И оказывается, народного кумира никто даже не узнает — от бандита до часового. А когда его грабили посреди Москвы, при всем честном народе, «народ стоял и смотрел». Да и отношение шофера к своему высокому пассажиру чем–то очень напоминает снисходительно–покровительственную опеку Санчо Пансы. Послушался бы умного человека, все было бы в порядке.
А странные события в Сокольническом райсовете между тем шли своим ходом. Там появился сам председатель.
Чабанов:
«Тогда–то тов. Ленин обратился к нему, объяснив, что у него отняли машину. Тот ответил, что у нас не отнимают машину, почему у вас отняли? Тов. Ленин ответил: «Они вас знают, а вот меня не знают, поэтому у меня отняли машину». После чего тов. Ленин попросил дать позвонить по телефону. Подходит к телефону товарищ Петерс. Тов. Ленин стал ему объяснять о случившемся, что случай этот не политический, а бандитский… Товарищ из райсовета очень покраснел, чувствуя, что попал в неловкое положение. Тов. Ленин был недоволен таким случаем, очень волновался, прохаживаясь по комнате и заложивши руки под жилетку. Все время ходил по комнате…»
Излюбленная поза Ильича, известная по тысячам изображений… Да, тут заволнуешься: теперь не только бандит или часовой — сама Советская власть в лице ее официального представителя не узнает своего вождя! И только при появлении на горизонте заместителя председателя Чека товарища Петерса начинает реагировать…
Гиль рассказывает, как дальше развивались события. Поднялась суматоха. Товарища из Совета как ветром сдуло: сорвался с места и куда–то исчез. Потом так же стремительно появился и доложил, что все меры немедленно будут приняты для быстрой погони.
“— Поздновато, — говорит, улыбаясь, Владимир Ильич. — Я никогда не думал и даже предположить не мог, что почти у самого Совета, на глазах у постовых совершаются такие дела, открытые грабежи, и никаких мер Совет не принимает по охране граждан от насилия. Наверное, такие случаи у вас нередки. Грабят ли у вас, в вашем районе на улицах граждан? — задает вопрос Владимир Ильич и пристально смотрит на товарища.
— Да, случается нередко, — смущенно говорит он.
— А что же вы предпринимаете?
— Боремся, как можем, — говорит он.
— Но, очевидно, не так энергично, как нужно, — говорит Владимир Ильич.
— Надо, товарищи, надо взяться за это серьезно, — говорит Владимир Ильич.
В это время пришли машины из автобазы. Я провожаю Владимира Ильича до машины, хочу сесть за руль, а он не разрешает.
— А вы, товарищ Гиль, — говорит он, улыбаясь, — отправляйтесь на розыски машины, без машины домой не являйтесь…»
Итак, Ильич направился наконец к своей заждавшейся супруге. Машину нашли в тот же вечер — брошенной в сугробе на набережной Москвы–реки. А вот бандитов ловили долго…
Силы стражей порядка и уголовников тогда были едва ли не соизмеримы. Трудно сказать, кто из этих конкурентов по части устрашения населения был больше хозяином на улицах. Бандитизм в Москве стал сущим бедствием: здесь действовали десятки отчаянных, хорошо организованных и вооруженных до зубов шаек, державших в страхе весь город. В самой крупной из них — кошельковской, — по прикидкам чекистов, было больше ста головорезов.
«Принять срочные и беспощадные меры по борьбе с бандитизмом!» — предписал Ильич, едва пришел в себя после дорожной передряги.
И меры, конечно, приняли.
Через несколько дней в газетах появился грозный приказ: «Всем военным властям и учреждениям народной милиции в пределах линии Московской окружной железной дороги расстреливать всех уличенных и захваченных на месте преступления, виновных в произведении грабежа и насилия…»
Город был поднят на ноги, прочесан вдоль и поперек. Охрану Ильича резко усилили, забрали в учреждениях машины для патрулирования улиц. Столица перешла на военное положение.
Вскоре начальник Центрального управления уголовного розыска Розенталь рапортовал Ленину:
«В целях расследования случая разбойного нападения на Вас при Вашем проезде по Сокольническому шоссе, а также в интересах пресечения бандитизма мною было поручено произвести обход и обследование всех частных меблированных комнат и частных квартир, в которых мог найти убежище преступный элемент г. Москвы. Были подвергнуты немедленному аресту все лица, заподозренные в причастности к нападению… Удалось задержать и арестовать до 200 человек…»
Однако Кошелька с дружками среди арестованных не значилось. Милиция с ленинской задачей явно не справлялась. Тогда–то и была организована особая ударная группа Чека во главе с бывшим рабочим славной своей революционной историей «Трехгорной мануфактуры», испытанным партийцем и матерым сыщиком Мартыновым.
Захватывающим эпизодам охоты за Кошельком посвящена та из рукописей Мартынова, которая досталась для обработки автору «Одесских рассказов» Исааку Бабелю. Перед писателем во всем своем жутком великолепии предстал московский вариант бессмертного Бени Крика.
Яшку искали денно и нощно. По улицам для приманки разъезжали легковые автомобили и роскошные лихачи–извозчики — следом ехали комиссары. Чекисты обшаривали кабаки, притоны и воровские шалманы, вербовали там сексотов и сами втирались в уголовные шайки, надевая маски бандитов и с успехом играя их роль, совсем как ряженые в круговерти святочной фантасмагории.
И вот лубянским пинкертонам повезло: удалось узнать клички трех членов кошельковской банды: Конек, Лягушка и Черный, а потом и выйти на их след.
Мартынов со смаком описывает, как это произошло. Заглянув в один из злачных подвалов на Пресне, он подсел там к теплой компании.
— Ну, наливайте и мне! А что, братцы, не встречал ли кто Лягушку?
Посмотрели подозрительно.
— Чего нужен Лягушка?
— Деньги надо отдать.
— Аккуратная личность! А не пропить ли их вместе?.
Пришлось разориться на ханжу — китайскую рисовую водку. В результате после долгих хитростей удалось проведать, что Лягушка со товарищи собирался в баню. Быстро смотав удочки и прихватив по пути помощников, Мартынов рванул туда, в Проточный переулок. Едва прибыли на место, как в переулок влетает лихач и в нем — двое бандитов с третьим на коленях. Все было как в лучшем голливудском боевике: «Я вынул два револьвера, другой сотрудник тоже, а третий… ухитрился под уздцы остановить лошадь. Ни один из бандитов не успел сделать ни одного движения, чтобы выхватить револьвер. Мы обезоружили их и повели…»
Следствие велось на самом высоком уровне, в допросах участвовал сам Феликс Дзержинский. Бандитов поставили к стенке и потребовали адрес Кошелька. Адрес, разумеется, был получен. А бандитов, разумеется, расстреляли.
Два дня сидели на квартире в засаде. На третий день появилась «развязная личность, именуемая Ленька Сапожник», как оказалось, подосланная в качестве приманки. И когда чекисты вывели Леньку на улицу, то сами, в свою очередь, напоролись на кошельковскую засаду. Завязался бой, в результате которого двое конвоиров были убиты, а Ленька Сапожник ушел.
И снова след Кошелька простыл.
Через несколько дней судьба опять посмеялась над чекистами. Они нагрянули с арестом к одному сахарному спекулянту, а у него в тот момент совершенно случайно оказался в гостях сам Кошелек. Увидев опасность, он через черный ход выскочил на улицу и там лицом к лицу столкнулся с двумя сотрудниками Чека. Мгновенно преобразившись, Яшка грозно надвинулся на них:
— Кого ждете? Вы из какого отделения? Предъявите документы!
— А вы кто? — опешили чекисты.
— Я Петерс, — не задумываясь, ответил Яшка.
Высокий, представительный, в серой шинели и меховой папахе, он произвел на чекистов гипнотическое впечатление: они покорно протянули ему документы — и получили в ответ пули. Один был убит, другой ранен, а Яшка и на этот раз благополучно унес ноги.
Роль видного чекиста Кошельку явно понравилась. Он раздобыл соответствующие документы и сам перешел в наступление: стал появляться со своей свитой открыто. Тешился вовсю. Заявлялся домой к какому–нибудь работнику Чека и требовал адреса его коллег, а на прощанье хладнокровно приканчивал хозяина дома. Устраивал обыски с изъятием денег и золота на заводах — по всей форме, в присутствии рабочих, с приглашением администрации и профсоюза. Останавливал на улице военных и «конфисковывал» у них оружие, выдавая себя за начальника отдела Чека. Потом эти доверчивые вояки послушно являлись на Лубянку просить вернуть им револьверы…
Карнавал разгулялся: чекисты притворялись бандитами, а бандиты чекистами — менялись масками, перенимали друг у друга опыт и приемы, а иногда так входили в роль, что не хотели с ней расставаться и переходили в стан противника. Зачастую среди работников Чека и милиции оказывались уголовники: убийцы, воры и мошенники. Мартынов пишет: «Состав сотрудников тогдашнего розыска… не только представлял собою в большей части антисоветский элемент, но и прямо–таки содержал в себе всякие отбросы, которые в некоторых случаях сами держали дружескую связь с бандитами».
