Оле не раз доводилось сопровождать в реанимации дочерей, пришедших повидаться с мамами, которые были на грани жизни и смерти. Одна такая девушка не переставая плакала: у ее мамы была тяжелая онкология, к которой в довесок присоединился и ковид. Оля не была уверена, понимает ли девушка, что, скорее всего, это ее последняя встреча с мамой.
Они вместе вышли во двор, сели на лавочку у больницы и заревели. Хором. Это в жизни человек машинально смахивает слезы, а в ковидной больнице лицо трогать нельзя ни в коем случае. Поэтому Оля просто сидела рядом, следила, чтобы девушка не вытирала слезы, и ревела.
И таких историй у каждого волонтера собралось множество.
* * *
Каждый день реанимационного волонтера начинается с чтения журнала: в нем прописаны основные задачи. Обычно сначала идет обработка помещения – в журнале будет прописано, каким средством.
Дальше работа с пациентами: кормление, общение, активизация, гигиенические процедуры… Волонтеры кормят всех, кроме тех, у кого зондовое питание, – это делают медсестры.
Затем – нанесение лежачим больным уходовых средств. Первое время, когда в больнице еще не было волонтеров, пролежни были одной из самых жутких проблем. Многие пациенты находятся в обездвиженном состоянии слишком долго. Теперь профилактика пролежней лежала именно на волонтерах. Они самостоятельно закупали необходимые средства или выписывали из фонда, куда им жертвовали благотворители.
Когда привозили пакеты со средствами ухода – увлажняющими кремами, противопролежневыми препаратами и тому подобным, Анжелика обычно прижимала их к груди с шутливой присказкой: «Никому не отдам, ни с кем не поделюсь, все намажу сама!» И действительно на долгие часы погружалась в ОРИТ.
Реанимация требует много терпения, сосредоточенности и внимания. Но и там не только сострадают и горюют. Были у волонтеров и свои тихие праздники, когда, например, пациентов переводили в линейное отделение. Или просто удавалось помочь, пусть и по мелочи.
Говорят, после реанимации появляется привычка контролировать состояние собеседника по мониторам. Если после ОРИТ выходишь в обычное отделение, первое время охватывает паника: поднимаешь взгляд на монитор – а его нет!
О пациентах Анжелика говорить не любила – и так понятно, что тяжелые. Вспоминает, как одной женщине стало плохо и врачи начали экстренную реанимацию. Анжелика заметила, что пациентка на соседней кровати теряет сознание от увиденного. (Мало кто может спокойно смотреть на чужую смерть.) Не успев подобрать слов, Анжелика махнула рукой трем своим ребятам.
Они все поняли и закрыли пациентку спинами. Стали делать ей комплименты, говорить на отвлеченные темы. Через пять минут она уже улыбалась. Анжелике так захотелось обнять их всех прямо там, на месте, но, к сожалению, это воспрещалось.
Анжелика вообще стоит за своих волонтеров горой и знает историю каждого наизусть.
Анастасия Маренцова,
24 мая 2020, фрагмент поста в Facebook
К нам недавно поступил пациент И. И. – за девяносто лет, почти не видит, еле двигается, тихо-тихо неразборчиво шепчет, с деменцией, дедулечка-одуванчик, каких хочется обнимать, гладить по голове, сидеть на краю кровати и держать за руку бесконечно. В предыдущие дни совсем не реагировал на меня, сегодня приоткрыл глаза и крепко схватился за мою руку, когда я подошла.
Спрашиваю, чем помочь, что сделать, – ответ не разобрать. Методом перебора понимаю, что хочется приподняться на кровати и попить. Помогаю поменять позу, поднимаю, приношу воду. Хочу напоить – шепчет «сам», отбрыкивается. Из-за тремора удержать поилку и попить не может, уговариваю помочь.
Договариваемся, страхую его руки, пьем. От первого глотка воды расслабляются мышцы, я ловлю на лице И. И. легкую улыбку. Опять пытается освободиться от моих рук – «сам», – но в итоге допиваем со страховкой. Я отставляю поилку, возвращаюсь к И. И. Держу его за руку, измеряю сатурацию, спрашиваю, чем еще помочь. И. И. шевелит губами: «Спасибо! Спасибо!», притягивает к себе и целует мои руки в двух парах перчаток. Смеюсь, смущаюсь, говорю: «Ну вы что, не стоит, И. И.!», пытаюсь аккуратно отдернуть руку – не отпускает. У меня полностью запотели очки, и сейчас я рада этому – И. И. не видит мои глаза на мокром месте.
От пациентов получаешь столько благодарностей, столько улыбок, добрых слов, тепла; в палате с пациентами чувствуешь, как сильно ты нужен. Я не знаю, как не быть с ними рядом, не держать за руку, не наклоняться близко, чтобы разобрать шепот, не сидеть на краю кровати и не выслушивать. Возможно, это не самое благоразумное, но в моей отбитой системе координат по-другому не получается, не работает.
У меня нет никакого сомнения, что мы там нужны. И у меня нет ощущения, что мы путаемся у врачей под ногами. Все уже поняли: волонтерство работает. Даже пациенты врачам говорят: «А где волонтеры? А когда придут?»
Маргарита Минасян, волонтер
Отмена важных проектов, невозможность заниматься тем, что любишь, нехватка денег – таким было начало пандемии для Маргариты Минасян.
Вот уже двенадцать лет она работала продюсером в Москве, занималась организацией съемок в различных областях: телевидение, документальное кино, фотография. Весь год Маргарита искала деньги на проект тревел-реалити-шоу, ее команда даже выиграла грант, готовились начать работу в марте – но случился коронавирус, все съемки и договоренности разом схлопнулись. И с другим важным проектом тоже не вышло – из-за локдауна не смог приехать коллега из Вашингтона. «Короны не существует. Вот у тебя хоть кто-нибудь из знакомых заболел?» – не верили друзья из регионов. Конечно, в глубинках начало пандемии считали блажью, это в Москве – пропуска, запреты, пустые улицы.
Спустя два месяца Маргарите надоело сидеть дома, она решила чем-то себя занять. И почти сразу же наткнулась на рассылку в музейном чате: требовались волонтеры в поликлиники для помощи с документами. Почему бы и нет? Волонтерить Маргарита начала еще в студенчестве, да и к тому же она не жила с пожилыми родственниками и не могла принести им заразу домой, хронических заболеваний тоже не было, крепкая, молодая, всего тридцать семь лет.
– А зачем вы пришли? Нам тут помощь не нужна. Нам нужна помощь в выездных бригадах, скорых – там не хватает людей, – так сказали Маргарите в одной из клиник, куда ее определили.
Но она не растерялась:
– Я готова ездить с бригадой скорой, если будет защита.
Конечно, ее туда не взяли. Какие еще волонтеры в команде врачей и медсестер? Чем они могут помочь без должного образования?
Но Маргарита не сдавалась. Пошла в Первую Градскую и начала помогать в кардиореанимации. Ни медсестры, ни врачи ранее там волонтеров не видели. Но санитарок катастрофически не хватало, все болели, а тут приходили люди и говорили, что готовы на все. И попу вытереть, и памперс поменять, и полы помыть.
– Ой, Ритуля, ты пришла!
– Почему же я могла не прийти, я же обещала, что приду…
– Но такой ливень, я думала, ты не пойдешь!
– Ну вы что вообще? Чтобы ливень меня остановил? Господи!
Маргарита вспоминала, что когда они уходили из Первой Градской и со всеми прощались, то даже врачи их поблагодарили. Многие из них не догадывались, что волонтеры работают за идею, а не за деньги. А если узнавали, то искренне удивлялись. После Первой Градской Маргарита ушла в 52-ю и почти сразу же попала к Анжелике в «красную зону».
* * *
Маргарита хорошо помнит одного из своих самых тяжелых пациентов. Общаться он мог, но был очень слаб. Когда кое-как разговорились, ей захотелось хоть чем-то его порадовать, – девушка спросила, чего ему не хватает.
Обычно в ответ на этот вопрос слышишь что-то неожиданно простое: просят селедочки, супа или чего-нибудь сладкого. Но этот раз до нее донеслось слабое «кислорода». На тот момент он находился в реанимации уже пятьдесят три дня. Все волонтеры из этого ОРИТ прекрасно его знали. Маргарита приходила к нему в течение месяца. И вот его не стало. Ей было страшно смотреть туда, где он раньше лежал…
