– Вычеркни меня, – потребовал Бондарь. – Ни к чему поднимать этот случай…
Доктор Пыжненко встала и, не проронив ни слова, вышла. Не съеденные сушки остались лежать на столе.
– И не подумаю! – Сафонов небрежным взмахом руки откинул назад волосы, упавшие на глаза и продолжил чтение: – За каждую, даже самую незначительную провинность нас обязывают писать подробнейшие объяснительные. Особенно достается тем, с кем у новой заведующей есть личные счеты. Так, например, уже упоминавшийся выше доктор В.А. Данилов, к которому заведующая испытывает сильную личную неприязнь…
– Хватит! – Данилов встал и неторопливо подошел к Сафонову. – Отдай мне этот пасквиль!
– Еще чего! – вскочив на ноги, Сафонов грубо оттолкнул руку Данилова. – Мы с Дмитрием Александровичем два часа над ней корпели, а ты «отдай»! И потом – что ты взбухаешь? Сначала дослушай до конца. Там же не против тебя, а за тебя написано!
– Отдай! – обеими руками Данилов взял Сафонова за грудки и выволок из-за стола в проход. – Отдай, сволочь!
Присутствовавшие при чтении остались сидеть на своих местах, откуда и наблюдали за развитием конфликта.
– На, подавись! – Сафонов швырнул скрепленные металлической скрепкой листы на пол. – Псих!
Данилов разжал пальцы, отпуская оппонента на свободу, и, подняв жалобу, разорвал ее напополам.
– Будьте же людьми, черт бы вас побрал! – призвал он, выбрасывая скомканную бумагу в мусорное ведро.
– На себя посмотри, контуженный Ланселот! – огрызнулся Сафонов, усаживаясь за стол. – Взял и все удовольствие испортил.
– Это – не удовольствие! – Данилов снова подошел к Сафонову и горой навис над ним. – Это – подлость и гадость! Это – мерзость!
– Владимир Андреевич! – подал голос Бондарь. – Давайте не забывать, что есть какие-то рамки…
– Вот и я об этом! – обернулся к нему Данилов. – А то, что вместе с Лжедмитрием накарябал Виталик, напрочь выходит за все мыслимые рамки. Такой чудовищной лжи я еще никогда не слышал! Попробуйте только отправить это письмо Гучкову!
– Попробуем и тебя не спросим! – вскакивая на ноги, крикнул Сафонов. – Нашелся указчик!
Несколько капель слюны, вырвавшихся из его рта, долетели до даниловского лица.
Данилов вытер щеку тыльной стороной ладони, подошел к Сафонову, не сводя глаз с его левой скулы, размахнулся и точным ударом, в который вложил всю силу, отправил Сафонова в угол.
Отправил со всеми полагающимися звуковыми эффектами – грохотом переворачивающегося стола, жалобным вскриком жертвы и мягким ударом тела о стену. Впечатавшись в угол, Сафонов мягко сполз вниз и сел на пол, потряхивая головой с широко раскрытыми глазами.
– Добавить? Или достаточно? – прищурился Данилов.
В душе его вскипало веселое лихое бешенство, которое былинные сказители величали не иначе, как «удаль молодецкая». Славное состояние, чем-то родственное блаженству, когда ты уверен, что поступаешь правильно и все у тебя получится.
Наградив Данилова злобными осуждающими взглядами, Бондарь и Сорокин бросились к Сафонову и помогли ему подняться.
– Теперь ты спекся, Данилов! – осклабился Бондарь. – Телесные повреждения средней тяжести, нанесенные из хулиганских побуждений при свидетелях. Три года будешь в лагере санитарить, если не пять!
– Что здесь происходит? Почему на подстанции все время что-то происходит?!
Елена Сергеевна подошла к уже стоящему на ногах Сафонову и впилась глазами в его побагровевшую физиономию.
– Доктор Данилов ударил доктора Сафонова, – кратко пояснил Бондарь.
– Как – ударил? – опешила Елена Сергеевна.
– Кулаком, сильно, жестоко, – ответил Сорокин. – Один раз.
– Виталий Федорович, с вами все в порядке? – заведующая окинула Сафонова взглядом и сокрушенно покачала головой.
– Все в порядке, Елена Сергеевна, – Сафонов осторожно ощупал место, в которое пришелся удар.
– Надо лед! – Бондарь бросился к холодильнику.
– Владимир Александрович! – В голосе заведующей зазвенела закаленная сталь. – Что вы себе позволяете?! Почему вы ударили коллегу?! Вы пьяны?!
– Я трезв, как стеклышко! – ответил Данилов.
– Почему вы ударили доктора?
– Мы не сошлись во мнениях по одному богословскому вопросу! – попробовал пошутить Данилов.
– Я жду объяснительную! – сказала Елена Сергеевна, принюхавшись к дыханию Данилова и не найдя в нем запаха алкоголя.
На всякий случай она заглянула ему в глаза, проверяя состояние зрачков. Получилось совсем как в былые времена, с той лишь разницей, что тогда она искала одобрения, а сейчас – признаки наркотического опьянения.
– Может быть, лучше заявление об уходе? – предложил Данилов.
– Объяснительную! Или я неслышно сказала?! – Глаза заведующей сузились и превратились в щелки. – Вы не уйдете просто и тихо по вашему желанию, Владимир Александрович! Вас уволят по статье, чтобы на новом месте работы вам было бы неповадно так себя вести.
На трель наладонника все трое выездных врачей сунули руки в карманы, но голос диспетчера успел уточнить раньше:
– Шестьдесят два – одиннадцать, «авто»! Одиннадцатая бригада – «авто»!
– Мне пора! – Данилов изобразил на лице вежливую улыбку и почти выбежал в коридор.
Впервые в жизни он с радостью спешил на «авто»…
До конца смены он доработал спокойно и даже безмятежно, наслаждаясь каждой минутой последних своих суток на «скорой». Все было как всегда, и в то же время немного иначе, потому что – в последний раз.
Данилов не сомневался в том, что приказ о его увольнении будет подписан в ближайшие сутки. Он не знал лишь одного – дадут ему возможность уйти «по собственному желанию» или же уволят по инициативе администрации, как обладателя трех выговоров. В благородстве администрации Данилов сильно сомневался, поэтому в душе склонялся ко второму варианту.
Увольнение не по «собственному желанию», разумеется, снижало перспективы последующего трудоустройства, но Данилов был уверен, что куда-куда, а в участковые врачи его возьмут.
Работу на участке он рассматривал не как «проходной», а как вполне подходящий для себя вариант. Во-первых, не было в этой работе унылой скуки стационаров. Во-вторых, при переходе сохранялись надбавки к зарплате за особые условия труда, только в поликлинике они назывались не «колесными», а «участковыми». В-третьих, как и подстанцию, поликлинику можно было подобрать поближе к дому. Таскаться каждый день на работу и с работы через всю Москву – разве можно вообразить себе худшую участь?
Много бумажек и всякой писанины? Зато не бывает ночных дежурств! С каждым годом бессонные ночи даются все труднее. Ладно еще дежурства в стационаре. Сухо, тепло, светло, весь «район» в пределах одного блока, одного отделения или одного корпуса. Это не под проливным дождем и не в лютый мороз рассекать по Москве, в доброй трети случаев работая под открытым небом. Да и по участку бегать сподручнее и на вызовах так выкладываться не надо. Осмотрел, выслушал, выписал рецепты и попрощался. Ну, а если что не так – набрал «ноль три» и вызвал к больному бригаду! Пусть другие стоят часами в пробках, гадая «довезем – не довезем».
Другие… Данилов посмотрел на часы. Пять сорок две. Еще два часа восемнадцать минут и все! Точка!
– Петрович, тормозни возле супермаркета, – попросил Данилов.
– А надо? – усомнился в целесообразности подобного действия Петрович, уже явно знавший о недавней «битве титанов» на кухонном плацдарме. – Ты лучше потом, по дороге домой сам зайдешь…
– Потом – суп с котом! – раздражение накатило вместе с головной болью. – Тебе что – трудно?
– Легко!
Петрович в сердцах так надавил на тормоз, что Данилов слегка приложился лбом к переднему стеклу, а сладко спавшая в салоне Вера, чуть не слетела с кресла на пол.
– Что случилось?! – крикнула она из салона.
– Остановка «магазин»! – прогнусавил Петрович. – Следующая остановка «Отдел кадров».
– Тут ты прав! – согласился с ним Данилов, потирая лоб. – Я мигом!..
Вернулся он с двумя пакетами в руках. Один, в котором была литровая бутылка самой дорогой водки из ассортимента супермаркета, Данилов протянул Петровичу, а другой – с бутылкой марочного портвейна и коробкой шоколадных конфет, достался Вере.
