именно Бергманн предложил целую систему методов, положившую начало асептике.
Если дать волю фантазии и позволить ей воспарить высоко над реальностью, то можно предположить наличие у микроорганизмов разума и некоего мирового правительства, которое разбросало свои щупальца по всей планете и всяческими способами препятствовало внедрению в практику противомикробных мероприятий – асептики и антисептики [51].
Отец антисептики британский хирург Джозеф Листер был в тянут в громкий скандал после того, как в 1867 году опубликовал в медицинском журнале «Ланцет» работу под названием «О новом способе лечения переломов и гнойников с замечаниями о причинах нагноения», в которой предложил использовать карболовую кислоту для обработки ран. На Листера посыпались обвинения в присвоении результатов чужого труда. Оказалось, что семью годами раньше о применении карболовой кислоты писал французский фармацевт Жюль Лемер. Справедливости ради нужно отметить, что работа Лемера не получила широкой известности, о ней знали единицы. Листер с нею знаком не был, он пришел к мысли об использовании карболовой кислоты, потому что ее использовали для уменьшения зловония полей, на которые сливались сточные воды. На домашний скот, который пасся на полях, когда там вырастала трава, присутствие в почве карболовой кислоты никакого вредного видимого воздействия не оказывало. На это обстоятельство Листер обратил особое внимание [52]. К тому же Листер не собирался патентовать свое открытие, а просто поделился с коллегами полезными сведениями. Но тем не менее шум скандала на время затмил суть того, что предложил Листер.
Истинная подоплека скандала была иной. Листер невольно стал «пешкой» в конфликте двух известных хирургов того времени – Джеймса Симпсона и Джеймса Сайма, которые, как и Листер, жили и работали в Эдинбурге, столице Шотландии. Листер был учеником Сайма, причем одним из самых любимых учеников. Вскоре после публикации статьи в «Ланцете» Сайм пригласил Листера выступить с докладом на заседании Британского врачебного общества, что вызвало недовольство у Симпсона: посмотрите, что творится, один выскочка тянет за собой другого! В ответ на выступление Листера в Обществе (имел значение сам факт выступления) Симпсон устроил травлю. Образно говоря, он ударил по Листеру для того, чтобы в очередной раз досадить Сайму.
От присвоения результатов чужого труда очень скоро перешли к тому, что предложение Листера вообще никчемное и толку от него ноль. Метод Листера требовал от хирургов существенных изменений в работе, а кому понравится нарушение привычного порядка? Присущий британцам консерватизм тоже сыграл свою роль. Что же касается присвоения чужих результатов, как такового, то исследования фармацевта Лемера не шли ни в какое сравнение с огромной работой хирурга Листера, который не просто открыл и описал обеззараживающее действие карболовой кислоты, но и всесторонне изучил его, а затем разработал метод практического использования. Листер применял очищенную карболовую кислоту, поскольку неочищенная оказывала сильное раздражающее действие на кожу, причем для промывания ран использовал водный раствор, а для ухода за заживающими ранами – масляный. Уже по одному этому можно судить, насколько продуманным был его метод.
Надо сказать, что британские хирурги оказались умнее, или, если хотите, адекватнее австрийских акушеров. После того как раздутый Симпсоном скандал угас, коллеги Листера начали сравнивать статистику и сразу же поняли пользу антисептического метода. Еще при жизни Листера его метод начали внедрять в практику.
ПОСТСКРИПТУМ. Далеко не всегда статистическая взаимосвязь двух параметров означает наличие между ними причинно-следственной связи. Широкую известность в научных кругах получил пример с яблоками и разводами, служащий иллюстрацией к этому утверждению. В те годы, когда в Великобританию импортировали большие количества яблок, был зарегистрирован рост числа разводов. Но никто бы не смог доказать, что употребление яблок способствует разводу или же что разводы увеличивают ввоз яблок.
Глава девятая
Экспериментальный роман с опытной медициной
Что наша жизнь?
Игра?
Нет, с научной точки зрения жизнь, а если точнее, то жизнедеятельность организмов, представляет собой совокупность обменных процессов. Пока организм живет, в нем протекают обменные процессы. Пока обменные процессы протекают, организм живет.
Обмен веществ в организме можно разделить на белковый, жировой и углеводный по участвующим в нем веществам. Углеводный обмен первым изучил великий французский физиолог Клод Бернар, основоположник современной физиологии.
Перечисление заслуг Бернара перед медицинской наукой грозит растянуться не меньше чем на страницу, так что перечислять все подряд нет необходимости. Достаточно сказать, что Бернар изучал и объяснял с научных позиций различные физиологические процессы, как нормальные, так и патологические, начиная с обмена веществ и заканчивая влиянием нервной системы на тонус кровеносных сосудов. Но нас сейчас интересуют не заслуги Бернара-физиолога, а то, что сделал Бернар-методист.
В 1866 году Клод Бернар опубликовал свою главную научную работу под названием «Введение к изучению опытной медицины». Значение этого труда больше значения всех прочих работ Бернара, вместе взятых. «Введение к изучению опытной медицины» можно назвать программным документом или конституцией современной научной медицины, опирающейся на опыт, а не… Ну, вы все поняли, мы уже не раз говорили об этом.
В предисловии Бернар пишет: «Ясно, что медицина приближается к своему конечному научному пути. В силу естественного хода своего развития она… все больше и больше принимает аналитическую форму и постепенно приходит к методу исследований, общему для всех опытных наук. Чтобы выполнять свои задачи… опытная медицина должна содержать три главные части: физиологию, патологию и терапию».
С современных позиций последняя фраза выглядит весьма наивно. Зачем изрекать очевидное? И дураку понятно (простите автору его прямоту), что для правильного лечения любой болезни нужно понимать ее сущность, представлять, какие именно изменения в организме она вызывает, и знать, как организм функционирует в здоровом состоянии. Но во второй половине XIX века все это нужно было проговорить, хотя бы в предисловии, потому что далеко не всем причастным была понятна важность физиологии для научной медицины и взаимосвязь нормальной и патологической физиологии с терапией.
Бернар объясняет: «В течение эмпирического периода медицины, который, вне всякого сомнения, будет длиться еще долго, физиология, патология и терапия могли существовать отдельно друг от друга, поскольку, будучи одинаково несформировавшимися, они не могли помогать друг другу в медицинской практике. Но раз уж мы создаем научную медицину, то ее основанием должна быть физиология. Поскольку наука устанавливается только
