено, стало быть, что влияние алкоголя отражается и на политической жизни Франции, что абсент создает в Париже ораторов и политиков.
Утверждают, что перед декабрьским переворотом 1852 года войска были напоены водкой, но роль последней в политическом движении 1848 года (среди вожаков которого Коссидье и Гранмениль были заведомые пьяницы), и особенно при Коммуне, не подлежит никакому сомнению. В осажденном Париже был большой запас спиртных напитков, и желающие свободно ими пользовались.
Деспен замечает по этому поводу, что большую часть солдат Коммуны привлекало стремление удовлетворять свои дурные страсти при помощи жалованья, получаемого за грабеж. Вино делало их беспечными и нечувствительными к ранам. Сам генерал Клузере не скрывает этого в своих «Мемуарах». «Никогда, – говорит он, – виноторговцы не наживали столько денег». Ему неоднократно приходилось арестовывать батальонных командиров, пьянствовавших днем и ночью.
«Что делали осажденные в форте Исси в то время, когда дела их шли плохо, когда версальцы готовы были взять этот форт? В скотски пьяном виде переполняли местные кабаки. В Аньере, как раз накануне капитуляции, национальная гвардия, по своему похвальному обычаю, пьянствовала, ела, курила и спала».
Лаборд перечисляет заведомых пьяниц среди коноводов Коммуны: Л. – тщеславный и сварливый человек, несколько раз терпевший наказания за буйство и едва ли не сумасшедший; К. – член военного суда, наследственный пьяница; Жентон – председатель этого суда, бывший столяр, грубое животное, постоянно пьяное; Дарделлье – военный губернатор Тюильри, с осипшим от водки голосом; наконец – Прото, министр юстиции, превративший свой кабинет в кабак.
Одинаковые причины – одинаковые последствия: не так давно годовщина Коммуны ознаменовалась анархическим движением в некоторых округах Бельгии, которое сопровождалось грабежом и пожаром громадных стеклянных заводов, дававших хлеб тысячам рабочих; и вот при ближайшем рассмотрении оказывается, что как раз эти самые округа отличаются наибольшим потреблением спиртных напитков, которое вообще в Бельгии в этом году (1884) достигало 600 тысяч гектолитров, т. е. сравнялось с потреблением алкоголя в Италии, где население впятеро многочисленнее.
Печальное положение! Безрасчетная трата народной энергии, которая пригодилась бы для поднятия экономической обстановки страны! Лавелье вычислил, что если бы английские рабочие отказались от спиртных напитков, то через двадцать лет могли бы скупить все фабрики, на которых теперь работают.
5) Роль алкоголизма в эволюции. В других своих исследованиях я доказал, что многие гениальные люди и их родители были алкоголиками (Александр Македонский, Авиценна, Бетховен, Байрон, Мюрже), но надо заметить, что это есть лишь простое совпадение пьянства с гениальностью, печальное, хотя необходимое осложнение последней, а не причина ее.
Необходимо оно потому, что мозг гениального человека постоянно нуждается в новых возбуждениях. То же можно сказать и про целые народы, из коих наиболее цивилизованные больше страдают и от алкоголизма, особенно на севере. Здесь опять алкоголизм является не причиной, а необходимым – к несчастью – осложнением или спутником большей впечатлительности, в конце концов вызывающим вырождение, микроцефалию, эпилепсию, преступления, и вообще агентом, более задерживающим эволюцию, чем благоприятствующим ей.
Между тем, изучая легенды, касающиеся поклонения первобытных народов спиртным напиткам, можно видеть, что вначале последние были действительно могучими факторами эволюции, почему потребление их долго считалось привилегией вождей, жрецов и вообще самых высших слоев общества. Таким образом, усиленное питание благоприятствует гражданской эволюции, но не политической; на бунты оно влияет весьма мало, так как последние не вызываются даже голодом. Что же касается алкоголизма, то он, наоборот, возбуждая, поддерживая, и усиливая бунты, препятствует ходу мирной эволюции, за исключением разве первых лет по введении спиртных напитков в употребление.
Глава 6. Раса. Население. Их гениальность. Интеллектуальная культура: сумасшествие и преступность
1) Раса. Среди антропологических факторов политической преступности на первом план стоит влияние расы, что ярко иллюстрируется при сравнены резко выраженного революционного духа некоторых народностей с абсолютной апатией, проявляемой другими, живущими при такой же климатической и социальной обстановке.
Исследуя специальные характеры населения Франции, по преобладанию среди него брахицефалов и долихоцефалов, Лебон нашел, что первые отличаются воздержностью, трудолюбием, благоразумием, привязанностью к традициям и однообразию, а последние – требовательностью, стремлением к прогрессу и широкой, лихорадочной деятельности; они смелы, предприимчивы, много зарабатывают, но и много теряют.
Так, из 89 великих новаторов и революционеров на 20 брахицефалов (Гельвеций, Паскаль, Мирабо, Верньо, Петион, Марат, Демулен и прочие) приходится 69 долихоцефалов (Расин, Вольтер, Лавуазье, Дидро, Руссо, Кондорсе, Сен-Жюст, Шарлотта Корде, Ришелье, Сюлли, Тюренн, Конде и прочие).
Из этого Лебон заключает, что долихоцефальные расы наиболее революционны. И в самом деле, долихоцефальные народы севера Франции дольше других противились римлянам и были единственными, восставшими против них. Цезарь считал галлов бунтовщиками, и вот мы теперь ежедневно убеждаемся в политической неустойчивости их потомков – ирландских кельтов и парижан.
Такими же потомками галлов являются в Бельгии валлоны, до такой степени склонные к излишествам и насилиям, что большинство анархических бунтов, происшедших за последние годы в каменноугольном округе Льежа, населенном валлонами, приписывается их расовому характеру.
Лигурийцы также принадлежали к небольшому числу итальянских народов, так упрямо сопротивлявшихся римскому владычеству, что их пришлось выселить в иные страны.
Лапуж приписывает белокурой долихоцефальной расе образование высших классов в Египте, Халдее, Ассирии, Персии и Индии, также как и большое влияние на греко-римскую цивилизацию.
Блондины. Действительно, на памятниках Египта, Халдеи и Ассирии все высокопоставленные лица изображены белокурыми, голубоглазыми и высокорослыми. Греки на египетских изображениях представлены также высокими, белокурыми и длинноголовыми. Тип героев Греции несомненно был таков. Боги и герои Гомера всегда суть блондины высокого роста и со светлыми глазами. Только один Гектор (в конце концов – побежденный, надо заметить); представлен черноволосым в XII песне «Илиады». В первой песне Минерва схватывает Ахилла – первенствующего героя – за его белокурые волосы, и это выражение повторяется еще раз в XIII песне, когда Ахилл приносит в жертву останкам Патрокла свои волосы. Царь Менелай также блондин. В «Одиссее» Мелеагр, Аминтор и Радамант – блондины. Вергилий даже Дидону представляет блондинкой, хотя она финикиянка, а потому должна быть черноволосой; Минерва, Аполлон, Меркурий, Комерт, Камилл и Лавиния тоже у него являются белокурыми.
Все куртизанки и кутилы у Овидия, Сафо, Анакреона и Катулла белокуры.
В римской аристократии тоже, должно быть, преобладал белокурый тип, если судить по прозвищам: Flavius, Fulvius, Ahenobarbus и по описаниям выдающихся лиц, например Катона, Суллы, Тиберия.
Ознакомительная версия.
