только в состоянии бодрствования, но еще и во сне, когда его наводняют образы сновидений [687].
Воображение, по своей природе далекое от того, чтобы оставаться вспомогательной познавательной способностью, и связанное с памятью, также извращенной, доминирует над умом, влечет его вслед за собой [688] и теряет [689]. Поэтому «ум блуждает от призрака к призраку, растворяя один в другом» [690]. Воображение берет верх над душой, различными способами осаждая ее. «Вот почему, — пишут святые Каллист и Игнатий Ксанфопулы, — божественные отцы говорят о нем и против него множеством способов. Как Дедал из мифа, это воображение имеет множество форм и, как гидра, много голов… Именно через него проходят и приходят гнусные убийцы, которые соединяются и смешиваются с душой, которые делают из нее рой шершней, вместилище пустых и страстных помыслов» [691]. Таким образом, она не только «всеми силами противостоит чистой молитве» [692], но уже не оставляет никакого места в душе помыслу и воспоминанию о Боге, которые в норме должны душу заботить. Преподобный Варсонофий сравнивает душу в ее нормальном состоянии, то есть в таком, когда она вся занята воспоминанием о Боге, с уже нарисованной картиной, к которой нельзя добавить никакой фигуры, никакого образа [693]. У человека в падшем состоянии происходит все наоборот: картина целиком заполнена фигурами и формами, навязанными воображением, и не имеет свободного места для мысли о Боге.
Во внутренней жизни падшего человека воображение занимает тем большее место и играет тем более пагубную роль, чем теснее оно связано со страстями. «В наше время, — пишет преподобный Максим Исповедник, — человек в своем движении находится во власти иррационального страстного воображения [694]. С одной стороны, воображение возбуждает страсти, предоставляя им основу для действия и развития [695]. С другой стороны, прежде всего страстями вызвана деятельность воображения и ее результаты: питаясь в первую очередь тем, что представляется [696], страсти заставляют воображение порождать образы (прежние или новые), которые страстям соответствуют и им же доставляют искомое удовольствие [697]. Преподобный Максим Исповедник замечает: «Как ум голодного человека воображает хлеб, а ум жаждущего — воду, так и ум лакомки воображает всякого рода блюда, ум любителя наслаждений — фигуры женщин, ум тщеславного — почести от других людей, ум злопамятного — как отомстить тому, кто его обидел, ум ревнивца воображает, как сделать плохо тому, кого он ревнует, — и так со всеми остальными страстями» [698].
Это происходит и в состоянии бодрствования, и во сне. С нездоровыми мечтаниями «бывает так же, как с телесными недугами, которые приобретаются не тогда, когда, как кажется, они появились, а гораздо раньше», — замечает преподобный Иоанн Кассиан. Они являются «признаком болезни, созревавшей внутри… которую отдых и сон заставили проявиться снаружи, открыв скрытую лихорадку страстей, подхваченных нами оттого, что на протяжении дня мы опускались до нездоровых помыслов» [699]. Подвижникам всегда было известно, что сновидения формируются воображением в зависимости от предрасположенности тела [700] и души [701], и в последнем случае это либо набор остатков воспоминаний, чаще всего связанных с делами и заботами предыдущего дня [702], либо средства удовлетворить желания вожделевательной способности, либо, что касается раздражительной части души, это ответ на ее гнев или страхи, если речь идет о кошмарах. Так, преподобный Симеон Новый Богослов отмечает, что «занимающее душу и входящее в нее в состоянии бодрствования также удерживает на себе воображение и помыслы в состоянии сна» [703]. Преподобный Никита Стифат обращает наше внимание на то, что в сновидениях «мечтания ума соотносятся с расположением внутреннего человека и его заботами» [704]. А преподобный Максим Исповедник уточняет: «Когда возбуждено вожделение (ἐπιθυμία), тогда ум видит во сне то, что является предметом наслаждения. Когда возбуждена агрессивность (θυμός), он видит то, чем провоцируется страх» [705]. Преподобный Симеон Новый Богослов пишет о том же: «Когда вожделевательная часть души (ἐπιθυμητικόν) подталкивается к страстям, к объятиям, к наслаждениям и удовольствиям жизни, душа замечает то же самое и в сновидениях. Если раздражительная часть (θυμικόν) заставляет душу испытывать злобу по отношению к себе подобным, то снятся ей лишь нападения хищников, битвы и столкновения змей, и она спорит со своими противниками, как перед судом. Если же разумная часть (λογιστικόν) превозносится из-за тщеславия или гордости, то душа видит себя имеющей крылья и летящей по воздуху, восседающей на высоком троне или шествующей во главе народа перед кортежем повозок» [706]. Преподобный Никита Стифат еще более уточняет это описание связи сновидений с различными страстями: «Имеющий душу веществолюбивую и сластолюбивую ищет в сновидениях стяжания вещей и денежные прибытки, также женские лица и страстные объятия, от которых случается с ним осквернение плоти и одежды. У кого душа жадная и скупая, тот видит повсюду золото, взыскивает уплаты, умножает проценты, собирает [добытое] в сокровищницы, но он лишен милосердия и приговорен. Кто гневлив и завистлив, тому представляется, будто за ним гонятся звери или ядовитые пресмыкающиеся, и он испытывает великие ужасы и страхи. У кого тщеславием напыщена душа, тот видит себя прославленным, окруженным народом, воображает вершины власти и почитания. Он мнит, что обладает тем, чего у него еще нет или что вот-вот будет, и он всегда бдит. У кого душа горда или исполнена самомнения, тот видит себя разъезжающим на блестящих колесницах или летающим на крыльях по воздуху, а других всех трепещущими перед величием его власти» [707]. Таким образом, сны своим существованием и своей формой раскрывают природу и силу страстей, от которых они происходят [708], и, стало быть, свидетельствуют о том, что душа больна, и даже проясняют, какими болезнями и в каких своих частях она особенно поражена. Как говорит авва Евагрий, «если в воображениях сна бесы, нападая на вожделевательную часть, заставляют нас видеть собрания друзей, пиры с родственниками, хоры женщин и все прочие зрелища подобного рода, порождающие наслаждение, и мы принимаем эти образы с готовностью, то, значит, именно в этой части мы больны и здесь сильна страсть. Когда, с другой стороны, они беспокоят раздражительную часть, заставляя нас следовать по крутым дорогам, показывая вооруженных людей, ядовитых или хищных зверей, и нас такие дороги повергают в ужас, и мы спасаемся бегством от преследования этих зверей и людей, тогда будем врачевать раздражительную часть» [709].
В этой двойной связи воображения со страстями бесы, как подчеркивают святые отцы, играют очень важную роль: как в том, что подталкивают человека к деятельности воображения в ответ на страсти
