И маленький страдалец все чувствует, все знает, понимает, а шевельнуть рукой-ногой, а иногда и всем туловищем — не может. Драма! А еще есть мнение опытных врачей, что вирус охотней внедряется в организмы тонко организованных детей — умных, чутких, глубоко чувствующих мир.
Вот такие пироги. У этого вируса есть еще одна зловредная особенность — пересаживаясь с одного человека на другого, он крепнет и озлобляется, становится все более ядовитым (по-научному — вирулентным). И в конце концов может совсем погубить человека. Вирус-убийца. Так что Нобелевская премия американским вирусологам досталась по заслугам.
Но наши ребятки об этом не ведали, а просто продолжали жить. У Мевана была поражена только ножка. Вот он на другой фотографии — в костюмчике, с плюшевым медведем на руках. Одна нога отставлена, он на нее почти не опирается. Но лицо веселое. В детстве дефекты тела не приносят таких страданий, как у взрослых. Он ходил и даже бегал, сильно хромая и придерживая коленку рукой. Такой «хром, хром, где твой дом?»
Мака тоже была хромоножка и тоже бегала, опираясь на коленку рукой. Бегала стремительно, на ходу выкрикивая какие-то грузинские ругательства. Очень темпераментная особа. Волосы прямые, разлетные, глаза — черные угольки, и нос слегка крючком. Но он ее не портил, а украшал. Губы тонкие, сжатые. Чуть что — дерется. Прямо кулаком по носу — бах! Но быстро мирилась. Отдавала свои игрушки, сладости. Жалела побитого. С Меваном дружила, не дралась. Только густые бровки хмурила, если что не так. Они у нее сходились прямо на переносице.
Румын Иону был худеньким долговязым мальчиком. Он очень сильно пострадал — паралич ног и частично рук. Передвигаться мог только в специальных туторах-аппаратах, в корсете и опираясь на два костыля. Говорил он по-русски с акцентом и смешно завывал в конце слов, если они кончались на гласную: мамау, папау, Макау. Дети смеялись, он тоже вместе с ними. А вот имя цейлонца он произносил твердо — Меван. Он был совершенно незлоблив, и ребята его любили.
Когда с ним случилось несчастье, все были подавлены и даже поплакали несколько деньков. Вечером он поскользнулся на кафельном полу, костыли поехали куда-то вбок, и он грохнулся со всего маху, даже не успев подставить параличные руки. Ударился головой об угол детского столика — внутримозговая гематома. Ночью приезжал нейрохирург, срочно его оперировал и забрал в свою больницу, там он и умер на следующий день. Всех врачей наказали неизвестно за что. Даже мне, молодому инструктору лечебной физкультуры, и то изрядно перепало. Нашего главного врача, неуязвимую и монументальную Таисию Петровну, по партийной линии тряхнули как следует, что не углядела.
Но мальчика не вернешь, очень жаль. Хотя впереди его ждали годы и годы мучений. Тем более он был совершенно не приспособленным к обыденной жизни — деликатное и беззащитное существо.
Вот, к примеру, Владик Сорокин. По виду — совершенный херувим, эльф, только без крылышек. Вместо них — торчащие лопатки. У него не только ножки, но и спинка была поражена. Он все время лежал. Сидеть мог только в корсете. Но был боевым. Всем ребятам придумал клички-прозвища: Мака-Бяка, Рая — Первое мая, Меван — цейлонский чай. А его называли Сорока- Балаболка. Очень был речистый. И озорной. Если не мог дозваться нянечку с «уткой», а это бывало сплошь и рядом, открывал одеяло и аккуратной струйкой писал на соседнюю кроватку. Такой устраивал деликатный фонтанчик. Никто ничего не успевал заметить, а он уже укрывался одеялом и вслух придумывал балабольные стишки. Сухо и хорошо.
Меван был совсем иным человеком, как с другой планеты. Мать привезла его в середине зимы, и он с изумлением рассматривал снег, осторожно трогал его лопаткой, пытался взять в рот, лепил снежки и смеялся. У него самого зубы были снежной белизны.
А когда наступила весна, он ужасно забеспокоился и стал требовать, чтобы ему надели белые штаны. «Лето, тепло, дядя Вова, надо в белых штанах. В белых. Не в черных». Я представлял себя в белых пижонских брюках, это в те-то годы (!), и нервно смеялся. Женщины его тоже удивляли — в темных юбках и мрачных блузках. «Надо сари носить, сари — это хорошо, красиво». Наши не слишком умные медсестры по-своему реагировали на его критику. Вечером, когда дети уже лежали в кроватках и свет был погашен, они появлялись в проеме двери в накинутых наподобие сари простынях и делали, как им казалось, изящные индийские танцевальные движения. Это было время индийских кинофильмов. «Радж Капур, посмотри на этих дур» — эти стишки были как раз про них.
Меван вскидывался: «Мама, мама приехала!». А потом разочарованно сникал. Когда мы об этом узнали, особенно наши семейные женщины-врачи, то этих дурех отругали, застыдили. Но с них как с гуся вода. Бездетные пока были, да и жестокосердные. Такая ментальность.
А Меван все больше тосковал по дому. Я упросил главврача отдавать мне его на выходные. Моя мама и тетки с удовольствием с ним возились. Я был еще не женат и тоже свободен. Мы ходили на Красную площадь, рассматривали Мавзолей. Вовнутрь не входили, чтобы не пугать ребенка. Он читал по-русски: «Ленин» и «Сталин», потом громко спрашивал: «А Хрущев здесь не лежит? Почему? Там нет места? А когда он там будет лежать?» Мы переглядывались, давясь смехом, и поскорей его уводили — от греха подальше. Топтуны там роились, как бабочки, каждый третий или даже второй был в строгом недорогом костюме, и все в одинаковой обуви. Взгляд у них был тоже одинаковый, фиксирующий. Ну их в болото. Мы его скорее увозили в зоопарк или в планетарий — в то далекое время он еще исправно работал и завлекал картинами мироздания. Меван смотрел на огромную Луну и мечтательно говорил: «Как дома».
Его мать часто присылала в больницу письма на мое имя, но их забирала главная врачиха и отсылала куда надо. Потом мне их вернули, и они сохранились, правда, куда-то задевались. Но я их обязательно найду, дам перевести с английского моему младшему сыну Игорю или зятю Алеше и почувствую ту щемящую атмосферу другого, незнакомого и таинственно-привлекательного мира, в который меня переносил ласковый темнокожий мальчик.
Потом детишки разлетелись, потерялись, и след их размыло. Почти. Почти, потому что недавно нашлась Раечка Симкина, она доцент в каком-то сибирском вузе. И, прочитав мою книжку врачебных рассказов, связалась со мной по электронной почте. Мы будем переписываться, и я надеюсь узнать, как сложилась судьба маленьких страдальцев-эльфов.
Секс: радости и проблемы (Эссе)
Важно понимать, что секс —
это фактор здоровья, крепкой
семьи, благополучия, наконец,
земных радостей, из которых
главная — любовь!
Человек совокупляется так, как водит автомобиль. А автомобиль он водит, как пишут американцы, в зависимости от того, какой он человек — уверенный или робкий, нахальный или деликатный, эгоистичный или учитывающий интересы других участников движения. Оголтелый или предусмотрительный, внимательный или рассеянный, нежный или грубый. Наконец, умный или глупый, т. е. дурак. Дурак обыкновенный. Сколько хочешь таких. Дур — тоже. Здесь равноправие.
Но в самой сути процесса равноправия нет. Или встречается очень редко. Вот к чему и надо стремиться, добиваясь гармонии.
Это первое правило, как в одежде, в музыке, — добиться гармонии, то есть сочетанного чувства, действия, выражения этого чувства.
Бог и природа придумали эффективный способ размножения любой живой твари. Нет, не только почкованием и не черенками или просто делением, как у амеб. Это тоже в природе, конечно, имеется, но гораздо реже и для нас не интересно, не задевает. А задевает, и очень сильно, способ слияния разнополых существ. Названий этому способу люди придумали десятки, если не сотни. От приличных до крайне неприличных. Один мой коллега называл этот способ «песня без слов». Но суть от этого не меняется — мужская клетка должна внедриться в женскую. Тогда получится новое существо. Просто и ясно. На первый взгляд. Но процесс этот настолько многогранен, богат сутью и деталями, что его так просто, голыми руками не возьмешь. Про это написаны тома.
Природа придумала колоссальную приманку, награду за содеянное слияние. Организм так устроен, что в момент выброса клетки, как результат эякуляции и оргазма, мозг находится как бы под наркозом. В нем происходят сложнейшие биологические и химико-физические процессы.
Повышается болевой порог (боль почти не ощущается), в подкорковые центры поступают морфийные соединения, которые создают иллюзию радости, счастья, удовольствия. Чтобы их усилить, синхронизируются биотоки мозга (в спокойном состоянии они асинхронны), сила их от этого увеличивается (кстати, тот же эффект наблюдается при эпилепсии, ну, это к слову).
Человек кричит, стонет, вопит, почти как Шарапова на корте. Только тише, чем она, — у кого силы не хватает, а кто боится разбудить соседей. Кстати, американцы записали на CD ее вопли и выгодно продают. Спрос колоссальный, вот так-то.
