И выяснилось: нет, пеллагра не заразная болезнь!
Нужно только чуть-чуть уменьшить бедность; каких-нибудь лишних полдоллара в день на, мясо и молоко и немного общественных средств на подготовку инструкторов - и пеллагра превратится в печальное воспоминание. Вот что рассказал Гольдбергер Уильяму де Клейну, озабоченному катастрофически тяжелым положением тысячных масс пеллагриков, неожиданно обнаруженных наводнением.
IV
Все это было весьма просто, но мало реально. Чем, в самом деле, могли помочь растерявшиеся работники Красного Креста этим злосчастным фермерам, толпами стекавшимся в лагеря, с кровавыми язвами на руках и остановившимся взглядом; у большинства из них было идиотски блаженное выражение лица. Больше пятидесяти тысяч пеллагриков насчитывалось в районе наводнения, в штатах Миссисипи, Арканзасе, Теннесси и Луизиане.
- Что мы можем предпринять сейчас? - спросил практичный де Клейн мечтателя Джозефа Гольдбергера, на что последний с улыбкой ответил:
- Накормите их!
Но недаром Уильям де Клейн слыл одним из практичнейших работников Красного Креста. Он хорошо знал человеческую натуру и поэтому ответил Гольдбергеру, что нельзя же в один день изменить привычную диету миллионов людей. Ради бога! Будем практичны. Давайте рассуждать здраво. Когда все эти жертвы наводнения вернутся в свои отвратительные берлоги, ведь у Красного Креста попросту не хватит денег кормить миллионы людей мясом и молоком. Ведь это же, как хотите, роскошь! С точки зрения экономики, это крайне нездоровая идея. И так далее и тому подобное.
- Ладно, - улыбнулся Гольдбергер, терпеливо выслушав до конца огорченного директора медицинской части Красного Креста. - Ладно. Не волнуйтесь. К чему расстраиваться? Прежде всего выявите всех бесспорных пеллагриков. Когда вы это сделаете, давайте им пивные дрожжи, обыкновенные пивные дрожжи в порошке, три раза в день по две чайные ложки, на воде.
Много лет назад Гольдбергеру, хотя сам он ни в малой мере не был экономистом, уже пришлось столкнуться с фактором экономической немощи своей страны, с ее экономической несостоятельностью. Он не был знаком с трюками наших экономистов. Он был всего лишь врачом. Он не знал, где взять пятьдесят центов в день для спасения миллионов людей, которые по какой-то загадочной причине чем больше трудились в поле, чем дольше простаивали у ткацких станков, тем глубже залезали в долги. Гольдбергер не был ни пророком мнимого изобилия, ни сторонником бюджета, сбалансированного за счет трудящихся масс. Он был только ученым, и в качестве такового скромно удалился в зловонный подвал лаборатории, к своим «черноязыким» собакам, у которых ему только что удалось вызвать искусственную пеллагру посредством диеты «три М».
Так вот, господа банкиры, держатели закладных, плантаторы, фабриканты, вы, шокированные работники Красного Креста, и вы, хворающие пеллагрой издольщики, вот вам пивные дрожжи! Нельзя сказать, чтобы это было вкусно. Они довольно горькие. Но цена им всего семнадцать центов за фунт. Если хорошее питание является могучим средством для предупреждения пеллагры, то дрожжи действуют на пеллагрика еще сильнее. Два цента в день на человека спасут всех этих несчастных людей, медленно агонизирующих на глазах у добрых граждан.
Гольдбергер с улыбкой смотрел на де Клейна и видел, как его светло-серые глаза сузились и заблестели.
Два цента в день для спасения человеческой жизни - здоровая это экономика или нет? Может Америка это осилить? Может Красный Крест организовать это дело?
Де Клейн признает, что это был самый счастливый день в его жизни. Он вышел из ученого логовища Гольдбергера и отправился к Джону Бартону Пэйни. Суровый председатель Красного Креста молча выслушал де Клейна и на его почтительную просьбу отпустить двадцать пять тысяч долларов коротко буркнул: «Не возражаю!» Чиновники отдела здравоохранения телеграфировали де Клейну, что, мол, да, конечно, они охотно испробуют новое средство. И вот уже неподалеку от поселка Большого дерева, в Арканзасе, доктор Билль де Клейн стоит над первым в его практике случаем пеллагры.
Рядом с ним стоят сестра Красного Креста Энни Гэбриель и старый местный доктор, который уж и не помнит, сколько народу умерло на его глазах от пеллагры, но может отлично сказать, какой больной уже не жилец на этом свете. Перед ними лежит восемнадцатилетняя девушка-негритянка. Это не человек, а мешок с костями; она в последней стадии пеллагрического истощения. Ее желудок уже не может удерживать принятую пищу. Ее рот полуоткрыт, взгляд неподвижен. На вопросы она отвечает слабым, чуть слышным писком. Ее шея, руки, ноги усеяны мухами, гуляющими по мокрым неперевязанным язвам.
- Что, если тут попробовать дрожжи, доктор, а? Как ваше мнение? спрашивает де Клейн. Отчего же? Тут можно пробовать все, что угодно, потому что ей осталось жить не больше недели или десяти дней. Случай явно безнадежный, и старый доктор согласен на всякие опыты, какими бы смешными они ему ни казались. И что тут удивительного, если он отнесся скептически к такому странному средству, как обыкновенные дрожжи? Дрожжи - ведь это не лекарство с каким-нибудь замысловатым названием. Испокон веков они употребляются для приготовления пива и хлеба. Затем последовал урок новейшей, ультрасовременной науки в ее домашнем применении. Де Клейн заставил мать умирающей девушки отмерить две чайные ложки дрожжей и размешать их в старой чашке с небольшим количеством воды.
- Ты будешь это делать, мэмми, три раза в день. По две ложки три раза каждый день. Три раза, не забудь.
- Да, да. Буду давать ей, - сказала мэмми.
Но едва она попробовала дать дочери лекарство, у той началась рвота, и все полилось обратно.
- Ничего, ничего, приготовь другую порцию. Попробуй, мэмми, еще раз...
Весь этот день де Клейн, сестра Гэбриель и старик доктор ходили из одной жалкой лачужки в другую, еще более убогую. Было ли это похоже на медицину? Они и сами не вполне верили в то, что делали, не исключая и де Клейна, который высоко ценил и уважал Джозефа Гольдбергера. Затем де Клейн отправился в поездку по штату для распространения нового средства. Он оставил преданную Энни Гэбриель орудовать в Арканзасе, ходить из хижины в хижину, обучая и уговаривая людей. Через две недели де Клейн вернулся в поселок Большого дерева. Он зашел с сестрой Гэбриель в первую хижину и увидел, что умиравшая недавно девушка уже сидит в постели. Ее язвы зажили. Она смотрела на них веселыми глазами. Ей хотелось есть, она уже не выбрасывала обратно съеденную пищу. Она уже не умирала от голодного истощения.
- Нет, нет, это чудесное исцеление не случайность, - взволнованно говорила обычно сдержанная и деловитая Энни Гэбриель. - Так было и с другими. Все, кто принимал дрожжи, поправились, многие уже ходят, даже работают!
Это были первые опыты в практических условиях и в невероятно скверной научной обстановке. Это было одно из самых могучих и верных средств, какие только знала история борьбы со смертью! Так де Клейн, чиновники здравоохранения, врачи, сестры и диететики района Дельты начали сеять семена знания об этом простом и до смешного дешевом средстве. Это был глубочайший массовый сев, потому что только самые низшие слои человеческой массы были в опасности. Наводнение действительно оказалось благодетельным бедствием!
Но каков результат? Была ли, наконец, пеллагра побеждена? Ну, конечно, нет. При всей простоте и эффективности нового лечения сухие дрожжи все-таки не были пищей. Это было только горькое, неприятного запаха лекарство. Вот в чем его слабая сторона: в течение шести недель продолжается его целительное действие. Почувствовав прилив новых сил, больные больше не нуждаются в лекарстве. Они перестают его принимать. Они возвращаются к диете «три М» и снова попадают под угрозу заболевания. И, несмотря на дрожжи, в 1928 и 1929 годах смертность от пеллагры продолжала расти. Затем пришла большая засуха 1930 года, и едва ли можно было назвать ее «благодетельным бедствием». Конец лета и осень 1930 года де Клейн, утвержденный директором медицинской части Красного Креста, и пешком, и верхом, и на машине блуждал по стране, лишенной малейшего стебелька травы; он видел мертвых мулов и костлявых, издыхающих коров; он заходил в хижины, из которых исчезли даже пресловутые «три М», в темные, печальные хибарки, занесенные пылью хлопковых полей. В один из таких дней, возвращаясь в Литл-Рок при медно-красном зареве заката, де Клейн, этот крутой и грубоватый голландец, еле сдерживал слезы гнева: он впервые видел картину массового голода.
В дело вмешался Красный Крест. Работники Красного Креста, зная, что американский народ всегда охотно откликается на призыв о помощи в бедствии, организовали сбор средств в пользу пострадавших от засухи. Было намечено десять миллионов долларов; собрали на пятьсот тысяч больше. Этой осенью Красный Крест кормил свыше пятисот тысяч семейств, свыше двух миллионов человек. И все-таки это было только слабым паллиативом, полумерой, против разгула пеллагры, свирепствовавшей в районе Дельты.
