кого знал и любил. Пока гроб с телом находился в доме, Лешкины собутыльники избегали меня и не смотрели в мою сторону. Потом, когда провожали тело до выезда из поселка, они украдкой здоровались, но про брата говорить не решались.
Собирал Лешка нас всех вместе трижды. Второй раз на девять дней, а третий на сорок.
На сороковой день я узнал многое, из того, чего не мог знать, так как не видел и не слышал. Уже и Олеся, пришедшая в себя, рассказывала про последние дни жизни бывшего мужа. Их развели девятого декабря.
Оказалось, что брат долго готовился к этому трагическому моменту. В одной из комнат он построил виселицу, соорудив ее между вещевым шкафом и дверной коробкой. Написал большое предсмертное письмо, в котором просил у всех прощения и в первую очередь у Олеси. Лешка прощался со всеми, так как умел только он. Разложил на большом столе в зале, на серванте и на кресле все наши семейные фотографии.
Наверное, показывая, что он помнит и любит всех. А может, он в последний раз рассматривал наши лица, пытаясь их запомнить.
Как бы то ни было, но Алексея больше нет. В голове крутятся слова его центрального корефана Пашки: «Если бы не я, он до сих пор ездил бы на «Волге».
А может, это было бы лучше? И человек не шагнул бы в петлю, ища в ней спасения от самого себя.
Я сидел перед окном, положив голову на руки и смотрел на бушующую зимнюю стихию. В квартире было тепло. Тихо пело пламя в печке. Иногда оно шумело в такт бегущему по дымоходу ветру. Потрескивали сухие дрова. И больше ничего. С наступлением Нового года, Камчатская погода буйствовала пургами и метелями. За стеклом свирепствовал ветер, снег завалил первые этажи домов, дороги напоминали тоннели. Сменяя снегопады, наваливались морозы. Несмотря на март, стрелка градусника опускалась на отметку минус двадцать градусов. Одним словом, зима не спешила уступать свои права весне.
Воспользовавшись тишиной раннего утра выходного дня и тем, что члены семьи мирно спали, я сидел в одиночестве. Любовался погодой, наслаждался треском печки и пил мелкими глоточками горячий чай. Постепенно мысли вернулись к больной теме, вот уже долгие три месяца терзающей мою душу, разрывая ее на части. Мозг работал, пытаясь найти ответы на вопросы «Зачем?», «Почему?», «Кто прав?» и «Кто виноват?». А главный вопрос, постоянно остающийся без ответа — «Зачем?».
Как один день, пролетели три месяца со дня смерти моего брата, друга, ровесника, товарища. Человека, состоящего из сплошных крайностей и противоречий. Личности, жившей в свое удовольствие и не обременяющей себя обязанностями. Он всегда остро чувствовал чужую боль и страдания, готов был прийти на помощь любому, кто нуждается в ней. Поразительно то, что, порой, в его помощи никто и не нуждался, но его натура рвалась нам помогать, страдая, если его отвергали. И в то же время личность — поражающая своей бесшабашностью, причиняющая немало страданий его родным и близким людям.
Вот и сама его смерть,… Вернее его шаг, который привел к потере самого дорогого, что может быть у человека — жизни. И потерять ее бездарно, просто, сложить голову не ради самой жизни, а просто,… взять, и влезть в петлю. Что-то кому-то доказать или показать, а может…. Сам его поступок вверг в замешательство всех окружающих и знающих его людей.
Мой мозг пытливо, изо дня в день, искал слово, которым можно было бы охарактеризовать этот поступок. Возможно, как-то оправдать его действие, но, как ни крути, а мозг терпеливо посылал только одно слово — предательство. Предательство, сопряженное с трусостью и безысходностью. Предательство, которое подчеркнуло недоверие к окружающим, в любой момент готовых протянуть руку помощи. Но не успели. Не дотянулись. Нет, не забыли и не бросили, а просто…
Он ушел из жизни молодым, полным сил и жизненной энергии человеком. Не дожив до своего тридцати четырехлетия каких-то шесть дней. Вместо того чтобы сидеть за праздничным столом и поздравлять именинника…, мы — родственники, близкие, коллеги по работе и соседи, стояли на кладбище перед гробом. В последний раз смотрели на его молодое лицо, скованное смертью. Лицо, на которое тихо падали и не таяли снежинки. И еще долго после похорон, да и сегодня тоже, мне не верится, что Алексея больше нет. Кажется…, скрипнет петлями дверь и квартиру заполнит его голос, полный радости и счастья: «Братан! Племяшки! Чего дядьку не встречаете?».
